Вознесение

БОДИ-БОГ (сомнительно покачав головой). Что ж, будем говорить на языке Эзопа…

Явление 8

БОДИ-БОГ (Иакову.). Ты выступил в предбаннике экспертом, так получается?

ИАКОВ (горячо). Последней спицей в колеснице я выступил, Отец. Евреем при губернаторе. Я думаю, сработали старинные рефлексы.

ИСИДА. Поступок безмотивно хулиганский…

ИАКОВ (Матфею). Чуть не забыл! Отец родной, прошу вас, занесите в протокол: секатор был американский, а может быть, германский, короче, фирменный. К орудию аутодафе причастия я не имел. (Люцифер скептически хмыкает. Иаков Боди-Богу беспокойно). Вы верите мне, Авва?

БОДИ-БОГ. Верим, конечно, не переживай.

ЛЮЦИФЕР (ехидно). Не парься.

БОДИ-БОГ. Очнулся ли, когда насели вы, Аврор?

ИАКОВ. Спьяна не разобрал, зачем нательное с него гайдарят. Поблaзнило: Анюта-краля, невинное дитя, гонадами могучими его играет в куколки.

БОДИ-БОГ (после молчания). Угу. Гонады куда дели?

ИАКОВ. Мне поручили их свезти на сметник. На тачке. Тут набежали тучи, вдарила гроза, гром, молния! Отец, я понял это, как Твой знак и указание. Добычу в холодильник Федерального резерва свёз, а вдруг случится контрпозиция, и спрос на гонады явится? Сдал по квитанции, честь честью, чтобы меня в свободной прессе не обвинили в краже. Контейнер запечатали сургучем и затолкали на стеллаж с солдатским сухпайком. Сам проследил за всем.

БОДИ-БОГ. В надежде на гешефт, значит, орудовал?

ИАКОВ (обиженно). Отче, какой гешефт? Бейцы, конечно, рясные. И многих денег стоят, хотя бы как музейный экспонат. Но ведь они в Резерве, на учёте! И где вы видите гешефт?

ЛЮЦИФЕР (судебным приставам). Вещдоки в зал суда! (Приставы вносят в зал опечатанный алюминиевый бидон и куль из чёрной крафт-бумаги).

ЛЮЦИФЕР (торжественно). С согласия Суда проводим следственный эксперимент. (Приставам.) Вскройте сосуд! (Грозно Иакову.) Пусть подсудимый опознает гонады своего «сябра» из дома на Болоте. Отверзите! (Приставы отвинчивают крышку фляги. Люцифер, проверяя содержимое, заглядывает в горло, удовлетворённо кивает головой. Иаков также заглядывает в бочонок и, попросив у пристава его дубинку, шевелит нечто внутри.)

ИАКОВ (деловито). Оно. Моё. Малость подстыло… Хотя контейнер был, кажись, стеклянный…

ЛЮЦИФЕР. Опознавайте не тару, а содержимое!

ИАКОВ (твёрдо). Моё!

ЛЮЦИФЕР. Высокий суд! Подсудимый публично опознал гонады, отсеченные якобы у персонального пенсионера, героя войн и трудов Звездарина. Прошу отметить протокольно факт. Также прошу к делу приобщить складскую накладную. (Зачитывает накладную.) «Семенники быка кьянине. Вес нетто шесть килограммов триста граммов.» Кьянине, господа, – крупнейшая бычья порода в мире. Высокий суд, возможно ли, чтобы опознанные подсудимым помидоры принадлежали даже самому могучему пенсионеру?!

ИАКОВ (возмущённо). Подстава! Гонады левые! Мои наверняка солдаты съели вместо просроченного сухпайка!

ЛЮЦИФЕР. Добро. (Приставам). Вскрывайте куль! (Приставы вскрывают мешок, извлекают из него конторскую корзину для бумаг, набитую обрывками каких-то документов. Люцифер достаёт из корзины первый попавшийся лист, расправляет его и протягивает Иакову). Свой почерк узнаёте?

ИАКОВ (собрав на лбу морщины, всматривается в листок и мрачно кивает). Вроде бы как бы да…

ЛЮЦИФЕР (торжествующе). Не «вроде бы как бы», а именно ваш! Высокий суд! Иаков опознал черновики преступной сделки о ликвидации империи и подтвердил тем самым свою измену государству, которого он гражданином был в тот миг, когда эти бумаги пачкал! Прошу признание отметить в протоколе!

ИАКОВ (торопливо). Момент! (Матфею.) Любезный, не суетитесь, не марайте протокол. (Иаков выхватывает из кармана молитвенного кителя ручку, что-то пишет на листке из корзины, положив его на столик Люцифера, и протягивает бумагу прокурору.) Вот, прокурор, мой настоящий почерк! Прошу сравнить и убедиться. Вашу бодягу вижу впервые в жизни. Что было, в том винюсь. А сговор против рейха мне не шейте!

ЛЮЦИФЕР (всматривается в почерки и с сожалением вздыхает.) М-да-а… Похоже, но не тот наклон и стиль размашистей. (Передаёт лист с почерками Боди-Богу. Мать Исида выгибает бровь и сокрушённо качает головой.)

БОДИ-БОГ (изучив почерки, Иакову). Любезный, подойди. (Предлагает Иакову ручку.) Эту вот строку мне повтори десницей. Хорошо. Это же самое – шуйцей. Что получается? Черновики из мусорной корзины тобою писаны. Ты левачок?

ИАКОВ (оторопело всматривается в бумагу). М-м-м… как бы да…

ЛЮЦИФЕР (не сдерживая радости). Я позабыл, что он – амбидекстрин! Что левая, что правая рука, ему без разницы. Он подтверждает обвинение!

ИАКОВ (переворачивая бумагу так и сяк, медленно соображает). Это мне кто-то диктовал. Во сне, наверно… Возможно, Загогулин, или кто-то из референтов. Не помню… Ничего не помню. Ведь я ещё и сомнамбул…

БОДИ-БОГ. Откуда эти черновики взялись? Когда и где вы их могли писать?

(Иаков недоумённо и вопросительно смотрит на Исиду).

ИСИДА. Выкладывай до кучи…

ИАКОВ (с явной натугой). Что-то мелькает в памяти, но смутно. Не помню: до предбанника или же после? Но что-то связано с предбанником. Как бы и да, как бы и нет… (С трудом вспоминая, постепенно разговариваясь.) Так. Воротились в зал, уселись вокруг овального стола, не сполоснув конечностей. Несу вино, икру, ботанику. Они велят: организуй-ка, Яша, мяса! Меня и самого, как слазили в ночное, потягивало на мясцо. Подал им шницель по-швейцарски. А Загогулин шпилит: в пятки душа ушла, гарсон? Мне показалось это в обиду. Пусть трусы, думаю, уходят от вопросов. А нам бояться нечего. Тем более, я знал, что надо делать.

БОДИ-БОГ. Не съезжайте с мысли!

ИАКОВ. Я Загогулину-то и заправь тогда: пока, говорю, я только шухер вижу. Ну, вылегшили вы Аврора. А прав у вас как не было ни на что, так их и нет! Всё право за рутинами, Звездарина законными наследышами. Права на землю и на лес, на этот дом и в целом на одну шестую долю суши мировой. Победу праздновать я бы не стал. Вы комара прихлопнули, а надо бы сушить болото!

Вождь удивился таким моим, гарсона, рассуждениям. Со мной персонально постаканился: «Скажи, что делать, коли знаешь!». А я раздухарился: резекция, говорю, на час, приватизация на век… Он фаллом по столу: дескать, ступай наверх в мой кабинет, запрись, мразота, и мне изобрази свой драфт по осушению трясины! И больше я ничего не помню. Закоротило. Обнесло… Я пешкой был там, я же говорю…

ЛЮЦИФЕР. Чернядь рутинскую до кости пешка обглодала! Я говорил: жильда на правду выведет!

ИСИДА (поднимает руку, обиженно). Касательно глодания черняди… Иаков, между прочим, создание божие!

БОДИ-БОГ (нервно бьёт молотком по столу, Люциферу). Предупреждаю: не мешай ему! Мы не позволим обвинителю то распускать, что прячет он во рту: лизун, лопату или жало! Выносим вам предупрежденье, прокурор! А будете вы лаем оглашать святые стены, наложим штраф в виде полёта в пропасть с Гималаев! Иаков, продолжайте!

ЛЮЦИФЕР (звенящим голосом). О Вечный! О Творец! Не забывай: Ты – мой родитель! Конечно, я не авраамлюсь, не исааковлюсь и не иаковлюсь, но за шулятами чужими не охочусь. В Аиде прокуратором который век служу за совесть, не за сыт. Люди смеются надо мной в глаза: нечистый, окаянный, фуцман! Приходится терпеть ради экспериментов ваших. Руки вы мне окоротили: то не моги, этого не замай! Прослушайте хотя бы до конца допрос! (Иакову, грозно.) Подсудимый, рассказывайте, как вы обули наследников империи?

ИАКОВ (растерянно). Но я ничегошеньки не помню… (Хватается за голову.) Амнезия. Двуслойность в колпаке. Что было до предбанника, что после, всё смешалось. Высокий Суд! Друзья мои! Отечество я не обгладывал, вот истинный вам Спас! (Иаков окидывает присутствующих затравленным взглядом и крестится.) Я занимался исключительно Звездариным, который пенс, герой и прочее подобное.

ЛЮЦИФЕР. Да не было там никакого пенса! И не было предбанника!

БОДИ-БОГ (Иакову очень спокойно). Вы на вопрос Суда способны отвечать, или вас на предбаннике ушибло?

ИАКОВ (запинаясь). Заклинило, заклинило… Помню, шугал Загогулин своих помощников. Один там был пузатый такой, потел и обтирался сразу двумя платками. Второй – носатый, этот гугнил чего-то неразборчивое. Им было велено готовить документ… Главное было тон взять верный с первой строчки. Как приговор начать? Носатый прогундел: «О ликвидации империи… Согласие…» А Загогулин: марш, дескать, похоронный у вас выйдет, а не согласие! Пузатый, слышу, отдуваясь, шепчет другу: «Не заработать бы на завтрак жареных гвоздей!». А вслух: «Начнёмте задушевно: жила-была могучая империя. Конечно, были там свои проблемы (а где их нет?). Потом явились люди – агенты вражеских спецслужб, и развалили рейх…». Но и пузатый Загогулину не угодил в ноздрю: «Развёз не по делу, понимаешь!». А я как раз вернулся с кухни, обношу компанию хавлом и слушаю себе. Я-то знал точно, как надо начинать бумагу…

БОДИ-БОГ. Откуда вы это знали?

ИАКОВ. Представь, Отец, пустынный коридор. В банкетном зале наверху волною гвалт. Я с балыками шёл и с чёрною икрой, вдруг кто-то крикнул мне от лифта: «Яков!» Я: «Шо такое?» Смотрю: в дверях кабинки клёвая такая стерва. Росточек средний, смазливая, вся из себя оптимистичная. Такая сучка роковая в тунике из ангоры. Что характерно, на голове, на чёрных косах коронка золотая тусклая. Поправила веночек свой: «О чём задумался, лопух двуногий? Имей в виду: жох на рысях летит к обеду, лох шлёпает под обух роковой! Запомни: нужна приватизация, а не резекция и нужно не ликвидировать, а созидать! Рутинам так понравится. Не спутай: со-зи-дать! Что вперился? Гуляй! Да обо мне ни слова никому!». Глухое занималось утро. И вдруг свело моё нутро… Шмальнуло в голове: ужель не ухвачу куска?!

БОДИ-БОГ. Что было дальше?

ИАКОВ. Они сцепились: кто за начало жирного, кто за редакцию носатого. Тут я и говорю: начните вы не с кризиса, не с гибели, а с праздника, с триумфа. В первой же строчке. Нужен мажор. Зачем огорчать людей? Гарант со мной вторично постаканился. Я, дескать, в рассуждениях твоих, мразота, вязну, но чувствую, ты прав. Ступай в мой кабинет, изладь нам эти дрязги… А больше ничего не помню… Пошёл ли я наверх или на кухню? Мой это почерк, или кто подделал? Писал я, или кто-то с моих слов? Главное, знать бы, когда это случилось: до или после предбанника?

ЛЮЦИФЕР (насмешливо). Pro et Contra?