Последняя шутка Наполеона

– Да это разве гэбня? – поморщилась Рита, – какая эта гэбня? Это просто мальчик с тонкой душевной организацией – не в папашу. На твоём месте я бы взяла быка за рога! Если он фанатеет от Анжелики Варум – постарайся вести себя, как она. У неё, по-моему, много клипов. Найди их и посмотри. Впрочем, с ней достаточно ясно всё и без клипов.

– И это – всё, что может мне посоветовать профессиональная аферистка и проститутка? – спросила Ирка, беря со стола смартфон.

– Девочка моя! Самая прожжённая проститутка тебя уже ничему научить не сможет. Если нужна консультация экстремистки, то вот она: сделай так, чтоб этот мажор и все его братья по разуму объявили себя агентами марсианской разведки и попросились в бронированную камеру. Там вреда от них будет меньше.

– Это легко сказать! Но как это сделать?

– Да ещё легче! Выйди за него замуж и подмени себя Женечкой.

– То, что ты предлагаешь – не экстремизм, – заметила Ирка, – это фашизм. Ага, вот есть видео!

Из смартфона стала звучать грустная мелодия под ударные, и почти забытый девичий голосок запел: «Целый город мокнет под дождём этой ночью и холодным днём…» Внимательно глядя, как Анжелика Варум с микрофоном и в белой шапочке с перьями двигается по сцене среди каких-то людей, Ирка посидела ещё, затем потащилась в свою и Женькину комнату. Направляясь к себе через три минуты, Рита увидела, что она уже делает упражнения на растяжку, стоя в одних трусах с опорой руками на пианино. Её звёздная двойница пела «Гуд бай, мой мальчик!» От гибкого, смугловатого тела Ирки оторвать взгляд было трудно. Рита остановилась, и у неё промелькнула мысль, что будь у этой девчонки сильный характер, она бы кашу сейчас нормальную заварила. Но ведь характер-то не приделаешь! Или всё же можно его приделать?

Следя за Иркой, задумалась Рита так, что даже и не услышала лязг замка входной двери и обернулась только на вопль:

– Рок-н-ролл жив! Вырубай попсу!

Это была Женька. Она припёрлась с каким-то своим ровесником идиотского вида. Точнее, хипстерского. С татушками на щеках. Выставив его, против чего Женька не очень-то возражала, Ирка с Ритой заметили, что на ней – всё новое, и весьма дорогое: юбочка, кофта, колготки, туфельки, а в руке она держит акустическую гитару, также не из дешёвых. Вопрос, откуда всё это, вызвал у Женьки хохот.

– «Форд» продала! Ой, Ритка, не бей! Шучу! Держи ключик. Я продала только яблочки. Сливы съела. Ох, и вкуснющие! Что за сорт? Я не обосрусь?

– Да где ты продала яблоки? – удивлённо спросила Рита.

– Возле метро! Багажник открыла, стою, ору: «Яблочки берём! Берём яблочки!» Расхватали за полчаса.

– А менты где были?

Этот вопрос вызвал изумление Женьки.

– Что значит, где? – спросила она, сняв туфли и сев на стул поиграть, – везде! Как всегда! А разве они могут быть где-нибудь ещё?

– Да чего ты брешешь-то, Женька? Они меня прогнали оттуда через минуту! А ты ещё на чужой машине была!

– Так ведь у тебя рожа тридцатилетней минетчицы, – объяснила Женька, взяв пару довольно сложных аккордов, – а у меня – шестнадцатилетней. Кстати, я залила полный бак бензина на самой лучшей заправке! Шестьдесят литров.

– Не вздумай петь, идиотка, – предупредила Ирка, – я разминаюсь!

Женька обиделась, и, поставив гитару в угол, пошла на кухню пить чай. Решив до конца всё выяснить, Рита к ней присоединилась.

– Откуда деньги взяла? – спросила она, следя за угонщицей. Та, звеня, грохоча и ругаясь матерно, развела в огромной эмалированной кружке почти чифирь и высыпала в него половину сахарницы.

– Откуда, откуда! Сказала – яблоки продала! Ты чего, тупая?

– Какие яблоки, твою мать? Их было килограмм двести, максимум! Даже если ты загнала их по сто рублей, чего быть не может, это – двадцатка! Туфли, в которых ты притащилась, стоят дороже!

– Я не обязана отвечать на твои вопросы.

Так заявив, ещё одна копия Анжелики Варум уселась и присосалась к чёрному пойлу. Её лицо зарумянилось, а потом стало багроветь. Глазищи моргали. И вдруг из них закапали слёзы. Расплескав чай, Женька разревелась. Ирка, конечно, этого не услышала, потому что в комнате очень громко звучала песня «Художник, что рисует дождь».

– Ты сошла с ума, – прошептала Рита, подойдя к плачущей и обняв её, – что случилось?

– Что, что! Я – тварь! – выла Женька, пуская целые ручьи слёз, – я сука проклятая! Я влюбилась!

Всё, что угодно Рита ожидала услышать, только не это. Как у неё отлегло от сердца! Как улыбнулось солнышко за окном, укладываясь на крыши многоэтажек!

– Вот оно что! В кого? В этого мальчишку с татуированными щеками?

Женька не сразу въехала, о ком речь. Поняв, разоралась:

– При чём здесь он? Я даже не знаю, как его звать! Какой-то упырь! Просто попросил его подвезти.

– Подвезти? Куда подвезти-то? К тебе домой?

– Откуда я знаю? Я ничего о нём не желаю знать! Мне неинтересно, куда ему было нужно! А тот – художник! Он мне сказал, что будет рисовать дождь…

Последнее слово оборвалось рыданием. Песня, полная самой страшной, самой глубокой грусти – грусти сентябрьского дождя, всё ещё звучала. О, как она была тяжела!

– И тебя с зонтом? – улыбнулась Рита, погладив Женьку по волосам, густым и растрёпанным, будто грива, – под алым клёном?

– Да, да, да, да, – прохлюпала Женька, – под алым клёном, как в этой песне поётся!

– Когда ты с ним познакомилась?

– Вчера, днём! Сидела на остановке, он подошёл и сказал… Да какая разница, что! Это совершенно неважно!

– А сколько лет ему?

– Двадцать! С чем-то.

– И он – художник?

– Художник! Я у него была. Он мне показал, как рисуют и что уже нарисовано. Он купил мне гитару! А остальное всё я купила на свои деньги. Я правда яблоки продала! И твою машину сама заправила.

– Ты его покатала на ней?

– Чуть-чуть. Ему было некогда. Он ведь учится! Твои сливы очень ему понравились.

Песня смолкла. Другой за ней не последовало. Из комнаты грянул шквал «Апоссионаты». Ирка решила всё же позаниматься перед зачётом. Женька поёжилась. Её плач стал тихим.

– А почему ты тварь и сука проклятая? – продолжала допрашивать её Рита.

– Как – почему? Он ведь очень бедный, а я его раскрутила на дорогую гитару! Кто я, если не сука?

– Сучка, – чмокнула Рита мокрую щёчку и распрямилась, держа ладонь на Женькиной голове, – противная, наглая, очень глупенькая. О, Боже! Почему линь опять попался тому, кто о нём ни разу даже не думал?

– Кто? Кто попался? – вскинула Женька часто моргающие глаза, – какой ещё линь?

– Золотая рыбка. Не обращай внимания. Я хотела спросить, за что тебе это счастье?