Возвращение солнца. Цикл «Деревянная сабля». Книга первая

– Миче, мальчик, обратись в суд, тебе говорю. Может, Корков попустит.

Через мгновение его уже не было в поле видимости.

Я остался дурак дураком посреди улицы, и даже едва сообразил помочь Нате слезть. Из калитки осторожно выглянул Рики с Чикикукой на руках.

– Ну, вообще, Миче, ну ты даёшь! – только и сказал мой очень младший брат. Зверушка уткнулась ему в шею и дрожала от усов до кончика хвоста.

Мы помолчали.

– Могут вернуться, – наконец выдавил я из себя. – Кораблей-то нет.

– Но надо же было что-то делать, – пробормотала Ната.

Я притянул её к себе и обнял её, как Рики обнимал Чикикуку. А Ната вела себя также, как зверушка: уткнулась и дрожала.

– Спасибо, – говорил я, гладя её волосы и пытаясь успокоить. И всякий раз в таких случаях мне хотелось так прижимать её к себе всю жизнь. Я вспомнил, что мне ведь надо отказаться от этого, но прогнал кошмарную мысль, решив додумать её потом.

Ната не могла отсюда видеть корабли, если бы они входили в гавань. От моего дома открывается вид на то место, где пляжи, но не на порт. Но её крик взбудоражил всю округу. Люди с воплями пробегали мимо нас, скакали верхом, ехали в экипажах, всё вниз.

– Корабли! Корабли! – кричали все. – Что стоите? Наши вернулись! Победа! Победа!

– Победа?

Рики понёсся за угол и возвратился оттуда с дикими глазами:

– Корабли! На самом деле! Я их видел! Там!

Над Няккой грянули колокола, ликующий перезвон ворвался в безмятежное небо.

– Миче, стой! Обуйся хотя бы, – удержала меня за рукав смеющаяся Ната.

Очень скоро мы бежали вниз вместе со всеми, и в просветы видели на горизонте возвращающийся флот.

– А вдруг пираты? – испуганно крикнул я.

– Ты что? Это наши! Я узнаю корабли. Вон тот – флагман «Великая Някка», а вон там – «Решительный». Тот – самый красивый – «Роза Заполья». Вид у него потрёпанный. На том меня в детстве разок прокатили – смотрите, это «Прекрасная Ориес». Надо же! «Северянин»! Он такой строгий! Ой, глядите туда: даже маленький цел, «Малыш Клю». Он участвовал во всех сражениях и всегда возвращался почти невредимым. «Летящий»? … Нет, не он. Это «Энн Кари». «Летящего» нет, я не вижу. На тот дали деньги какие – то прошлые Корки. «Золотая мечта» называется. Понятно, какая у них мечта. Нет «Красавицы запада». Честно, нет её. Может, не дошла ещё, а? «Грозный Дук», его отняли у пиратов давным-давно. Его нет. Не вернулся. И двух новых нет. Миче, помнишь, мы смотрели, как спускали на воду «Лилию». Ужас какой! Где она? Миче, думаешь, все они… утонули?

– Не знаю, – охнул я.

Меня всегда изумляла страсть Наты к кораблям. Она знает их все, характер каждого, время постройки, имена капитанов. Кое с кем из них водят знакомство её родители, и Ната спокойно может попросить покатать её, взять в плавание и, представьте, ей доверяют штурвал и даже покомандовать. Она знает страшное количество морских песен и разбирается в рыбе, потому что её отец был сначала простым рыбаком, а теперь – один из трёх известнейших торговцев этой скользкой добычей. Мало того. Ната может водить речные торговые суда по прекрасной Някке, нашей реке.

– Ната, а где Чудилка? – теребил её Рики.

– Что ты, разве можно увидеть?

Судя по тому, что Петрик уезжал в порт с Далимом и королём, он должен быть на «Великой Някке», хотя вовсе не обязательно.

Команды сойдут на берег ещё не сейчас, но люди на набережной будут ждать. Пока переправляли раненых, и в порту грузили их на санитарные повозки. Я нагло отвёл глаза стоящим в оцеплении солдатам. Я бродил там и каждого встречного-поперечного спрашивал, не слышал ли он чего о Петрике Тихо. Зря я сюда пришёл. Невозможно было смотреть на этих искалеченных людей, заглядывать в их бледные, измученные лица. Война, это, знаете ли, не игра, не праздничное шествие. Это беды и боль. Надо было подождать вечера и прийти к госпиталю, где вывесят списки. Я не нашёл Петрика, зато меня затошнило и потемнело в глазах. Я ринулся было уходить, когда заметил долговязую фигуру приятеля – младшего доктора Шу, и пристал к нему с этим вопросом.

– Не знаю я, – вздохнул он. – Я не видал Чудилу. Где тут его найдёшь, смотри, что творится. С чего ты вообще взял, что ранен, почему сразу сюда пошёл? Здесь полно других моих знакомых, Миче.

Я знаю. Я сам склонялся над ними и звал их по имени, но не все откликались. Моя душа была полна ужаса, а живот сводили спазмы.

– Ты, Миче, или помогай или шуруй отсюда, – сказал Шушик.

– Но… Что делать надо?

Сколько-то времени я таскал носилки, потому что больше почти ни на что не годился. Когда вернулся домой, то рухнул на кровать, как полено, и проспал часа два, пока меня не разбудили.

– Вставай, Миче, – наш приятель Воки Ловкач тряс меня за плечо. Но мой организм сопротивлялся возвращению из забытья в эту кошмарную действительность. Открыв глаза, я снова закрыл их и отвернулся к стене. Мне всё мерещились эти раненые в порту, эти люди, с надеждой глядящие в море, эта беременная женщина, которую всю в слезах увели с набережной, эти слова Наты: «Миче, ты думаешь, все они утонули?»

И этот Ловкач, который, помнится, был замечен рядом с Назикой, укравшей амулет Сароссе. Я больше ему не верил, и это было горько. Что мы знаем о нём? Он не учился с нами. Он служил на таможне, и мы познакомились с ним через Малька, который привёл его на одну из пирушек по его просьбе. «Прицепился потому что», – объяснил Лёка. Я рассказывал уже, что сам он Ловкача не любил, но тот вошёл в нашу компанию и считался нашим приятелем.

– А ты, Воки, чего одет, как моряк? – спросил я Ловкача вместо приветствия.

– Ну вот тебе и здрасти, – засмеялся тот. – Я только что с корабля.

– Откуда?

– Миче, ты что? Я уходил с флотом. И, представь, не просто так, а на «Северянине». Хоть и простым матросом, но интересно же!

– Стоп! – сказал я. – А почему мы ничего об этом не знали? Почему ты не сказал, что уходишь в море, когда мы тебя встретили у ворот? Почему не знал Малёк, а он работает с тобой? Подожди, он сказал, ты уволился, но ни разу потом не зашёл ни на службу, ни к нам. А мы тоже не могли зайти, потому что адреса твоего не знаем. Где ты живёшь, Воки?

– Как же я мог зайти, Миче, если я был в море? Я для того и уволился, чтобы поступить на корабль. А ко мне заходить нечего. Ты знаешь: отец пьёт, и всё такое.

– Но мы беспокоились. Даже пьяный отец может сказать, где его сын. Ты живёшь в Пониже? Или за городом? – прицепился я. Никто из нас не бывал дома у Ловкача, а вот он у нас постоянно крутился. Что-то он соврёт?

– За городом, – сказал Воки.

– На востоке? На севере? – домогался я, хитрый анчу. – Из каких ворот ты выходишь, Ловкач?

– На севере, – кивнул он.

– Да нет, погоди, в прошлый раз ты говорил, что вышел через Западные ворота и пошёл домой.

– Да? Когда?

– Да когда-то давно.

– Наверное, я сделал крюк. Наверное, надо было куда-то зайти.

Хитрый Ловкач, но я хитрее. Наш город с запада на север можно обходить весь день. Хорош крючочек. Брешет наш дружок. Никогда вообще не было речи ни о каких воротах и месте проживания Ловкача.

– Отца-то как зовут? Встречал он тебя? Мы – так сразу побежали к морю.

– Встречал? – хмыкнул Воки. – Да он совсем допился. Вряд ли он знает, что флот отсутствовал, а я вместе с ним.

– Ты как-то странно к отцу относишься. Пусть допился, но он же тебе отец. Ты даже имя его не вспоминаешь.