Силки на лунных кроликов

– Привет, – сказала она, вглядываясь в пустоту дома.

– Привет, – удивленно ответил он.

– Войти можно?

Нет. Никогда.

Но профессор распахнул дверь и сделал одобрительный жест рукой. В конце концов, они договорились, что не будут враждовать. Да и в доме скрывать ему было нечего.

– Спасибо, – произнесла бывшая.

Профессор уловил сладкий шлейф ее любимых духов, и этот запах перенес его в те времена, когда они были влюблены друг в друга. Но от таких воспоминаний приятно не становилось. Скорее, наоборот.

Хорошие воспоминания, как яд, отравляющий настоящую жизнь. Они проникают в твое сознание и нашептывают тебе, что жизнь сегодня не так уж и хороша, как была вчера. И всё же воспоминания эти похожи на наркотик. Стоит только один раз поддаться – и нужна доза всё больше и больше.

Бывшая женщина застыла в центре гостиной, как будто была здесь впервые. Хотя знала в этом доме каждый уголок, каждую трещинку, каждый ржавый гвоздь. Воспоминания нахлынули и на нее. Вот только не такие приятные. Она слышала, как плачет ее дочь от боли. Здесь из каждой стены раздавался крик. Она презирала этот мрачный темный дом в окружении мрачных темных деревьев.

Но вот ему было здесь хорошо. Он не любил большие города, шумные компании, рокот машин на трассе. Он любил уединение, сидел здесь, словно крот в норе.

– Садись, – предложил профессор, указав на диван.

– Нет, – наотрез отказалась женщина. На этом диване она сжимала в объятиях свою дочь, пока та, уже не помня себя, корчилась от боли. Тогда врачи развели руками и сказали, что перед смертью девочке лучше быть дома.

Женщина прошла на кухню – единственное светлое место в доме – и села за обеденный стол. Посмотрела в окно, выходившее в сад. Летом там было очень красиво. Осенью – одна лишь серость.

– Как ты живешь? – спросила она, будто с силой вытолкнула эти слова. При этом она не могла посмотреть своему бывшему прямо в глаза.

– Нормально, – ответил он. – Чаю?

Сперва женщина хотела отказаться, но всё же решила, что будет хорошо чем-то занять руки.

Она кивнула. Профессор включил электрочайник и приготовил кружки. Насыпал сахар. Она всегда любила три ложки. Сам же пил чай без сахара.

– Ходил к дочке? – спросила она.

Этот вопрос заставил его руки дрогнуть, он просыпал немного сахара на стол.

– Нет. Собираюсь на Деды…

– Да… – вздохнула женщина так, будто осуждала его за редкие визиты. Как будто их дочери это могло как-то помочь. Как будто она не лежала в холодной сырой земле, укрытая осенним туманом. Словно она до сих пор лежит в больнице, привязанная шнурками к койке. В последние месяцы у нее были такие судороги, что иного выхода не было.

– Слушай, я тут просто, – начала она. Затем постучала тонкими пальцами по деревянному столу. – В общем, мне звонила наша соседка… То есть твоя, – он выронил ложку на пол. – Сказала ты ведешь себя очень странно в последнее время. Говорила, ты накричал на нее, чуть ли не избил.

Он в изумлении обернулся и уставился в прекрасные карие глаза бывшей жены.

– Я? Чуть не избил? Она без спросу влезла ко мне на участок, шарилась тут, как воровка!

На лице жены не было никакого удивления. Она прекрасно знала соседку. Но удивляло ее другое.

– Но зачем было орать на нее? Это невоспитанно…

– Только не нужно мне о воспитании…

Профессор сразу же прикусил язык. Она прекрасно знала его мнение. Женщина, чтобы справиться с болью, не дошло еще дело до развода, нашла новую любовь. И это он считал в высшей степени невоспитанностью.

Бывшая напряглась, но не подала виду.

– Всё равно, – сказала она. – Соседка звонит мне чуть ли не каждый день и жалуется. Как будто я могу отругать тебя. Постарайся быть повежливее, чтобы…

– Что? – прервал он. – Чтобы она не мешала тебе жить?

– И тебе тоже.

Но что-то было в его смелости, что очень привлекало ее теперь. Удивительно, как вкусы человека на чужие характеры со временем меняются. Ведь она полюбила в нем романтичность, вежливость и скромность. Но в сложных жизненных ситуациях черты эти оказались большим злом. И тогда ее отвернуло, словно внутри сорвали стоп-кран.

И теперь вот он перед ней всё тот же человек, но уже будто с другим запахом. Сперва она порывалась закончить этот разговор и послать его ко всем чертям, но что-то сдерживало.

Они выпили чаю, в сущности, не разговаривая о важных вещах. Говорили о погоде, о жарком лете, о работе. Между ними, конечно, пролегала черная пропасть, переступить через которую не было никакой надежды.

Потом она заговорила о кладбище. О дочери. И это снова напрягло профессора.

Когда чай закончился, оба сидели, уставившись куда-то вдаль. Потом женщина встала и немного походила по дому, думая о чем-то своем. В спальню не заходила. Поняв, что делать ей здесь больше нечего, она потерла руки о джинсы и вышла из дома. На улице они еще долго стояли и говорили. Обсуждали виноград, сад и увядшие цветы.

3.

Алиса провела в норе достаточно времени, чтобы научиться вслушиваться в тишину. Иногда она слышала папины шаги. Научилась предугадывать, когда он войдет в погреб. Она даже знала, готовит ли он ей покушать. Одним словом – научилась слышать.

И сейчас она точно слышала голоса. Это бывало крайне редко. Почти никогда. Но сейчас она точно слышала. И голоса это были не растений, не животных, не голос ветра в вентиляции. Это был голос человека. Женщины. Приятный голос. Почти как те, которые она слышала в мультфильмах и фильмах. Закрыв глаза, девочка попыталась вообразить себе, как выглядит эта женщина. Но образы в ее голове складывались из каких-то несуразных частей. Образ нарисованной Золушки сливался с образом Мэри Поппинс из старого фильма.

И еще она слышала шаги. То они были приглушенными, то звонкими. Алиса поднялась на пять ступенек, чтобы попытаться расслышать больше. И для нее это было настоящим событием. Она могла бы забраться еще выше. И может быть даже постучать в крышку. Но от одной только этой мысли всё внутри похолодело.

В голову закралась предательски сладкая мысль: а вдруг это ее мама? Не та злая ведьма, мачеха, что в сказках, а настоящая. Которая бросила ее, узнав о болезни. Но вдруг передумала? Вдруг поняла, что ошиблась?

Было удивительно и странно слышать незнакомый голос. Ощущать кого-то извне, настоящего, живого. Еще никогда Алиса не испытывала такого смятения. Это было похоже на то, как если бы обычный человек воочию столкнулся с пришельцем.

Я догадывалась, что вы есть. Но не думала, что когда-нибудь увижу…

И она ревновала папу и завидовала ему. Закрывала уши и снова открывала. Звонкие шаги удалялись, зазвенел металл. Всё затихло. Фантазия упорхнула, как будто ее и не существовало вовсе.

Как жаль.

Спустя несколько минут папа спустился в нору. Вид у него был растерянный и уставший. Он не подозревал, что Алиса слышала чужой голос. И, повинуясь какому-то внутреннему голосу, Алиса приказала себе сделать вид, что ничего не слышала. Задумываться о том, правильный ли это выбор, она не могла. Для нее и вовсе пока что не существовала понятия «выбора». Выбор был для других, там, наверху. Всё, что она должна делать, – быть хорошей для своего папы.

Глава 16.

Несите пироги

1