Мы немного помолчали какое-то время, словно он не решался уйти, а я не решалась прогнать его, потому что не знала, чего я хочу. Но внутренний страх исчез.
– Поможете мне отодвинуть шкаф и вам не придется прыгать в окно! – Один Господь знал, чего в моих словах было больше – иронии или сожаления.
Но он покачал головой:
– Ваш верный пес Грэм спит под дверьми и мне не пройти через него…
Я до сих пор не знаю, почему он ушел, так и не дождавшись откровенного недовольства или моего приглашения. Но тот факт, что милорд покинул меня без слов, и единственная вольность, которую он позволил себе – это легкий поцелуй, обеспечило мне бессоницу на всю оставшуюся ночь.
Я ворочалась в кровати, то укрываясь с головой, то выныривая из-под одеяла. Я несколько раз взбила свою подушку, но как бы ни обнимала ее, облегчения это не принесло. И к утру я так и не решила для себя, кто и кого отверг в эту ночь…
Все последующие дни, отданные нелегким тренировкам, были почти копией первого дня. Ради меня милорд забросил все свои государственные дела и в первые недели наших занятий мне пришлось выслушать от него очень много «ненужных и лишних» слов, которые обычно говорят в адрес совершенно бестолкового ученика.
Но спустя месяцы мои руки неожиданно обрели силу и знание того, как ее приложить. К тому же манера милорда сражаться на шпагах и рапирах не имела ничего общего с «осторожным сближением», о котором он говорил.
В показательных поединках со своими людьми он был подобен урагану, стремительно опустошающему все на своем пути. Он казался мне сильным, могучим и непобедимым, и я хотела точно также овладеть его отвагой и знанием, как ее применить.
Целые месяцы превратились для меня в один долгий и нескончаемый день, ибо все они были похожи друг на друга, как близнецы. Тренировки, тренировки, тренировки и перерывы для отдыха и прогулок верхом.
Однажды милорд отправил куда-то Анжея с поручением, выполнение которого заняло у него несколько дней. И впервые за все эти месяцы вместо Анжея на вечернюю прогулку со мною поехал сам милорд. Она стала первой в бесконечных и всех последующих прогулках, и Анжей больше не приближался ко мне на своем сером скакуне.
Милорд давно заприметил, насколько проще мне было чувствовать и понимать его, если он находился рядом. И это было так странно! Зачастую ирония его слов, скрытые мысли, контролируемые чувства и глубоко запрятанные эмоции доходили до меня вовсе не потому, что разум анализировал поступающую информацию и делал соответствующие выводы. Знание того, что он чувствует, рождалось в моей голове или в сердце, даже не понимаю как. Каким бы непроницаемым не казалось его лицо, близкое расстояние помогало мне уловить его эмоции. Этим мы отличались друг от друга, ибо мои мысли и эмоции он без труда мог читать на моем лице.
Даже, когда я пишу, я не могу не думать о том, что где-то за дверью моей комнаты он смотрит на звезды и размышляет о моей судьбе. Я тоже смотрю на звезды из своего окна и тоже пытаюсь размышлять.
Ощущая невидимые нити, связывающие нас, я начинаю верить тому, что зло живет во мне так же, как и в нем, что оно подавляет меня. Я начинаю думать, что наполняя мою жизнь яростью и страстью, любовью и ненавистью, энергией и болью, милорд все время подталкивал меня к самому краю бездны. В конце концов, зло не бывает глупым и наивным, тихим и спокойным, слабым и беззащитным, и я никогда не была такой. Даже стремление милорда к абсолютной власти нельзя было ненавидеть или презирать. Я понимала его и потому не могла осуждать.
Тогда почему, не обладая мудростью добра, силой веры и чистой душой, я всегда отрицала и отвергала само присутствие зла в себе? Я убедила себя в том, что его нет во мне, или всю жизнь лгала себе, не замечая очевидные факты?
Однажды, когда сумерки пали на землю, а ведь кто-то сказал, что сумерки – это время сказок и чудес, мы возвращались в замок с затянувшейся прогулки, и милорд неожиданно спросил:
– Приходилось ли вам убивать кого-нибудь, Лиина?
Вопрос прозвучал так буднично, что я не сразу сообразила, какой ответ на него дать. А когда пауза затянулась, сочла лучшим вообще не отвечать на заданный вопрос, только взглянула на своего спутника, словно пытаясь понять, к чему он завел этот разговор. И Милорд снова спросил:
– Приходилось ли вам убивать?
Я ответила ему:
– Только животных, людей никогда.
– И что вы чувствовали?
– Сожаление, что люди должны есть мясо. Жалость, потому что животное знакомо мне и не раз ело с моих рук. Собственные переживания казались мне слабостью, хотя сейчас я так не считаю, милорд.
Я сказала ему правду. После смерти любого существа, даже призванного поддерживать человеческое существование, всегда остается печаль. Она либо проходит, либо нет, но неизбежно приходит.
– Убить животное не то же самое, что человека, Лиина. Но сожаления я не испытываю. Я много убивал, но никогда ничего не чувствовал, и потому слишком хорошо запомнил ночь, когда впервые ощутил твою боль. Ты потеряла близкого человека, и страдания твоей души совершенно неожиданно пересеклись с моим равнодушием к смерти. Твоя боль вошла в меня и растворилась сама собой, а я не мог постичь разумом, каким образом твоя боль стала и моей тоже. Я понял тогда, что у меня, как и у тебя, есть душа.
Милорд неожиданно остановил своего коня, и я вынуждена была сделать то же самое. Мы посмотрели друг другу в глаза и их холодная красота, как и всегда, заставила меня усомниться в собственном к нему безразличии. Милорд увидел мои сомнения, но не понял их сути и потому спросил:
– Ты в чем-то сомневаешься, Лиина? – Его брови слегка изогнулись, придавая лицу вопросительное выражение.
И я с трудом собралась с мыслями, ибо лгать ему не могла, но и оставить при себе свои мысли тоже:
– Сомневаюсь, что у вас есть душа, милорд. Рядом с вами я чувствую холод, словно вы являетесь его источником. Вам никто не говорил, что вы красивы? – Я наконец-то справилась со своим смущением, но мой неожиданный вопрос смутил и его.
– Мне говорили об этом… Другие девушки и женщины. Возможно, им было виднее! – Он кивнул мне в ответ, поощряя дальнейшие вопросы.
– А говорили вам, милорд, КАК вы красивы? – Я подчеркнула и выделила вопрос. – Ваша красота, милорд, холодна и в ней нет души и ее тепла. Мое смущение рождено не любовью или чувством симпатии, а страхом. Рядом с вами – таким смелым и сильным, я чувствую себя беззащитной и знаю почему.
Я запнулась, неожиданно осознав, что мои слова могут быть восприняты, как прямое оскорбление. Но милорд лишь улыбнулся мне и просто спросил:
– Почему же, Лиина?
И тогда я продолжила:
– Вы способны легко причинить боль, и это пройдет мимо вас, не затронет и не заденет. Вы забудете свою жертву так же быстро, как окружающие нас сумерки превратятся в ночь. Тот, у кого есть душа, не способен на подобную легкость, милорд. Я думаю, что вы почувствовали не боль, милорд, а ее вкус. Боль ощутила я, а вы ощутили вкус моих страданий…
После моих слов милорд тронул поводья и снова продолжил путь, а я последовала за ним. Наступающая мгла на фоне все еще светлого неба быстро пожирала окружающее нас пространство, и деревья вокруг становились все темнее и темнее. Только небеса все еще пытались сохранить свой нежный багровый цвет, но постепенно даже они покорялись всесильной тьме. И словно прочтя мои мрачные мысли, милорд произнес в ответ, перейдя вдруг на ты:
– Возможно, ты права, Лиина. Но, почувствовав ее вкус, я понял, что способен на чувства, которые прежде были мне недоступны. И тогда я понял, что перемены невозможны без тебя и захотел измениться. Для меня не важно сейчас есть ли у меня душа или нет, но полагаю, что тогда я испугался самой только мысли о своей человечности. Ты понимаешь меня, Лиина? Я не только испугался, меня переполнило желание овладеть тобой, разобрать на части, как игрушку, и посмотреть, что внутри. Я хотел завладеть твоей жизнью, твоими чувствами и мыслями, твоей душой и по-прежнему этого хочу. Вот почему ты боишься меня! Я вкушал твою радость и твою боль, но продолжал убивать. Я шел к своей цели через реки крови, ненавидя все живое вокруг. Но в ночных снах мне не снились кошмары – в них я видел тебя и понимал, что тоже хочу покоя. Тогда я предложил Дэниэлю заключить мирное соглашение, используя пророчество, но не веря в него. И самое непонятное для меня заключается в том, что рядом с тобой я снова обрел свои прежние желания, вернул самого себя. Я хочу победы и желаю тебя. Все остальное – это прах у моих ног. Ты не нуждаешься в друзьях, Лиина, тебе нужен лишь я, и не лги себе в том, что жизнь Дэниэля дороже твоей жизни. Не позволяй моему брату использовать твои чувства долга и ответственности. Твоя жизнь имеет свою абсолютную ценность и для меня тоже.
Милорд замолчал и в сгущающейся тьме его слова показались мне пророческими. Мы оба не торопились вернуться в замок и могли наблюдать, как постепенно теряет свои силы сумеречный свет и наступает поздний вечер.
Когда мы вернулись домой и поужинали, милорд проводил меня до спальной комнаты и вместо пожелания доброго сна закончил беседу:
– Вы никогда не убивали людей и потому не можете представить себе, как возможно убить меня. Но вы способны на убийство, ибо знакомы с тем, как отнять чью-то жизнь. Останьтесь со мною и я научу вас всему, что умею и знаю, и тогда вы решите жить мне или умереть…
В ту ночь я долго не могла заснуть, хотя усталость наполняла все тело. Мысли, бродившие в голове, не имели отношения к вечернему разговору, но тема о ценности жизни, особенно собственной, не была для меня новой.
Очень давно я столкнулась со смертью, своей собственной смертью, и врачи меньше минуты боролись за мою жизнь. Они победили, но понятие жизни и смерти приобрело для меня реальный смысл, ибо я заглянула по ту сторону и с ужасом поняла, что в данный момент меня там не ждут.
Более того, мне уготованы вечная тьма и забвение, ибо ТАМ ничего не было и я не существовала. Я бродила в кромешной тьме, не зная того, кем являюсь и кем была, в одиночестве и страхе. И с каждым мгновением я чувствовала, как темнота поглощает меня, стирая последнее осознание своей сущности, как живого существа. И хотя в детстве я не была ни верующей, ни атеистом, а просто ребенком, которому ничего не объяснили, где-то в глубине души я понимала, что не все в этой жизни так просто и легко можно объяснить теорией эволюции Дарвина или математическим уравнением и физической формулой.
Когда мое «я» стало кричать от ужаса, понимая, что исчезает; когда тьма почти уничтожила все мои воспоминания; когда я сумела вынырнуть на поверхность и увидеть свет и бескрайний белый потолок, – именно тогда я осознала, что умирала на краткий миг и вернулась оттуда, где ничего нет: ни меня, ни моей жизни. А во-вторых, я не заслуживаю другого, только пустоты и забвения, ибо даже короткая моя жизнь прожита бесполезно и бездумно. Понимание ценности жизни, особенно своей собственной, пришло ко мне, как пришло понимание слов, что прожить надо так, чтобы не было мучительно больно…
Эти слова не имеют отношения к данной конкретной ситуации, но зато они обладают огромным смыслом, о котором многие не догадываются. Ценность жизни заключается не в ней самой, а в том, как ее проживешь. Вот о чем никогда не заговаривал и не упоминал милорд. И насколько же трудно родиться человеком и прожить человеком всю свою жизнь? Я заснула с мыслью о том, мои ли это слова или я уже слышала их?
Те несколько месяцев жизни в замке милорда оставили странную память о себе. Иногда я вспоминаю о них с удовольствием, даже искренней ностальгией, но в глубине души я всегда понимала всю сложность моих отношений с милордом и невозможность удержать их на острие наших шпаг. Каждый раз мы рисковали, нарушая некий баланс, сложившийся в силу необходимости соблюдать определенные правила и соглашения.
Милорд взял на себя обязательство соблюдать условия мирного договора и требования Дэниэля относительно моей неприкосновенности. Мне же отводилась роль королевы, усиленно размышляющей над тем, защитить ей своего короля или бездарно проиграть эту партию. Мы оба умышленно нарушали равновесие и каждый из нас гадал, чем может закончиться падение и не обрушится ли шпага на голову рухнувшего игрока.
Итак, в конечном итоге мы оба знали, как и куда упадем? Или я подтолкнула милорда к тому, что он сделал? Что, если я не оставила ему выбора? И что, если его любовь всегда была невозможна без власти над моей душой – беспредельной и безграничной? И неужели для того, чтобы сохранить свою душу, я обязательно должна умереть?
Однажды милорд сообщил мне, что вынужден покинуть свой замок на несколько недель. Я до сих пор точно не знаю, для чего отлучался Магистр, но слухи о его встрече с Королем Орлов Ланом до меня все же долетели. Встречались они или нет, я так не спросила, но между ними сложились определенные деловые отношения и впоследствии они не раз встречались абсолютно официально. Их дружба, если можно было назвать их отношения дружбой, однажды коснулась меня раскаленным мечом безумия, рождая боль, разрушающую сознание и мои воспоминания. Милорд всегда переступал ту черту, за которой начиналась моя боль…
После отъезда милорда я и Анжей незаметно вновь вернулись к старому распорядку прежней жизни. Не скажу, что он не занимался со мною, но его уроки были не такими интенсивными, как занятия с милордом. И все же мы очень сблизились.