Снежана восприняла это по-своему. Она давно догадывалась, где находится этот ключик у мужчин, и поэтому решила, что, прежде всего, необходимо научиться управлять именно ими.
Свои опыты она решила проводить не в техникуме, а в той самой воинской части, в которой служил её отчим. Может быть, таким образом она хотела ему отомстить за аккордеон.
Через полгода среди солдат она получила кличку «Снежана-три-рубля», а количество её сексуальных партнеров почти достигло списочного состава части.
Частый секс она смешивала с алкоголем, и как-то однажды проснулась под фанерным танком, который стоял в воинской части в конце полосы препятствий, абсолютно голая. Видно те, с кем она накануне развлекалась, решили пошутить и украли её одежду.
Она выглянула в щель-амбразуру. Вокруг уже шла зарядка. Солдаты подтягивались на турниках, ходили гусиным шагом, отжимались и приседали.
«Значит сейчас чуть больше шести утра, – определила она. – До ночи я здесь не выдержу».
Снежана гордо выползла из-под танка, и пока все стояли открыв рты, гордо дошла до забора и через хорошо знакомую дыру покинула территорию части. На её счастье на соседнем огороде на натянутых верёвках сушилось чьё-то белье и висели простыни. Она, не мешкая, сорвала с верёвки одну из них и, обмотавшись, бегом рванула домой.
Ей удалось без происшествий добраться до своей улицы. Чтобы не рисковать, она решила пробраться в дом огородами через узкие переулки между глухих заборов. В одном месте дорогу ей пытались перегородить три коровы, которых хозяйка выпустила на соседний луг, но Снежана, хоть и боялась их, отступать не стала.
После этого происшествия она решила, что про ключи от мужских сердец она знает достаточно и можно прекратить эти исследования.
Но случилась катастрофа: в воинскую медсанчасть стали обращаться солдаты с одним не очень страшным, но неприятным венерическим заболеванием. Когда количество военнослужащих достигло критического для боевой готовности уровня, было произведено тщательное расследование, которое выяснило, что с очень большой вероятностью заразила пострадавших именно Снежана.
Её тут же, прямо с занятий в техникуме, отвезли в городской кожно-венерологический диспансер, где всё и подтвердилось. По всей видимости, она сама того не зная, болела давно и её болезнь была уже в хронической сильно запущенной форме.
Скандал был огромный. Хотели даже возбудить уголовное дело. Но отчиму удалось договориться, и всё спустили на тормозах.
Разумеется, служить дальше в этой части ему было нельзя и им пришлось уехать. Дядя Петя уволился из армии, и они с теплого моря уехали на север в Кострому.
Там на Снежану накатила тоска. Целыми днями она сидела в палисаднике дома, который они сняли на первое время, курила и играла с котёнком.
После произошедшего отчим с ней не разговаривал, а мать только и могла, что присесть рядом и помолчать. Для неё всё, что случилось с дочкой, было каким-то невозможным ночным кошмаром, в который она, несмотря ни на что, верить не хотела.
Но как-то вечером к их зелёному забору подошёл парень, лицо которого показалось Снежане знакомым. Оказалось, что там, в уже далёком родном городе, у неё был поклонник, который бросил всё и поехал за ней. Конечно, Снежана его встречала, ведь в маленьком городе все друг друга немного знают, но почти совсем ничего о нём не помнила. Для него же она была той мечтой, которая наполняла его пустую жизнь хоть каким-то смыслом.
Всё началось с того вечера, когда он увидел её в парке на танцах. Он оказался там почти случайно с компанией таких же неприкаянных неудачников. Конечно, подойти, а уж тем более пригласить потанцевать он бы никогда не решился. Но в тот момент началась обычная на танцах почти ежедневная драка одного района с другим. И те, кто не хотел оказаться под градом случайных ударов оторванным от забора штакетником, быстро отхлынули в угол танцплощадки. Снежана оказалась рядом с ним и, схватив его за руку, потащила к выходу.
– Спасите меня, пожалуйста, – умоляюще прошептала она, – ко мне какой-то пьяный идиот привязался…
Снежана и сама была сильно пьяна, и в тот вечер они долго целовались у её дома. После этого они больше не встречались. Снежана почти ничего не помнила об этом. А для молодого человека это стало событием. Он каждый день, каждую минуту вспоминал её глаза, её мягкие губы и упругую грудь. Это было первое и единственное свидание в его жизни.
И вот сейчас, на новом месте, он стал для неё подарком. Других знакомых, и тем более поклонников, у неё здесь не было. Каждый день они ходили гулять на Волгу на такой же высокий холм, как был дома.
Иногда к ней даже возвращалось мечтательное настроение. Она украдкой смотрела на своего поклонника, ненадолго задумывалась, но быстро понимала, что он не её судьба.
Может быть, и сложились их жизни по-другому, если бы он хотя бы попробовал скрыть свои чувства. Она видела, как дрожат от счастья его губы, как сжимаются от волнения пальцы. Ей казалось, что она чувствует, как под рубашкой у него из подмышек текут от желания струйки пота.
Если бы этот поклонник хоть чем-то был интересен, то, может быть, тогда ей не было бы противно смотреть на его приторное глупое лицо, счастливое от возможности просто быть рядом с ней. Но он не умел ничего скрывать и, наверное, не хотел. Это делало их отношения невозможными.
– Может, мне, как Катерина, броситься с обрыва? – повторяла она почти каждый раз, когда они оказывались на волжском берегу.
– Я не смогу жить без тебя, – послушно откликался её воздыхатель.
– Ну если этого нельзя, то я хотела бы стать чайкой и улететь в теплые края.
– Я полечу вместе с тобой, – отвечал он.
Снежана смотрела на него с сожалением и думала, что тогда лучше прыгнуть со скалы.
Она уже с тоски начала писать стихи, но тут в соседний дом приехал на лето художник Герман Галанин.
Снежана, узнав, что он москвич, решение приняла, не раздумывая ни секунды. Сначала она отправила на родину своего поклонника, дав ему задание: срочно забрать у её знакомых какие-то необходимые ей вещи. В тот же день, когда он уехал, она решила проследить за художником. Снежана взяла небольшой альбом для рисования и отправилась за ним.
Разыскав Германа почти на том самом холме, куда она ходила со своим обожателем, Снежана набрала полную грудь воздуха, вспомнила все свои знания о ключиках к сердцу мужчины, навыки рисования, полученные в техникуме культуры, и устремилась в атаку.
Через несколько дней Герман уже не делал набросков волжских пейзажей, а рисовал лишь портреты своей новой возлюбленной.
Вернувшийся к тому времени невезучий воздыхатель опять остался у разбитого корыта.
Глава 14
Миша ждал в конце вестибюля станции метро «Октябрьская». Проход за ним был отгорожен массивными чёрными коваными воротами, сразу за которыми сияло подсвеченное прожекторами нарисованное на стене и потолке голубое небо.
Максим ещё издалека заметил, что Михаил очень расстроен.
– Ты здесь у решётки стоишь грустишь, потому что тебя в светлое будущее не пускают? – попытался шуткой подбодрить его Максим.
Миша вежливо поздоровался, но даже не улыбнулся.
– Вообще-то, эта станция – символическая усыпальница, – он посмотрел вверх и показал рукой на арочные своды с барельефами солдат, погибших в войне. – Люди пробегают мимо не задумываясь. Многие об этом забыли, а некоторые вообще не знали. А решетка эта – вход в алтарь. А туда, ты прав, не всех пускают… Пошли наверх.
Максим опешил. Он сотни раз был на этой станции и, как и все, давно уже не вспоминал о том, что значат эти бронзовые венки и факелы на стенах.
Они прошли в другой конец станции, где их подхватил длинный эскалатор. Миша смотрел на хмурые лица людей, которые двигались им навстречу, а Максим вдруг вспомнил, что сто лет не был на могиле деда, погибшего в сорок третьем под Курском.
– Надоело всё, – тихо произнес Михаил. – Хочется бросить всё и уехать отсюда.
– Куда? В Израиль? – Максим, стоявший чуть выше, повернулся к нему.
– Меня пригласили завтра зайти в одно учреждение, – не отвечая на вопрос, еще тише пробормотал Миша.
– Не сказали по поводу чего?
– Нет. Но я уверен, что из-за выставки. В лучшем случае не разрешат половину картин, а в худшем вообще всё запретят.
Когда они почти поднялись, грустно добавил:
– Я со Снежаной договорился у выхода встретиться. Так что у тебя ещё есть время отказаться.
Картины хранились в Доме культуры картонажной фабрики, который находился недалеко от метро. В фойе дорогу им преградила очень худая пожилая женщина с тугим пучком седых волос на затылке и с желтой кожей, так же туго обтягивающей её острые скулы.
– Вы куда собрались? – строгим голосом выкрикнула она и выскочила наперерез из-за стойки гардероба.