Мост Серафина. Хроники отвергнутых территорий

– А вы знаете о чем речь? – оживился Эмилио. Может быть выдадите мне? Или хотите, съездим в офис вместе, сдадим по акту.

– Вот мне время девать некуда, всякое барахло по акту сдавать. Ну заходите, я налью агавы.

Эмилио прошел на маленькую кухню, путаясь в развешанном белье.

– Вас зовут Клаудина, если не ошибаюсь?

– Нет, Клаудина старшая сестра, она живет в Америке. А я Руфина, а эта linda-подкинула женщина ребенка – моя Тута. Проходите сюда, во двор, тут у нас миленько, поставили недавно скамейку и распустили orosko. Хоть маленький, но свой двор, знаете…

Эмилио сел, глядя на растрескавшийся бетонный пол. Женщина уместилась на низкой скамейке.

– Проблем нет, я даже знаю, где она лежит, эта штука. Он ее прячет на самом верху шкафа, в обувной коробке. Она довольно тяжелая, хоть и маленькая, и сто лет как не работает.

– А откуда вы знаете, что она не работает? Вы ее включали?

– Просто глянете на нее и сразу поймете, что ей только орехи колоть и дверь подпирать. А он таскал с собой всюду в своей сумке, простите, даже по нужде не расставался.

– Может быть, принесете ее. А почему он сейчас оставил?

– Погодите… Я вот чего боюсь. У него стал такой скандальный характер, ну знаете, как у всех стариков. Вернется из госпиталя, полезет проверять, ее нет… Будет черт знает что, будет шум. Может быть вы как —нибудь ему сообщите, что забираете? А то опять я буду во всем виновата.

За стеной дворика Эмилио услышал пение. Пела женщина приятным чистым голосом.

– Это поет филипиннец. Старый филипинец, а голос как у примы. —

Руфина задумалась.

– Позвоните ему!

– Филипинцу?

– Да нет, моему отцу! Позвоните ему, он сейчас как раз должен быть свободен после процедур.

– Я звонил, – ответил Эмилио.– Как только он слышит, что я из Института, он бросает трубку. Потом вовсе телефон отключил. Я даже ходил, но к старикам на биоподдержки врач не пускает.

– врет все старый черт. Просто сказал врачу, чтоб никого кроме родственников… Хотите еще агавы?

– Да, не откажусь. А сколько ему полных лет?

– Сто двадцать три. Вы с ним работали?

– Нет, что вы!. Я гораздо позже в Институте, просто иногда собираем оборудование уволенных сотрудников. Не все вовремя сдают.

– Он у него уже лет сорок. Такое барахло. Почему он так держится за него?

– Я не знаю Эмилио пожаул плечами..– Я понятия не имею. Старики ценят всякое барахло.

– Он очень упрямый, вы знаете. В свое время.. ну когда умерла мама, они вместе работали где-то далеко, он нас всех отправил в пансион. Я узнала, что mamacita нет, когда мне было девять лет.

– Я сожалею.

– Она или замерзла… Или разбилась. Утонула? – Женщина спустила ребенка на бетон и посмотрела, как она делает несколько неуверенных шагов навстречу Эмилио. – Он ведь молчал до последнего. Потом у него были эти проблемы, его чуть не посадили. Говорят, что он работал в программе Коалиции по Очагам Освоения, это правда?

– Я недавно в институте, а вы дочь такого великого ученого, сразу говорите о таких вещах. Я слышал только одну лекцию про Очаги Освоения.

– У них ни фига не вышло, – понизив голос, загадочно сказала женщина.– Папа вернулся, кажется его полгода держали под стражей. Потом выпустили. Потом он сказал, что мамы нет. Потом забрал нас из пансионата. Потом мы выросли. Но эта штука с тех времен у него, я помню с детства.

– А почему не вышло? – спросил Эмилио, и подумал, что вопрос глупый

– Не знаю. То ли они что-то нашли… То ли ничего не нашли. Но! Я несколько раз натыкалась на его коммуникатор с мононовостями Коалиции. И знаете, что?

– Что?

– Это были нормальные такие новости. Биржи, спорт.. гламур, кино.. политика..Только вот что.– женщина сузила глаза, и заговорила страшным, жарким шепотом.

– Все в этих новостях было нормально, обычно и скучно. Все в них было нормально. Но… это были новости не из нашего мира. Я никогда, нигде не видела не слышала этих названий. У меня высшее, я знаю географию. Перронт, Эмбер, новая Испания, и самое главное- Ниневия. Ниневия! Вы слышали про Ниневию? Где это?

– В Ираке?

– Нет! Это целое современное государство! И я видела фото! Это не какая-нибудь Луна или Антарктида с десятью замороженными полярниками. Нормальное небо, солнце, море, небо… Небоскребы, курорты, самолеты… Оно так и проходило в этих новостях – Очаг Освоения Ниневия. Где это? Я даже видела карты, но там непонятно, где это. Очертания непонятны, и ни одного знакомого названия. Парма – Романо, Ойа, Ференц… Вы знаете, где находится город Ференц?

– А название «Северная корона» вам встречалось?

– Вот! Вы тоже слышали? А Календарь Республики?

– Как это?

– Время указано по календарю республики! Что это за календарь такой! И самое интересное, знаете что? Люди! Сотни тысячи людей на улицах этих городов! Таких, как мы с вами!

В доме затрещал телефон, и Руфина ушла, подхватив дочь. Эмилио собрался было закурить, но вздрогнул от нервного крика:

– Что ты хочешь!? Они придут сюда с полицией, они перепугают соседей, детей, переворошат здесь все и заберут! А может и тебя заберут! Хорошо, сейчас!

Руфина вылезла, придерживая девочку, из окна и, делая страшное лицо, зашипела:

– Иди, иди быстрей! Он наконец, хочет поговорить, слава Иисусу!

Филипинец так же пел, не снижая темпа за стеной. «Вот же глотка!» – подумал Эмилио, взял увесистую трубку старомодного телефона и сказал:

– Halo, синьор Сандовал!

Задыхающийся, сварливый голос заставил Эмилио отодвинуть трубку от уха.

– Ты уже домой ко мне добрался, змея проклятая!?

– Послушайте, вы сами работали в институте и знаете, отдел инвентаря три шкуры спускает за «Шнейдеры»!

– Да, я работал, забери тебя черт, а не обирал умирающих стариканов! На пару с их никчемными дочерьми! Что тебе надо, haver!?