Из ниоткуда в никуда. Часть 3

– Что-то я заблудился, – признался он. – И с работой, и с женщинами…

– Доедай. Поговорим на улице, – прервал его Николай.

Через пять минут они вышли на улицу, обошли главный корпус и оказались в парке, прилегающим к санаторию.

– Я видел его картины, – сказал Николай, посмотрев на тёмные тучи над деревьями.

Даже в хмурую погоду здесь было очень красиво. Если бы не два изогнутых каменных мостика, перекинутых через петляющую речку с камышом вдоль берега, можно было подумать, что они в настоящем лесу. Тропинка шла вдоль берега рядом с тёмными еловыми деревьями с бурым мхом на стволах.

– Где ты мог их увидеть? – удивился Максим. – У него ещё не было выставок.

– У нас есть специальные курсы. Нас же не только с автоматом учат бегать. Мы должны знать обо всех значимых событиях во всех важных областях нашей жизни.

– Не ожидал. И что скажешь? Как тебе его тематика? – заинтересованно спросил Максим

– Вполне возможно, что из-за неё его и убили, – после небольшой паузы ответил Николай.

– Да ладно! – недоверчиво воскликнул Максим. – Кому надо убивать человека из-за иллюстраций к народным былинам?

– А как ты думаешь, почему его картины включили в программу для просвещения сотрудников КГБ?

– Не знаю. Может тот, кто этим у вас там занимается, случайно где-то увидел и ему понравилось.

– Случайно увидел?.. Понравилось?.. У нас в конторе такими вещами не оперируют. Потому что искусство – это первый рубеж.

– Какой рубеж? Ты о чём? – Максим украдкой посмотрел на Колю и ему показалось, что взгляд у его друга стал решительным и жёстким.

– Рубеж обороны или нападения, в зависимости от ситуации, – мрачно усмехнулся Николай. – Искусство – это идеология. А это сейчас основная линия борьбы за души людей. Поэтому все, кто может как-то повлиять, помочь или навредить, на контроле.

– Ты о чём? Я ничего не понимаю…

– Помнишь того старичка-боровичка в Архангельской области? Он был прав: размахнулись мы слишком сильно, взяли ношу не по себе и надорвались. Короче, социализм приговорен и это без вариантов. Его уже не спасти. А затем и республики с местными князьками разбегутся, как только центральная власть ослабнет. Остается последний рубеж – Россия.

– Какая-то ерунда. Тебя там случайно не контузило? – опешил Максим и нервно рассмеялся.

Николай остановился.

– Когда телевизор перестаёшь смотреть, а друзей собираешь по кусочкам, чтобы было что в цинковом гробу на родину отправить, то многое начинаешь видеть по-другому, – он стоял лицом к реке, но взгляд его был направлен куда-то вглубь собственных воспоминаний.

Максим молча стоял рядом, ожидая продолжения разговора.

– Основная война не там, в Панджшере, а здесь, в Москве, в кремлевских кабинетах на заседаниях Политбюро, – резко повернувшись к нему, пояснил Николай. – А главные враги – не бородатые моджахеды в пуштунках и перуханах, а члены КПСС с полувековым стажем, которые решили, что делить доходы от нефти, которая резко подорожала и стала черным золотом, можно и без участия народа.

– Это ясно. Но при чём здесь этот художник?

– Да потому что те, кто планирует в ближайшем будущем заполучить власть в стране, больше всего боятся, что люди очнутся и вспомнят, что они не стадо, с которым с помощью водки можно делать всё что угодно, а народ с тысячелетней историей. Поэтому такие художники для них – основная помеха.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь. Убивать человека из-за того, что он рисует русских богатырей, никто не будет. Васнецова же или Нестерова уже не убьешь, и картины их из Третьяковки не выбросишь… –  возразил Максим.

– Васнецов уже далеко. Он им уже не помеха. А вот те, которые живы, могут стать живыми народными кумирами. Иногда пара слов, сказанных человеком, которому люди верят, могут многое изменить. Нарушить любые планы.

Максим не мог понять, говорит его друг серьёзно или шутит.

– Да и убивать нужно только в крайнем случае, – продолжил Николай. – Есть и другие способы: одного на наркотики и водку можно посадить, другому так репутацию опорочить, что родные дети отвернутся.

Они поднялись на очередной мостик и, облокотившись на  каменные перила, смотрели на тёмную воду.

– Как у тебя на личном фронте? – спросил Николай, рассматривая, как течение пытается увлечь за собой длинные, ещё зелёные водоросли.

– Даже не знаю, как сказать… Всё спуталось. Одно точно – затягивать больше нельзя.

– Так-то оно так. Но если сразу что-то в человеке не нравится, то вряд ли это куда-то исчезнет. Люди не меняются.  Скорее, все проблемы лишь увеличатся. Но с другой стороны, проблемы будут всегда и со всеми. Ждать какую-то выдуманную женщину можно бесконечно, – Николай вздохнул. – А ещё хуже – из ушедших навсегда делать идолов и всю жизнь им поклоняться.

– Ты всё это сейчас серьёзно говорил? Про смену власти? – вернулся к теме разговора Максим. – Как-то странно всё. По телевизору в программе «Время» у нас развитой социализм и ждёт нас светлое будущее…

– Очень серьёзно. И, похоже, мы уже проиграли. На всех фронтах, – Николай повернулся к другу, продолжая опираться одним локтем на перила.

– Почему это?

– Потому что позиция у нас плохая, – горько рассмеялся он. – Мы как кролики в чистом поле. Бегаем туда-сюда всегда на виду, а они хорошо замаскировались, сидят в засадах и из винтовок с хорошей оптикой нас отстреливают.

– Ну, а люди, а идея?

– Идею так извратили, что она  ничего кроме смеха не вызывает. А люди… – Николай опять склонился с моста. – Людям, если идеи нет, не хочется равняться на Павку Корчагина. Им хочется итальянские сапоги, американские джинсы, японскую радиоаппаратуру, и чтобы колбаса была двадцати сортов.

– Так может и хорошо, если это появится?

– Конечно хорошо… Только на всех пряников никогда не хватает. Да и вопрос сейчас не в том, будет ли в стране колбаса или нет, а будет ли завтра сама страна, – Николай нагнулся, поднял еловую шишку и бросил её в реку. – Считай, что дерево посадил, – улыбнулся он. – Если тебя моё мнение интересует, то возвращайся в прокуратуру. Или к нам иди. Нам сейчас, ой, как люди толковые нужны. А рисовать можно и по воскресеньям, – Николай посмотрел на друга. В его глазах опять появилась твердость, но твердость смешивалась с печалью. – Иногда, Максим, надо делать не то, что хочется, а то, что должен. А в это дело с художником ты не лезь, и вообще… береги себя…

Глава 11

«Длинная, зелёная, едет, гудит и колбасой пахнет», – вспомнила Даша дурацкую загадку, проходя из вагона в вагон в ещё ожидающей отправления на Казанском вокзале электричке.

Несмотря на субботний день, людей было много. Большинство из них в свой выходной приезжали в столицу за продуктами: колбасой, мясом, сахаром, крупами и конфетами. Набитые под завязку огромные сумки лежали на металлических решётчатых полках над окнами, и в вагоне действительно пахло, как в гастрономе.

Некоторые пассажиры, уставшие от длинных очередей и сильно проголодавшиеся, уже не стесняясь, стелили на жёлтые деревянные сиденья газеты и раскладывали на них кое-какую еду:  что-то из купленного, что-то из захваченного из дома. Нарезалась свежая колбаска, бородинский хлеб, из целлофановых пакетиков  появлялись домашние солёные огурцы. Иногда к запаху колбасы добавлялся резкий запах крепкого алкоголя. Весь процесс поездки за продуктами в Москву был отработан до мелочей, потому что повторялся регулярно пару раз в месяц.

В четвёртом или пятом вагоне Даша сразу обратила внимание на девушку, сидящую у окна к ней спиной. Её белое пальто выделялось на фоне тёмных одежд остальных пассажиров. Девушка оглянулась, будто почувствовав чей-то взгляд, и Даша обрадовалась, узнав Лену. Место рядом с ней было свободно. Не то, чтобы они были подругами, но можно было поболтать и скоротать нудную дорогу.

– А я ведь на днях о тебе думала, – приветливо улыбаясь, сказала Лена, вспомнив свою встречу с Максимом.

– И по какому поводу? – с интересом спросила Даша, усаживаясь рядом, невольно стараясь не прижиматься к красивому Лениному шерстяному пальто.

– Говорят, ты теперь в «Самоцветах» на Арбате работаешь, – восхищённо произнесла Лена. – Хотела приехать к тебе серёжки посмотреть. Папа обещал подарить на день рождения. А везде один «колхоз», с огромными красными камнями.

– Конечно заезжай. Подберём что-нибудь. Есть красивое серебро из Еревана…

– Хорошую ты работу нашла: красивые вещи, приличные люди, – перебила её Лена. – Это не вонючей колбасой торговать, где всякие кретины в очереди готовы поубивать друг друга, – тихо добавила она, оглянувшись по сторонам.