Мост Серафина. Хроники отвергнутых территорий

– Перед тем как мы начнем, парень, надо вот что…

– Что?

– Надо усвоить тебе одну простую вещь. Только для того, чтобы ты перестал примерять на себя эти расстояния и время. Потому что это все таких величин, размеров и значений, что пытаясь это понять, ты сдохнешь от тоски. Твое сердце остановиться, мозг покроется льдом, и ты сдохнешь. Все это происходило так далеко, что можно считать, будто этого и вовсе нет. Так и относись к этому. И то, что есть мы, старые, но еще живые свидетели – это чудо Господне, не иначе. А сейчас я сделаю свой обычный вызов со «Шнейдера», так что обожди.

– Внешний пароль 7181. Входной пароль «Мюнхен – Брест» – сказал Сандовал и Эмилио услышал обычный набор номера, увидел, как засветился под антенной зеленый глазок. Вызов попискивал, но на той стороне трубку никто не брал. Наконец женский голос невидимой коммутационной службы произнес:

«Абонент не поддержал вашу коммутацию. Сведения о вашем звонке занесены в реестр под номером.. 8 тысяч…865.»

– Куда вы звонили? – спросил Эмилио, включая запись.

Сандовал вытащил бутылку, оглядел ее со всех сторон, и спрятал снова.

– Я звонил в один далекий город, и этот город называется Ниневия. Этот город так невообразимо далеко от нас, что совершенно правильно и разумно считать, что его нет..Хорошо, ты включил? Я хочу закурить. Так… Все началось с того, что той ночью на Порции сгорела наша локаторная станция «Равнина»….

Материалы допроса Антония Синто Сандовала. Сектор Земля. 11 ноября 1998 г. Инспекция института Допустимых Исследований.

(Одна запись, запись фоновая)

РОССОМАРШ. (Сентябрь 2939 г. Новая Испания. Планета Порция. Дальняя орбита Очага Освоения Ниневия.)

Той ночью на Порции сгорела наша локаторная станция «Равнина».

Было ветрено и морозно, сугробы вокруг станции сияли оранжевыми и алыми нимбами, между ними носились пожарные боты, прыгали красно-синие отблески их мигалок, квакали серены и треск оседающих конструкций заполнял окрестности. Пламя выносило гораздо выше антенн длинными лоскутами, искры заполняли небо, и мне казалось, будто идет огненный снег.

На Бриетту я старался не смотреть. Она сидела в снегу, зажимала рот и медленно, хрипло дышала. Когда затрещали раскаленные конструкции и металл начал выть от перегрева и тарелка начала оседать, она взвизгнула, вскочила и сказала мне с ненавистью:

– Сделай что-нибудь!

Но в это время я уже шел к нашему жилому блоку, не обращая внимания на мороз. Опустевшую бутылку я зашвырнул далеко в сугроб, поднялся по железному трапу и оглянулся еще раз. Уродливые как летающая кочерга. дроны-пожарные трепетали над огненной воронкой, хлопали капсулы, и расстилались кремовые потоки пены. Локаторная станция будто свернулась, топорщились алюминиевые листы, раскаленные балки сами по себе шевелились, как черви в ране. Я зашел внутрь и упал в кресло. Было времени около четырех утра, я включил все мониторы в рабочем блоке и слепым взглядом стал смотреть стендап – шоу. Бриетта вошла, бросила на мой рабочий стол пустую канистру и сказала:

– Ты?

– Нет. Я заправлял красный генератор. У меня и капли мимо не упало.

– Тогда в чем дело?

– Пробило внешние контуры. Что – то вроде шаровой молнии, местная аномалия. На Порции так бывает, ничего не поделаешь. Я официально требовал замены на внешних контурах, так что все нормально.

Я не был уверен, в том что говорил, но и на самом деле эта штука- «ниневийская дуга» – сгубила нам кучу оборудования. У нас каждую неделю что-нибудь горело. И то, что стройку локатора удалось практически закончить, можно было считать везением.

– Ты знаешь, что теперь делать? – спросила Бриетта.

– Нет, – ответил я. Впрочем, знаю. С локатором «Равнина» нам больше делать нечего.

Бриетта грохнула тремя дверями и умчалась наверх, только прогремел трап под ее ногами. Я принялся варить в своей кружке кофе.

Пришел Фил, электрик и инженер силового оборудования.

– Выпьешь кофе?

– Давай, – сказал он неохотно и принялся кухонным полотенцем сдирать с лица копоть.

– Да забей, – спокойно сказал я, делясь ковбойской бурдой из кружки. – У нас экспертиз было столько, что живого места нет. Все знали.

– Это тогда все знали! А теперь, получается один я не знал, – он приготовился орать, но я положил ему пачку актов.

– Все подпиши и иди спать. Я подумаю, как быть.

– У нас официальный пуск был три дня назад.

– Это точно, – вяло сказал я, вспоминая наш корпоратив. И тут вошла Бриетта. На ней был тесный и элегантный комбинезон, который в этих краях все почему-то называют «лима», ее любимая шапочка – чула. Перуанская такая шапочка, очень милая в ней я Бриетту увидел тогда, давным -давно,. За ней волочились лямки комбенезона, гремя пряжками, она их ловила и одновременно перебирала наряды и допуски в папке, прижатой к груди. Я сразу почуял неладное.

– Куда ты собралась?

– Круг Мажино- Монтекума-Старый Обелиск, сбор показаний со всех маяков.

– Не вовремя, у нас чепе…

– Да имела я твои чепе.., у меня своя работа, маяки не обновляли месяц! – сказала она, пряча глаза и Филипп сразу вышел вместе со своей кружкой. Он четко помнил и исполнял наше правило- при выяснении отношений больше двух не собираться.

– Да в чем дело?

– Ни в чем. Подпишите наряд —допуск, синьор официале… И допуск на выезд!

Я глянул в бумаги. Желтый «Балкан», конечно, берет, дался он ей. Потом подумал и подписал. Спорить было себе дороже.

Она кивнула, схватила бумаги и пошла к выходу. Я подхватил лямки и потащил назад, а ей будто того и надо было. Она швырнула в меня бумагами, планшетом и сложенным свитером

– Ты! Превратился в высопоставленную самодовольную институтскую сволочь! И сам этого не заметил! Знаешь это? Сволочь, которая творит все, что хочет! Мы тут гнием от мороза, я детей месяцами не вижу, термосапоги к пяткам приросли, а ты мало того что каждый день играешься в Зорро с людьми которые тебя рады закопать, так еще ты кладешь с прибором на всю нашу работу. Как ты там говорил – не бойся выбрасывать сомнительные результаты? Так вот, сейчас у тебя все результаты сомнительные и знаешь почему? Потому что тобой движет только одно – полупьяная ирония бывшего интеллектуала. Что, твои наставники перестали поддерживать тебя под ручки и потребовали результатов? Правильно, проще все сжечь, чем становиться под прицел. Ничего, выдадут еще миллионов семьдесят, и я сотворю еще одно мертворожденное чудо света, пусть заткнуться! А вот мне кто мне выдаст еще десять лет жизни? Нормальной, человеческой, я не говорю о счастливой уже, а просто спокойной жизни.

– Я не трогал и пальцем! Просто пробило контур!

– Да от тебя же бензином прет! Бензином и перегаром. Смотри на себя в зеркало, смотри, свинья надувная! Тебе никого не жалко. Себя не жалко! Фила не жалко, Дорку! Меня! Совершенства жаждешь? Будет тебе совершенство —посмертное!

И тут в дверь забарабанили. Отчаянно прямо-таки молотили в чахлую алюминиевую прокладку.

– Ocupado! (занято!) – крикнул я, прекрасно зная, кто это может быть.

– Шеф! – кричала Дори Мендес, второй асссистент.– Шеф! Открывай!

– Да пусти ты! – выдернула Бриетта свои лямки, подобрала разбросанные вещи, открыла дверь и убежала. Дорка шагнула внутрь, у нее были полные руки – пластиковые листочки распечаток, кружка с кофе, пакет с печеньем. Я обошел ее и быстро пошел следом за Бриеттой, спустился в транспортный коридор.

– Желтый Балкан не бери! У него спасательные блоки сняты на перетяжку! – кричал я на бегу в глубину бетонной аллеи. Я спешил, но понял, что не успею. Покатилось по заиндевелым стенам транспортного тоннеля зарево курсовых огней, затрещали протекторы по ледяному бетону, загремели сливные решетки под мощными колесами и желтый «Балкан» проскочил в самом конце стоянки, развернулся, разметал сугроб залежалого снега и вывалился в поле. Я остановился, дрожа на угрюмом свинцовом сквозняке.

– Шеф! – Дорка меня настигла, тряся своими листочками. – Да стой ты, б… Он работал!

– Пускачи надо было собрать и в сейф сложить, чего теперь-то… – сказал Фил откуда то сверху. Я поднял голову. Фил ползал по трансформаторным ящикам, проверял и что-то записывал.