Силки на лунных кроликов

1.

Открытые окна, и прохладный утренний ветерок. Он раскачивал прозрачные занавески и детские рисунки на стенах, унося из комнаты детский смех. Навсегда. Так было в то утро.

В доме пахло древностью. Так бывает, когда люди не собираются за большим столом, не ведут светские беседы, не пекут пироги и не проветривают запах сигаретного дыма.

Нет, дымом здесь не пахло. Некому здесь было курить. К крыльцу большого белого дома вел большой сад и маленькая дорожка, выложенная камнем. Алиса рассмотрела всё это в маленькую щелочку, которая открывалась в одеяле. Сквозь стыки камней пробивалась трава. И Алиса снова вспомнила свою нору. Бетонные ступеньки вели на массивную веранду с аркой, под которой висели цветы в горшках. Алисе это очень понравилось. Она могла бы слушать цветы.

Однако сама веранда была заставлена всяким хламом: ведра, садовый инвентарь, старая посуда. Массивная железная входная дверь открылась и привела девочку в темный коридор. Он был длинным и вел прямо в кухню. По обеим стенам были проемы в другие комнаты: слева – гостиная, чуть дальше справа – спальня. Слева от кухни была лестница, которая вела на второй этаж.

Туда Алиса сразу же и направилась. Здесь за дверью ожидала комната свою хозяйку. Никто не позаботился о том, чтобы превратить комнату в нору. Здесь всё осталось, как прежде. Светло и нетронуто. Но уже давно не пахло ирисками и цветными карандашами. Вместо этого здесь пахло смертью.

Яркий дневной свет не позволил Алисе высвободиться от одеяла, хоть ей и было жарко, оно мешало дышать. Но окна в комнате были большими. Намного больше, чем в квартире майора. Занавески, которые когда-то были белыми, как снег, теперь стали желтыми. Рисунки, которые когда-то могли казаться свежими и яркими, сейчас были похожи на скомканные фантики. Но всё так же висели на стенах.

Комната была небольшая, квадратная. Слева – кровать, маленькая, детская, справа – красивый письменный стол с полками, на полу разбросаны игрушки, как будто ребенок только что куда-то вышел и вот-вот должен вернуться. Но разве этот момент не настал? На стенах были голубые обои с узорами, кое-где вверху по углам они отклеились. Маленький шкаф, в котором всё еще хранились детские вещи, выцвел, стал пристанищем для моли.

И всё же регулярно здесь кто-то бывал. Садился на край кровати, брал в руки кукол, зажимал их и плакал. Этот кто-то протирал пыль с полок, поправлял рисунки. Перекладывал стопки с одеждой с одной стороны в другую. Этот кто-то всё еще ждал.

Алиса отвернулась от окна. Теперь дневной свет ее не так раздражал. Она быстро привыкала к тому, что мир – это не темная нора со светильником. Все люди нуждаются в солнце, но только не она.

Женщина скривилась и неохотно задернула шторы насыщенного синего цвета. Они хорошо сочетались с обоями. Но девочка продолжала стоять в одеяле, как ни в чем не бывало.

– Снимай, – женщина резко одернула одеяло. И теперь перед ней стоял подросток с острыми локтями, сгорбленный, напуганный, чужой. На девочке была широкая серая байка и такие же широкие серые штаны. Кроссовки она не сняла.

– Потом нужно будет снимать обувь на входе, – сухо пояснила женщина.

Раз уж ты теперь моя дочь…

Алиса не могла пошевелиться. Кажется, она не испытывала такого ужаса, когда шла вдоль шоссе в тот злосчастный день. Эта комната была такой маленькой, меньше, чем нора, она давила со всех сторон. Детская кровать, на которую невозможно было даже сесть.

– Узнаешь тут что-нибудь? – спросила Катерина.

Девочка испуганно осмотрелась по сторонам. Нет. Ее воспаленное сознание сейчас пребывало в коме. Никаких образов, никаких воспоминаний. Только желание оказаться где-нибудь подальше от этого места.

– Вот, – сказала Катерина и взяла с кровати куклу с желтыми волосами, похожими на леску. – Ее любимая… То есть твоя любимая кукла Соня. Помнишь?

Девочка отрицательно покачала головой и спрятала подбородок в горловину байки. Такая уродливая кукла не могла быть ее любимой. Папа покупал ей другие куклы, намного красивее. Но она их не любила. Никогда. Эти застывшие стеклянные глаза…

– Ты будешь жить в другой комнате, соседней.

Женщина небрежно подтолкнула Алису к выходу. Теперь дверь в голубую комнату захлопнулась для нее.

– Здесь был когда-то мой кабинет, но теперь тут будешь жить ты.

С этими словами она толкнула деревянную коричневую дверь. Комната была немного просторнее предыдущей, но в ней было еще меньше жизни. Голые стены со светлыми обоями, односпальная кровать, светлый комод и письменный стол. Никаких книг, никаких игрушек. Окна зашторены.

Женщина бросила на стол книги, на кровать – вещи, которые передал майор.

Хотелось в туалет, но Алиса промолчала. Она не стеснялась, но испытывала необъяснимый страх. Слишком много событий, слишком много лиц, слишком мало надежды. Теперь оставалось только сесть на пол, открыть свою любимую книгу и попытаться забыть обо всём.

2.

Вечером того же дня Алиса увидела отца. Не «папу», но отца. Его привезли на машине, он сидел в инвалидном кресле и едва мог пошевелиться. Алиса вспомнила знаменитого ученого, который тоже сидел в кресле. Она знала, что ограниченность в движениях – это вовсе не ограниченность ума.

Ей сразу же понравился человек, который назвался ее «отцом». Она так и стала его называть – отец – но никогда не папа. Папа у нее был только один. Женщина Катерина объяснила, что примерно десять лет назад у мужчины случился инсульт. С тех пор он учился заново жить. Но ходить у него так и не получалось. Услышав это, девочка почувствовала слабое родство с отцом. Ведь она тоже была больна. Вот только одна мысль никак не выходила у нее из головы.

Ты бросила меня, больную, но о нем заботишься.

Но девочка никак не осмеливалась произнести это вслух.

Не выходить из комнаты несколько дней было сущим пустяком в сравнении с тем, что она провела в норе целых двенадцать лет. По ночам ей становилось легче. Она старалась не спать как можно дольше, чтобы спать побольше днем.

И только когда отец появлялся дома, ей становилось легче. Тогда она могла немного заботиться о мужчине, подносила ему стакан с водой и трубочкой, помогала кормить его. Для Катерины в этом не было ничего приятного. Десять лет она заботилась о своем муже, а теперь еще должна заботиться о подростке, которого ей подбросили. Она всё еще никак не могла поверить в то, что и повторный анализ подтвердил их полное родство. Анализ на отцовство тоже дал положительный результат. Каким-то образом они там подделали всё это, чтобы убить одним выстрелом сразу двух зайцев: дело об исчезнувшей Женечке Малько закрыто. И родителей этого измученного подростка тоже искать больше не нужно.

Катерина оттолкнула Алису и забрала у девочки тарелку с супом:

– Иди куда-нибудь. Я и без тебя справлюсь.

Тогда Алиса опрометью бежала в свою комнату и открывала окна, подставляя свое лицо свету. Она так ждала, что вот сейчас начнет задыхаться, сейчас ее легкие наполнятся кровью и она просто упадет замертво. Но ничего этого не происходило. Солнце не действовало на нее, как на вампира в старых фильмах. И она больше не была мальчиком в пузыре. Это значит, она уже никогда не вернется в нору.

Тогда Алиса в отчаянии падала на кровать, кусала подушку изо всей силы так, что челюсть сводило. Била ногами о мягкий матрас. Ее тело сотрясалось в гневе до тех пор, пока сознание не уплывало. Так она делала всю свою сознательную жизнь. Но ярость никуда не уходила. Только крепче цеплялась за сердце.

Она не могла произнести это слово. «Мама». Четыре буквы никак не соединялись в одном порыве любви и преданности, какой свойственен тому, кто произносит это слово. В сказках не было хороших мам. Да и она помнила только одну правду: ее мама бросила.

3.

Ночи в конце октября темны и таинственны. Туман проплывает низко, окрашивая всё в молочно-белый цвет. Алиса не спала. Она без страха подошла к окну и распахнула его. Привычка к холоду останется с ней навсегда. Ей не нравилась духота, не нравился жар батарей. Она подставляла лицо ночной прохладе.

Захотелось пить, и Алиса тайком прошла в туалет, совмещенный с ванной, открыла кран и жадно стала глотать холодную воду. Затем снова тихо поднялась. Темнота была для нее не чужда. И в темноте она хорошо могла рассмотреть голубую дверь. Краска кое-где облупилась. Если, как утверждал майор, девочка здесь и жила когда-то, то она ничего об этом не помнила.

Прислонившись к этой двери, Алиса глубоко вдохнула воздух. Хотелось почувствовать хоть что-то. Она дернула за ручку, и дверь легко вошла внутрь, издав слабый скрип. Все эти дома, квартиры, комнаты, двери… Алисе казалось пустой тратой большого пространства. Зачем ограничивать мир? Ведь он, как большая нора, должен быть свободным, но укрытым от света.

Какая маленькая волшебная комната. Ночью в темноте она казалась намного уютнее. Вот скрипнула половица, будто давно ждала гостя. Или, быть может, хозяйку. Алиса потрогала спинку кровати и закрыла глаза. Что-то вдруг кольнуло ее прямо под грудью, в солнечном сплетении. К горлу подкатил комок. Она не любила это чувство. Как будто ты надеваешь тесную водолазку, она душит тебя, давит прямо на это нежное место.

Здесь пахло горем и отчаянием. И вдруг Алиса представила себе маленькую девочку, ушедшую слишком далеко от дома, потерянную, и потом…

А что потом? Она не могла себе представить. Она читала много книг, смотрела много фильмов, но ни в одном из них детей не забирали.

Но разве ты сама выбирала, что тебе читать и смотреть?..

– Тихо, – приказала самой себе Алиса.

Рука ее скользнула по обоям на стене, добралась до рисунков. Девочка попыталась стать той самой, потерянной… Под веками зрачки так и бегали, пытаясь отыскать нужные образы. Желтый свет под потолком резко зажегся.

– Ты что здесь делаешь? – голос позади раздался внезапно, без предупреждения.

Алиса так испугалась, что случайно сорвала рисунок со стены. На пожелтевшей скрученной бумаге виднелось изображение то ли кошки, то ли собаки, то ли неведомого существа. Нарисовано оно было цветными карандашами.

– Ну, вот! Смотри, что ты наделала!