Василеостровский чемодан

«На растопку, что ли пригодится»?

Довольно. Больше сегодня ходить без толку не будем. Пора куда-нибудь прийти окончательно. Кто это сказал? Босикомшин пожимал плечами, но такие движения можно растолковать по-разному, не обязательно причиной тому неуют. Он просто несильно поёжился от холода. Или испытал новое сомнение. Но нельзя и не подумать, будто он услышал чей-то голос, направленный в его адрес. Встревожился, и сразу не понял, чем же ответить на услышанное чьё-то утверждение. Прошло тягучее такое время, довольно продолжительное, а он и не пытался оценить неведомое обращение к себе. Он стоял, исподлобья уставившись в небесный свод.

Ноги у него тоже помялись на месте, пока ещё не решаясь на поступательное движение.

И что же, долго ли мы будем продолжать стояние? Всё-таки пойдём, а? Не оставаться же на месте просто так. До корабля уж дойдём, а там…

А там Босикомшин развязал стопку бумаг и сразу же ахнул. Та бумага, что была самой нижней, случайно стала самой верхней (стопка сделала кувырок в момент освобождения от проволочки). Но, конечно же, не цирковое действие с бумажным кульбитом повергло нашего первого героя в изумление. Оказывается, взгляд упал на графическое изображение того чемодана, который без малого целый день был в центре чуть ли ни больного внимания вечного изгнанника.

С благоговейным страхом он стал рассматривать другие бумаги, и по мере увеличения откладываемых в сторону страниц, росло благоговение, умножался страх. Перед ним ведь лежали бесценные рукописи профессора и мага. Вот они, те гениальные проекты, ведь о добыче оных так долго и мучительно терзали мысли его! А теперь не только думы занимались производством. Сходу теория сменялась натуральной практикой. Сколько ж бедные ноженьки поисходили из-за них! А теперь всё позади. Неужели всё позади? Но чего же впереди?

Не отвечая на заданный вопрос, Босикомшин разложил стопку на семь примерно равных частей, и разместил эти части в так удачно и слишком даже кстати выловленные шкатулки, уже почти обсохшие. Бумаги заняли для себя новые места, будто исстари в них и полёживали. Потом будем думать, что впереди. А сейчас царствует миг триумфа. Он – обладатель.

Интересно, как порой много чего решается на повтор. Точно так же недавно он был обладателем чужого ключа от чужой квартиры. И точно так же им владело недоумение: зачем эта вещь ему? И таким же метким был ответ: надо. Просто надо, и всё. Ключ поначалу был нужен, как просто ключ. Не слишком оригинальная металлическая вещица, матово-золотистая, с бороздками и зубчиками. Потом он преобразился в иного фигуранта и понадобился для проникновения в известно, чью квартиру, но неизвестно где расположенную. Зачем? Чтобы завладеть интересными бумагами. Теперь, занятные бумаги, минуя пустые хлопоты, сами попали ему прямо в руки. Нет, хлопоты, конечно же, были, и не слишком пустыми, просто они как бы немножечко мимо пробегали. А тут, будто он оказался гипнотизёром и сумел прозомбировать эти предметы. Или телепортировать. И если они уже есть у него, значит и нужны. Дальше таковые пригодятся для того, чтобы, наконец, завладеть тайной. О! А тайна для чего нужна? Такой вопрос пока не возникал. Ум в данный момент был слишком горячим.

Но, подобно печке в тесной каюте, голова быстро остывала из-за скорого сгорания топлива. Хладнокровие потихоньку пронизало все возможные чувства, и уже сама собой выкатилась простая, словно шар мысль: «Надо бы отдать всё профессору».

А пока он тоже просто решил отдохнуть.

ГЛАВА 7

Из-под Благовещенского моста выскочил милицейский катер на подводных крыльях и подкатил к одному из краёв кладбища кораблей со стороны реки. Трое-четверо представителей власти устроили заранее запланированное десантирование с наиболее неожиданного с их точки зрения места для поимки незаконно проживающих лиц на этом полностью непригодном для жизни ржавом приростке к достаточно престижной части престижного острова. Не только проживание людей в таких местах неуместно. Даже корабли, которые нормальные, тоже не должны здесь швартоваться. Кладбище ведь. А те мёртвые ржавенькие кораблики, что составляли предмет милицейского рейда, – все небольшие, оттого-то осмотр происходил быстро. Вот уже и отворилась дверь в каюту Босикомшина.

– Давно тут обитаете? – вопрос, конечно же, прямой. На него, вроде бы, и отвечать надо прямо.

– Да нет, я, так же, как и вы, залез посмотреть, что за кораблики, – ответил Босикомшин.

– Это правда?

– А что? Здесь и мальчишки всё время лазают. А я гуляю часто по набережной, гляжу на этот хлам и думаю, когда же, наконец, кто порядок наведёт. Может быть, вы ответите? Безобразие же, верно?

– Безобразие, безобразие, – поддакнули милиционеры, оглядывая содержимое каморки.

– А больше нет никого на судне? – спросил один из них.

– Я не видел, – ответил Босикомшин и развеселился, – я ж за несколько секунд перед вами оказался в каюте. Глянул в окошко, смотрю, вроде помещение какое-то. Дёрнул дверь – открылась. Зашёл. Если бы кто-нибудь отдыхал здесь, я бы не залез. Зачем беспокоить людей? Так что, нет никого. И не было.

Милиционеры переглянулись между собой, а затем оглядели Босикомшина. На бомжа, будто, не похож. Нормальное пальтишко. Ничего не оборвано, карманы целые. И лицом умыт, побрит. Разве лишь, ботинки изрядно стоптаны, так и это нормально. У них самих обувка тоже не первый год ношена.

– Ладно, пойдём дальше, – сказал другой милиционер, – а вообще надо здесь чистку проводить не посреди дня, а ночью. По ночам такие случайные любопытные прохожие под ногами путаться не станут.

– Правильно, – сказал Босикомшин и бочком протиснулся в полуоткрытую дверь.

А тут уже на соседнем кораблике показалось несколько любопытных мальчишек.

– Осторожно, осторожно, – крикнул он им, – здесь и в воду легко угодить.

Милиционеры тоже вышли. Мальчишки испугались милиционеров и поспешили перебираться на берег.

– Видите, – обратился Босикомшин к десанту, – лазают. А если кто упадёт в воду? А если утонет? Кто отвечать будет? Должна ведь власть отвечать, она ведь у нас допустила такое безобразие. А вы – её представители.

– Ладно, ладно, – одновременно заговорили милиционеры, – все теперь власть ругают. А понавезли эту рухлядь сюда, небось, предприниматели, деловые люди, бизнесмены. Теперь они у нас власть. И не каждый из нас её представляет.

Босикомшин сошёл на берег, а милиционеры перелезли на соседний катер.

ГЛАВА 8

На берегу стоял отставной командир танка в полной парадной амуниции, украшенной гвардейским значками и боевыми наградами, так что и нельзя было подумать, будто он числится в запасе. Босикомшин чуть не столкнулся с ним.

– А, – сказал он, – и вы снова гуляете? Но вас не узнать.

– Гуляю, – строго произнёс натуральный военный командир. Он видел, как милиционеры дружественно разговаривали с его недавним компаньоном по застолью в профессорской квартире, но тот не был арестован. Сам отставной сержант, ныне играющий роль лейтенанта, тоже не мог ни к чему придраться, поэтому – единственно, что он способен создать – строгую интонацию в голосе.

– А что вы скажете насчёт этого безобразия? – спросил Босикомшин знакомого застольника, скорее по инерции, чем с интересом, и показал на кладбище, где скакали милиционеры.

– Не столько оно безобразие, сколько безобразно то, что на нём иногда происходит, – не прерывая строгой интонации, ответил командир-сыщик. Прямого обвинения он вынести не мог ни против Босикомшина, ни против иных людей снующих туда-сюда, а иногда и норовящих столкнуться кто-нибудь с кем-нибудь. Если б здесь присутствовал «Егорыч», то в очередной раз обнаружил бы соседа в роли любителя пофилософствовать.

– И мы с милицией тоже только что пришли к такому же выводу, когда малость побеседовали, – проговорил пешеход, не успевший отдохнуть ни от ходьбы, ни от чувств, поддерживая достойную мысль военного человека и начинающего следователя. – Мало ли что может случиться неприятного или вообще криминального на этой свалке. И потонуть может ребёнок или пьяный.

А военный человек, похоже, не мог пока сообразить, что ему делать, на какой поступок направить позывы стяжания справедливости. Схватить вора и допросить на манер иного, да какого-то частного детектива? Крикнуть милиционерам, чтоб те забрали злостного преступника? Но только одним подозрением руководствоваться нельзя. Он, несмотря на то, что был из людей военных, – нехитрые и въедливые правовые вопросы знал. Понаслышке. Ведь и школа с юридическим уклоном, по соседству с его домом, подспудно тому способствовала. Та, где обретались дровишки рядом с окном класса по труду. Случалось порой подзадержаться там, да поговорить с одним-другим учителем. Презумпция невиновности, – есть такой постулат. А в настоящий момент разговаривать без цели ему не хотелось. Трудно толковать в таком положении. Производство диалога не имело ни, так сказать, приводного ремня, ни движущей силы от какого-либо источника энергии.

Босикомшин, тоже понимая, что контакт граничит с небывальщиной, а главное, и не нужен, даже вообще вреден, отошёл в сторонку, но скоро вернулся. Он ещё до того обратил внимание на петлицы и нагрудный знак строгого человека, где явно проступало изображение танка. А теперь к нему пришла оригинальная мысль, и он сказал:

– Мне профессор, ваш сосед, уже успел рассказать об основном преимуществе супергениального изобретения. И вот. Представляете, например, танк, оборудованный замечательными трубочками, трубками и трубами, где постоянно и неиссякаемо заряжена звёздная энергия?! Ночью и днём. Это же – абсолютное оружие! Сделайте. Попросите соседа своего передать вам его наработки. Ну, заново. Он же всё помнит. И сделайте. Вы же всё умеете делать из подручных материалов. И весь мир можете завоевать одним танком!

Откуда взялась у него такая фантазия? Ведь раньше он представлял себе наилучшим приспособлением изобретения профессора-мага, – добротно сбитый плотик с тёплым домиком на нём. Это чтобы Неву переплывать с одного берега на другой, а заодно и жить на нём вместо кладбища кораблей. И слушать звёздную музыку не воображением, а настоящим слухом. Решил поиздеваться, что ли, памятуя о бумагах профессора, благополучно сложенных в его же шкатулки, но в своём, Босикомшивом убежище?

Затем пешеход отвернулся и двинулся берегом вверх по течению. А командир танка лишь крякнул и ничего не сказал. Мы же знаем, что отставные военнослужащие большей частью их полностью свободного времени заботятся о справедливости. О делах соседей – тоже всё знать надо. А будущие военные действия их уже вовсе не интересуют. Они уже давно вне их компетенции. Ну, если только международная разведка весьма любопытна. Моссад, там, или МИ-6… а теперь и лейтенант Коломбо.

Милиционеры, тем временем, закончив осмотр мертвецов, вернулись на казённый, пока ещё живой катер. Синий дымок, а затем и рокот мотора возвестили об их убытии с места временного дежурства. Подводные крылья подняли корпус катера над водой, и он быстро исчез под Благовещенским мостом, даже не подняв волны.

ГЛАВА 9

Когда все интересующие командира лица скрылись из виду, он целенаправленно полез на тот корабль, где недавно встретились милиционеры с Босикомшиным. Там он с уверенностью бывшего военного человека, а ныне знаменитого сыщика, вышел на цель. Пытливому взгляду недолго пришлось блуждать по ржавым стенам. Дверь в каюту он увидел почти сразу и, не раздумывая, рванул её на себя. Трудно сказать, в какую сторону должна была открываться дверь, согласно конструкции корабля, но она не посмела противиться военному человеку и отворилась. А когда командир вошёл внутрь, шкатулки красного дерева с медным тиснением так и бросились ему в глаза, будто звери на охотника. Он сразу узнал замечательные старинные изделия, поскольку уже давно примеривался к ним в квартире Предтеченского на предмет собственного изготовления вещей, им подобных. Ещё один уверенный шаг, и он открыл наугад одну из них – ту, что оказалась верхней в стопке. Внутри аккуратно лежали бумаги с чертежами и надписями. Много бумаг.

«Ну, и милиция у нас, – гневно подумал он, – ничего не видят».

Дальше, казалось бы, отчётливо представились ему действия по стяжательству справедливости. Вот вещдоки, вон – где-то недалеко преступник. Невидно его. Но стоит, небось, недалеко, выглядывает из-за угла, выжидает момента, когда все уйдут, чтобы вернуться в поганый бобровый тайник и продолжить любимую преступную деятельность. Например, продать это иностранной разведке. Конечно. А кому же ещё? Не «Пушкинскому дому» же. Наверняка, у него есть связь с МИ-6 или Моссадом, если он так упорно охотился за кладом профессора. Был, небось, приставлен. Внедрён. И вид у него такой незаметный. Средний. Вон и консульство иностранной державы ближайшее имеется. Возможно, как раз он уже сидит в нём и договаривается о передаче материалов. И ведь место это, – очень уж напоминает явку. Схрон. Да, да, да. Надо быстро сбегать за другой, сухопутной милицией, да устроить засаду… Нет, не поймут, сочтут за сумасшедшего… Своих сослуживцев бы срочно отыскать…

Казалось бы, военный человек мысленно уже связал единую цепочку будущих событий, и дело, вроде бы, с концом. И удовлетворение. Однако совершенно иное сиюминутное решение пришло в голову командира танка, спонтанно, и без каких бы то ни было обоснований…

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

ГЛАВА 1

Со стороны звёзд надвигалась чёрная завеса. Мало кто обратил внимание на столь странное действие. Завеса в нашем небе – явление нередкое. Одних только облаков – с полземли.

Звёзды, одна за другой, затемнялись, будто их, как водится в городах, по утрам гасил аккуратный и добросовестный фонарщик. Не говоря уж о Млечном Пути. Тот уже перестал быть видимым даже для самых зорких глаз. Это если бы случилась теперь ночь, и если бы мы случайно задрали голову вверх. Бывает, что звёзды гаснут всего-навсего из-за наступления утра. А, надо сказать, сейчас вовсе не утро. Даже вечер ещё не вступил в победную схватку со днём, хотя солнце и многое другое, ему сопутствующее, уже довольно заметно склонилось к западу. Одним словом, день ещё имел возможность устоять, и он этим воспользовался в полную силу, сияя над всей линией горизонта. Иначе говоря, попросту не позволял человеку видеть звёзды, к тому же беспричинно вдруг начинающие гаснуть. Так-то оно так. Однако мы теперь знаем, что нарочным образом бывают звёзды ощутимы и во время дня – во всей красе спектральных классов. И товарищ Босикомшин с удовольствием нам это подтвердит. Он, как известно, чуток раньше слушал даже звёздную музыку, слушал, по-настоящему, хотя и не различал те звёзды зрительно. Просто, среди солнечного света, рассеянного в толще воздуха, они всяко растеривают прежний вид. Их дневное сверкание, доходящее до воздуха земли, сливается с рассеянным повсюду солнечным светом и никем не замечается. Но присутствие звёзд на небе никто не отменяет. И истечения их света, кстати, тоже никто не сводит со счетов. Поэтому они полнозвучно сияют не обнаруживаемыми световыми точками. Скрытно сияют. Многие знают это со школьной скамьи, и мы о том заведомо напоминали, добавив, от себя, что звёздное сияние всего-навсего добавляет солнечному свету особый, мало кому известный и мало кем замечаемый тон. Подобно букету экзотической приправы, оно привносит ему тонкого аромата, и преобразует содержимое небесной чаши в профессионально завершённые световые разносолы. И сам этот, вроде бы слабый с виду звёздный свет, подобно привычному для нас мощному излучению солнечному, рассеивается в воздушном куполе, занимая всю поверхность. Ему удаётся предъявить себя почти незаметным мерцанием всего неба. Вот если взять, да попробовать хорошенько вглядеться в ясную голубизну, без труда удастся там заметить почти неуловимое общее небесное мерцание. Особенно удачно такое видение происходит по утрам перед восходом солнца. Бледный купол пребывает в эту пору как раз в трепетном состоянии обновления…