Хранитель подземелий

– Если продержишься дольше минуты, с меня выпивка!

– Идёт! – весело крикнул Шойрил и лихо взмахнул мешком.

Эрлингай отошел назад под взгласы толпы, подсел под еще одним круговым ударом и взмахнул своим мешком снизу вверх, едва не задев подбородок энросского юноши. Тот, теряя равновесие, закачался, но, балансируя руками, вернулся в прежнее положение и перешел в атаку. Он выбросил мешок вперед, но Эрлингай увел его в сторону своим, пнув своего противника ногой в живот, отчего тот снова закачался, и в довершение он врезал Шойрилу круговым ударом в висок, отчего тот с силой грохнулся на каменную плитку.

Сойдя вниз, Эрлингай помог подняться своему боевому товарищу.

– И на мечах ты хорош, и на мешках непобедим, – отряхивая штаны, сказал в восхищении энросец, – видит Илгериас, ты родился таким.

– В стрельбе из лука я беспомощный мальчишка в сравнении с тобой.

Тем временем танцы смолкли, бои на мешках продолжались, а люди уселись трапезничать. Так и продолжалось до позднего вечера, все пили, ели и смеялись. А в достойной компании легко потерять счет времени. Вскоре в центре площади был сложен дровяной «колодец», предназначенный для растопки. Практически никто не ушел, прибывшие расселись в три ряда вокруг огромного кострища, которое воспламенил силой одной мысли Третий Архимаг. Как ни странно для большой компании, разговоры давно поутихли, подобно тлевшему фитилю свечи, на контрасте с полыхающими поленьями – языки пламени едва не лобызали кроны деревьев, даже Клажир, что для него в принципе было противоестественно, держал рот на замке. Алагара и Йоши видно не было. По одну сторону, сидели Каратели, впереди которых на корточках присел Глоддрик. Пьяный вдрабадан Хельд полулежал, облокотившись о спину Харала Глыбы, которого это хоть и до жути раздражало, но, будучи человеком широкой души, он не хотел, чтобы Глоддрик развалился на сырой земле, пуская слюни в хмельной дреме. Юкиара и Арстель сидели рядом, сапожник заметил, что подруга держалась к нему на гораздо более ближней дистанции, чем обычно, их плечи почти притерлись друг о друга. Танриль села, обхватив колени и положив подбородок на сложенные ладони, с кротким интересом наблюдая за остальными. Кэлрен возлежала на плече Клажира, продолжая ловить каждое из его несчетных слов. Ночь уже практически вступила в свои права, на чистом, безоблачном небе сияло звездное полотно.

– Знаете, что я думаю, друзья мои? – пинком подогнав ворох углей ближе к потрескивавшему центру разложенного в пирамиду горящего валежника, обратился к присутствующим Ревиан, – когда собирается большая компания товарищей, бывает сложно найти предмет для разговора. Казалось бы, все мы так не похожи друг на друга. Может показаться, объединяет нас совсем немного вещей. И, как мне кажется, идеальный выход из такого положения – это открыться друг другу, рассказать всем и каждому свою историю. Кто ты, откуда пришел и к чему идешь. Лично я послушаю с удовольствием, для сбора материала к предстоящей новелле это будет как нельзя кстати.

Клажир встрепенулся, дернув головой так, что Кэлрен, опиравшаяся на него, едва не грянулась оземь.

– Полностью поощряю! Сразу видно писателя – чтобы стать таким же, как господин Гувер, нужно научиться черпать вдохновение во всем, что тебя окружает, в каждой минуте своей жизни. Ведь с нуля придумать ничего полностью невозможно, а наша жизнь – лучший источник материала для хороших историй. О себе я мог многое рассказать. Как я познал суровое существование в Ганрайской глубинке, тяжелый труд, дабы добыть пропитание себе и своей бедной матушке, в кузнице моего села могли бы коваться…

– Ты забодал! – взъерепенился Мурвак, – мы так до утра сидеть будем, слушая твою бредятину. Если из несмыкающихся уст этого мальца прозвучит еще хоть одно слово – я уйду, и так уже спать охота. А наутро – привет гребаному похмелью.

Клажир в поисках защиты посмотрел на Кэлрен, но та лишь неопределенно пожала плечами.

– Я бы не хотел ворошить прошлое вообще, – выразил свое мнение Гримбла, – толку с этого?

– Мудрецы Лайнур-Арая говорили еще со времен нашествия Заргула, – не изменил своей наставительной манере Йоши-Року, – живи здесь и сейчас, но смотри в будущее и не забывай прошлое. А прошлое – лучший учитель жизни.

Мастер из лесов Хаглоры, говоря это, прошествовал сквозь скопление рассевшихся гостей селения, затем устроился поудобнее, скрестив ноги поближе к костру. С возрастом, к своему неудовольствию, маг отметил, что он стал становиться все более мерзлявым. На поваленном каштановом стволе, на который решили пересесть молодые крестальцы, привстал Сангельс. Глядя с ожиданием на командора Карательного Отряда, он нашел в себе силы промолвить:

– Я многое читал о могучем Глоддрике в книгах достопочтенного господина Гувера. Если уважаемый Харлауд не против, я осмелюсь попросить его поведать нам его историю. Я думаю, это было бы занимательно, особенно для нас, молодых. Что мог бы командор открыть нам из своего прошлого?

Ответом ему было молчание. Глоддрик некоторое время пронзал взглядом пляс языков пламени, затем он обернулся к просившему и его подружке. Губы его дрогнули, в мозгу этого потрепанного жизнью мужчины промелькнули пережитые ужасы плена, мучений, смертей друзей и уймы жизней, что забрал он. Эти ребята наслушались историй о безжалостном Ганрайском демоне, таращатся на него, точно на диковинное чудище. Возможно, таким его жизнь и пыталась сделать всеми силами. Об этом ему постоянно говорила Рикке, являясь в бреду и наяву. Может, она была права? Только Глоддрику не хотелось с этим мириться.

– Извини, парень. Не хочу я.

– Почему? – оживилась Наяра, – мне бы очень хотелось…

– Я неясно выразился?

Гувер побоялся, что прекрасный вечер будет испорчен склокой на ровном месте, и, желая перетянуть внимание на себя, с силой театрально швырнул дрын через головы усевшихся на бревне и воскликнул:

– А я, по-вашему, для чего старался? Я на трехкнижие о своем брате потратил года полтора. Чтобы вы знали, такие шедевры и созданы для того, чтобы удовлетворить ваше неуемное любопытство. А также для того, чтобы узнать о великих тогда, когда они вернутся в почву. Но Глоддрик – не открытая книга и не экспонат, он живой человек. Имейте уважение к тем, кто вас защищает, не задавайте лишних вопросов.

– Это ни к чему, – отрезал Глоддрик, – я и сам мог сказать.

С первого взгляда было легко этого не заметить, но от мастера Йоши с его вековым опытом общения с людьми из огромной выборки поколений не укрылся проблеск благодарности на лице Карателя.

– Да, брат. Ты же меня знаешь, я всегда был языкастым.

Гримбла, покряхтев, вытянул ноги, хрустнувшие в коленях, и неспешно протянул:

– Мой старый друг стережет границы хорошо. Словно надежный замковый механизм, даже мышь не проскочет. Но о нашем наставнике не сказано ни единого слова. А кто, по-вашему, вытащил вас из глубочайшей задницы, а?

Шаабан включился в дискуссию:

– Меряться заслугами с тем, кто внес больший вклад, недостойно сынов Илгериаса. Равны мы перед ним, посему наша сила духа, согласие и дружба помогли нам выиграть сражение со злом.

– Да ты что, святоша? А то, что эти Каратели бы присели на бутылку, если бы не наша поддержка, тебе хоть бы что?

Глоддрик сцепил руки в замок и с вызовом взглянул в глаза северянину:

– Вы помогли один раз, – с жесткой интонацией отчеканил он, – мы охраняли Союз веками. Позволишь себе такое снова – закончим разговор в чистом поле. Наедине.

– Да будет вам, перестаньте наконец! – возвысила голос Юкиара, – не будем подпитывать неприязнь друг к другу. В мире пруд пруди ненависти, войны, разрухи. К чему нам плодить все это? Мы вполне можем найти точки соприкосновения, тем более, враг у нас один, а хотим мы всего-навсего мира и спокойствия.

– Правильно, – откликнулся Хельд, – не будем растить эту навозную кучу, в мире дерьма хоть лопатой греби, да на хлеб мажь!

– Что плохого в том, чтобы узнать друг о друге больше? – говорила Юкиара, -к примеру, что вы, Каратели, можете знать о нашем наставнике? Кем он родился, откуда пришел. Я и сама этого не ведаю. Но кто знает, вдруг общее знание сможет ослабить противоречия меж нами.

Наставник стоял сложа руки вдалеке, с высоты своего роста взирая на происходящее с видом бесстрастного геккона.

– Просим, мастер! – сказал Реадхалл.

– История будет и смелом и талантливом парне, обнаружившем магический дар, – поделился мыслями Шойрил.

– Или духовно переродившегося человека, – сказал Шаабан.

Арстель весь обратился в слух, наблюдая за высокой фигурой Алагара. Действительно, он не знал об этом человеке ровным счетом ничего, кроме того, что он очень силен как маг, пользуется безграничным уважением в своей общине и отличается революционными и грандиозными замашками. Красноволосый чародей прытко перескочил через бревно и пружинистым шагом направился к костру.

– Братья и сестры, к чему вам это? То, что было почти столетие назад, не имеет значения в настоящем. Тогдашнего меня уже нет. И сам я не важен. Важна лишь цель Братства Уравнителей. Наши идеалы. То, во что мы верим и ради чего готовы отдать жизнь. Я бы предложил подискутировать на эту тему.

Йоши-Року встал и двинулся к Алагару:

– Друг мой, я понимаю, о чем ты говоришь. Но люди ждут другого. В идеалах, каких бы то ни было, нет места живому существу. Они оторваны от времени, места и людей. Они существовали, существуют и будут существовать, когда от нас не останется и воспоминаний. А гости возжелали увидеть тебя. Да что там – твоя паства этого хочет. Откройся же им, окажи честь. Не ты ли учишь любви к ближним, но как можно познать любовь к ближним, не узнав их, что это за люди?

– Хм, – протянул Алагар, сдвинув брови.

– Начинай, мой юный друг.

Наставник Уравнителей усмехнулся:

– Юный, что ж, благодарю тебя, учитель. Если вы этого хотите…

И он начал, твердым шагом наматывая круги вокруг костра:

Родился я в 1600 году в одной из Аргойских весей близ славного города Бёрнфилда. Матери своей не помню, кажется, она умерла, произведя меня на свет. Вот так оно и бывает, чтобы кто-то жил, другой должен умереть. Но это не так страшно. Гораздо хуже, когда должны расстаться с жизнью сотни, чтобы один мог жить припеваючи. Отец мой был сапожником. Человек он был надежный и трудолюбивый, довольствующийся своей прозаичной жизнью и дающий жить другим, таких людей немного, и счастье, что они встречаются в нашем невеликом обществе, – он кивнул в сторону Арстеля, словно тот с давних пор был его верным сподвижником, – мать моя, была портнихой, весьма сносной, если я хорошо упомнил стародавние рассказы о ней. В роду моем все коренные аргойцы, лишь дед мой из Клирии прибыл. Оттуда и мое старинное клирийское имя. Относительно благополучная обстановка, размеренная жизнь в селе, самое оно для сорванца, бегающего в лес, набивающего карманы шишками и сражающемуся на палках с соседскими детьми, не задумываясь о будущем. Вот только из меня простого паренька не получалось. Как говорили старики – все дети как дети, а этот бесноватый свалился на нашу голову, – он не жаловался, вспоминал Алагар это с ностальгической улыбкой, явно наслаждаясь тем, что с ранних лет он выделялся из толпы, которую, однако, считал своими братьями и сестрами, с его же слов, – пожары, взрывы, летающие сковороды да блюда – все это моих рук дело, хотя и несознательно совершенное. С детства я обладал странными способностями, с которыми не мог совладать, ни сельские ведуны, ни знахари – никто не мог усмирить эту силу. Однажды стоило мне лишь выйти в грозу и протянуть руки кверху, как молния шарахнула в хижину лесничего, – сдавленно рассмеялся Алагар, – такой шум поднялся. Так и прошли мои детские годы – я помогал отцу, ухаживал за домом, штопал обувь, а от меня шарахалась вся деревня. Затем началась война с одним из кланов равшаров, как счас помню – Берсерки. Хотели они оторвать кусок Ганрайских земель под свои угодья. Когда мне исполнилось восемнадцать, за мной явились жандармы Бернфилдского наместника. В 1618 году меня, как полноправного рекрута, забрали в Союзные войска. Даже учебку пройти времени не дали – сразу в тыл, да поближе к границе в равшаровыми землями. Опускаться в детали не буду, скажу лишь, что то, что мне довелось повидать, дает лишний повод убедиться в том, насколько жизненно необходимы миру идеи всеобщего братства. Если вам вдруг доведется оказаться в землях равшаров, старайтесь быть при охране, во всеоружии, а еще лучше – кудесником класса Архимага. Лучше вообще туда ни ногой, поверьте, равшары – опаснейшие, хитроумные и жестокие враги. Глоддрик не даст соврать, он нахлебался горечи противостояния с воинами пустоши побольше моего, – Алагар не глядел в сторону Карателя, но услышав, что этот кудесник пережил войну с равшарами, Глоддрик стал вдруг смотреть на него по-другому, с пониманием и уважением, – в тот самый момент, когда ты не ждешь подвоха, расслабишься и будешь наслаждаться живописными видами, они подберутся сзади, всадят обтесанный грубо кол тебе в задницу по самое не хочу, а затем заживо сдерут скальп. В лучшем случае. Это я образно и не в обиду тебе, Кога, кому как не тебе знать дикие нравы этих кочевых народов, – при этих словах равшар оскалил зубы и утробно зарычал, но злился он не на слова Алагара, а на обезумевших от жажды крови сородичей, изгнавших его за благие мотивы, – среди сослуживцев я завел немало друзей, и почти все в тех полях встретили свою смерть. Я же продержался почти до самого конца. Как и один мой заклятый друг. Понятное дело, мистические способности повысили мои шансы на выживание – полезная штука, когда, оставшись без оружия, один, окруженный десятью равшарами, ты можешь в один миг их раскидать на все стороны. К слову, я ни сном ни духом не ведал, как я это делал, но как-то получалось! Вскоре стало понятно, что Союз одерживает верх в противостоянии. Мы убили их вождя, погнали равшаров на север, за стену Вархула. Мы загнали остатки их армии совсем близко к холмам в тех местах, где встречаются первые полески Лайнур-Арая. Мы думали, нас ждет неминуемая победа. Но меж холмов притаилась мастерски обставленная засада. Воины племени Костяных Драконов расставили капкан, и когда мы собирались нагнать и добить деморализованные силы Берсерков, они обрушились на нас со всех сторон. К тому же, наша армия разделилась, с половины парней отправилось домой в увольнение, нам же был дан приказ завершить дело. Когда эти исколотые костьми варвары схватили нас за задницу, мы не были готовы к обороне. Рвали нас как пес тряпье. Наши разбежались куда глаза глядят, я понятия не имел, куда направляюсь, кровь бурлила, я лишь руководствовался позывами самосохранения. Благо, чаща была близко, где я и скрылся. Некоторые равшары потеряли ко мне интерес, но несколько самых настырных не прекратили погоню. Они преследовали меня, прорубая себе дорогу сквозь толщу ветвей, кустов и листвы, травы, выросшей по пояс. Вдруг, – Алагар замер, оглядев толпу, охваченную нетерпеливым интересом, – один из них таки нагнал меня, повалил, вцепился рукой в глотку, занес костяной меч, чтобы разделать меня, как дичь. Я только схватил его за руку. Не упомню, о чем я в тот миг думал и думал ли вообще. Но вдруг его рука вспыхнула и обуглилась, а затем иссохла, как и все его тело. Он успел на секунду взвыть диким ревом, спустя несколько мгновений легкий ветер развеивал горсть пепла – все, что осталось от моего врага. Что было дальше, я не помню, кажется, я провалился в сон, видимо, спонтанный всплеск магии отнял последние силы, оставшиеся после длительной пробежки. Очнулся я уже на носилках. В одной из древесных хижин, переплетенных бесчисленными лианами, правающих на мерно колышащихся водах топей. Так я впервые оказался в Хаглоре. Там же я повстречался со своим учителем – лучшим магом Ранкора на тот и на сегодняшний момент. О хаглорианцах я могу с уверенностью сказать, что жилось среди них мне привольно и безмятежно. Никто из них не боялся моей сверхъестественной силы, ибо они знали, что ее можно обуздать и направить на благие цели. Когда меня выходили, накормили, дали отдохнуть, мастер Йоши взялся обучать меня держать свою силу в узде. Не знаю, что, но какая-то причина побудила его взять меня в личные ученики. За что спасибо ему, судьбе и Илгериасу. Благодаря такому удивительному стечению обстоятельств ваш покорный слуга стал тем, кем он является и будет до конца всей своей жизни.

Йоши-Року бодро встал и дружески положил руку Алагару на плечо: