Василеостровский чемодан

– Всё. Надо искать этого типа.

– Да не надо искать.

– Как это.

– Так. Я знаю, где он обитает.

– Ну, тогда ловить будем.

– Ловить? Нет, такое не по мне.

– Хорошо, ты покажи только, где он прячется на кладбище кораблей, а мы там и схватим.

– Нет, дорогой мой, и показывать не буду. И потом, кто это мы?

– Мы с милицией. Кстати, опаздывают наши те, которые нас берегут, – сосед профессора выдал некоторое волнение.

– Лучше бы и не приходили.

– Нет, Егорыч, я не понимаю. Тебя обокрали. Взяли всё твоё самое ценное вообще дело целой твоей жизни, а ты говоришь, пусть не приходит милиция. Тебе что, всё равно?

– Точное определение. Всё равно.

Командир ещё больше разволновался. Тут и раздался звонок в дверь.

– Открыто! Заходите! – крикнул Предтеченский.

Дверь отворилась, и вошли трое людей в милицейской форме. Сосед профессора кинулся их встречать.

– Здесь произведена кража? – спросил один из них.

– Здесь. Здесь, – поспешил ответить бывший военный.

Предтеченский нахмурился.

– Опись составили? – спросил милиционер, наверное, главный среди трёх.

– Опись чего?

– Украденного, естественно.

– Нет ещё.

– Так составляйте. Подозрение на кого-нибудь есть?

– Есть, конечно, есть, – снова поторопился ответить заботливый сосед, – или нет? – остановил он себя и взглянул на профессора, – нет, определённых-то подозрений вроде нет.

– Вообще-то, – медленно произнёс профессор, – зря мы вас вызвали. Вы уж простите великодушно. Украдена, по сути, ничтожная малость – продукты с кухни. И больше ничего.

– Тогда пишите заявление об отказе от вызова. Вам пришлют штраф, – охотно отозвался главный милиционер, предвкушая ничегонеделание.

– Я напишу, – так же поторопился и так же охотно отозвался отставной военный.

Милиция ушла, забрав листок бумаги с заявлением. Сосед профессора, еле заметно махнув рукой, тоже вышел за дверь, но там остановился.

Да, не просто вышел. Отставные военные просто так дела не бросают. Он махнул рукой не потому, что понял безнадёжность затеи с поимкой Босикомшина. Он так поступил, поскольку решил заняться следствием персонально, так сказать, в одиночку. Справедливость должна занять законное место на этой земле. Нельзя ни терять, ни сознательно разбрасывать совершенно необходимую сущность общества. Отставные военные по-настоящему обязаны бороться за подлинную справедливость. Это и есть их теперешний предмет защиты. К тому же, его вдохновил пример упомянутого им же следователя, будто простачка, лейтенанта Коломбо из одноимённого сериала.

– Хе-хе, поймается бобёр.

ГЛАВА 6

Пожизненный пешеход снова оказался на мосту. Вернее, успел немного пройти Благовещенским мостом, шагов десять-пятнадцать, и глядел на течение воды, уносящее редкие предметы, попадающиеся на её поверхности, большей частью, конечно же, мусор. По другой стороне широкого моста остановились двое мужчин, плохо одетых, да к тому же, с чужого плеча. Они опустили вниз мешки.

– Никуда я не потащу твои сундуки. Пустые, к тому же. Надоело. Никто этот антиквариат у нас не купит. С таким видом и с такой мордой. Милиция только застукает, и всё, – визгливо проговорил щекастый, востренько сверкая узкими глазами, и несколько раз подряд звонко икнул.

– Ну, выброси тогда. В речку выброси. Пусть плывут. Куда-нибудь приплывут. К, Урхе, хе-хе.

– Какая ещё урха? Что ты болтаешь, аристократ?

– А без разницы. Финцы, они и есть финцы, а значит, Урха Кекконен. Кидай.

– И кину.

Вниз полетели старинные шкатулки, добросовестно выполненные из красного дерева, и почти без звука шлёпнулись о воду.

А через должное время, проплыв под мостом, эти вещички оказались в поле зрения Босикомшина. «Интересно, что там такое, – подумал он, засекая взглядом не совсем обычные для мусора очертания предметов, – и от берега недалеко; можно выловить». Он прошёл к набережной, не упуская из виду любопытные вещицы, и последовал параллельным им курсом. Вот ещё один случай, когда ранее неподвижные предметы провожают пешехода. Здесь, правда, наоборот, пешеход провожает, сопровождает неодушевлённые вещи, но всё равно – такое действие создаёт душевное равновесие. А Босикомшину подобное состояние как раз и надобно. Именно равновесия для слегка перекошенной души он и искал у большой воды. Взаимное сопровождение продлилось до известного кладбища кораблей. Там шкатулкам был учинена массовая препона, и они уткнулись в полузатопленный борт бывшего парусника.

Будучи постоянно своим человеком среди мореходных мертвецов, наш первый герой, преодолев замысловатый маршрут с одного корабля на другой, добрался до парусника и без труда вытащил все шкатулки числом семи штук. Благо, вода и верх борта были почти на одном уровне. «Хорошие вещи, – оценил он выловленное по внешнему виду, – жечь жалко».

Поскольку мешка у него не оказалось, пришлось переносить находки в четыре приёма: три раза по две, последний раз – одну. Шкатулки небрежно сложены друг на дружке возле печки.

Уюта в кладбищенское пристанище не добавилось. Главное – холодно, а жечь красное дерево Босикомшин так и не решился. Ему даже не пришло в голову поинтересоваться – что внутри. Оглядев перемену интерьера, он вышел прочь.

Пешеход оставался пешеходом. Опять его понесло. И он вскоре снова очутился поблизости от дома профессора, но на соседней линии, куда примыкает проходной двор. Туда и свернул. А там вообще – царство пешеходов. Ведь чем ценен такой город, где в изобилии сосредоточены дома со скрытыми внутри путями, а особенно этот Остров? Тем, что позволительно гулять проходными дворами из любого конца в любой конец, лишь изредка попадая на миг в пространства улиц, прорезаемых потоками ничем не останавливаемых машин. В такие редкие мгновения привычно обругаешь ничего не подозревающих автомобилистов, отрезающих путь именно тебе, протиснешься между ними, и без сожаления забываешь о них, вновь и вновь погружаясь в пешеходное царство. И приговор о пожизненном пешеходном труде уже не кажется столь тягостным.

Здесь, ещё в начале проходного двора, его внимание привлекла школа с юридическим уклоном. Может быть, он в ней учился когда-то? Или даже, бывало, работал учителем? Допустим. По крайней мере, это место ему хорошо знакомо. И ощущал он себя здесь вроде бы нечужим, – посреди торчащих отовсюду брандмауэров.

И он был узнан учеником старшего класса, выходящим из двери чёрного хода: одним из тех, кто отнял бумаги у малышей. Думаем, будто узнан. Потому что, увидев Босикомшина в образе учителя, школьник вдруг сообразил отдать немедленно те бумаги ему.

– Мальчишки нашли, хотели отнести в учительскую, так я у них взял, чтобы ознакомиться. Рисунки, чертежи с пояснениями. Не вы ли потеряли? Возьмите.

Босикомшин взял.

– А остальное вон, во дворе поразлетелось. Я сейчас вам соберу, – старший мальчик отбежал в сторонку, подобрал бумажные листы разного формата и подал их потом Босикомшину.

Тот взял. Но что делать дальше? С таким грузом и не развернуться. Учитель опустил пачки и рулончики на площадку наружной лестницы. Откуда-то взялась у него аккуратность, и с её помощью он все бумаги сложил в одну большую пачку. Затем, взгляд, прилежно примечающий нужные вещи, отыскал поблизости довольно длинный кусок медной проволочки, наверное, оставленный одним из вездесущих мальчишек-добытчиков. Им и повязалось всё в единый пакет.

Взвесив рукой новое приобретение и покачав им из стороны в сторону, Босикомшин попробовал поразмыслить. И после того ему пришло в голову оценить произошедшее краткое событие.