Вознесение

БОДИ-БОГ. Угу. И что потом?

ИАКОВ (равнодушно). Потом вино, коньяк, ведёрко простяка…

БОДИ-БОГ. Так, дальше двигаемся. (Иакову.) Как людям объяснили – рутинам, или рутинопам – что, собственно, стряслось со стариком Звездариным?

ИАКОВ (оживившись). По поручению и просьбе Загогулина дня через два, из Беловежья возвратясь, по ящику я изложил народу, как соглядатай частный, с улицы, но верный и надёжный, что приключилось на охоте. Де у Звездарина, героя-ветерана, случилось защемление килы. По пьяни надсадился, подняв земную тягу. Аналогично Святогору. Грыжа косая, паховая. Лечили хирургическим путём, на место выезжала дежурная команда медиков. Живосечение мошни проведено лепилами без анальгина и новокаина, по методу новейшему японских врачевателей из самурайского отряда №731. (Для убедительности я этот номер вставил, на арапа). Больного удалось спасти. Однако, мужик, увы, потерян был в нём безвозвратно. Аврор на моих глазах утратил бороду, профундо-бас, привычку посылать по алфавиту, а также – воинское звание «батяни» (равное генеральскому в Рутинии). Зато официальный титул приобрёл «почтенного родителя», не отличимый от «почтенной матушки». Всё доложил, как было, и чему свидетель был.

(Люцифер возмущённо пыхтит и крутит головой.)

БОДИ-БОГ. Народ поверил?

ИАКОВ (хмыкнув). Как не поверить? Вырос он в строгости, в идейности, под «батями». С пелёнок знал порядок: шаг влево – бегство, вправо – драпачок, прыжок на месте – провокация…

БОДИ-БОГ (Иакову). А как ты, братец, затесался в шайку?

ИАКОВ (пожимая плечами). Скрывать мне нечего, Отец. Всё совершается с людьми по твоей воле, как известно. Я родился в сорочке. Ревекка-мать мне ложку золотую в рот по примете клала. Она явилась, эта ложка, у нас в семье сама собой, никто не знал, откуда она взялась, считалось, что Фортуна мне её подкинула. Так продолжалось лет до десяти, пока я ложечку не заглотил. Она дошла до самого пупка, но там её перехватил хирург. С тех пор меня татэ Исак дразнил «Иаковом золотенькое рыльце» и предлагал в меня заправить вилку или уполовник. Поздней я векселя клепал пустые от ООО, но мне на удивление фартило. Фортуна меня не бросала на произвол!

ЛЮЦИФЕР (нетерпеливо). Ответь Суду, как у бояр нашёл прибежище, как в Беловежье вынырнул?

ИАКОВ (радостно, Люциферу). Я же вам говорю, мессир: Фортуна! При свите Загогулина был должен ехать в Беловежье дядя Наум, метрдотель. Вдруг – звяк! – мол, Яша, я занедужил, грипп. Побудь гофмейстером при руководстве, прикинься шлангом, ты могёшь. Я было отказался: подать-убрать… я тут при чём? Я худо-бедно кандидат наук, доцент, они же меня выгонят! А он: «Ты брюхо подбери, а шею выгни. Там будет наш шеф-повар, подскажет протокол. Они нажрутся, захрапят. Всего-то…» Ну, я рискнул. Они болтали о своём, а я прислушался. Какой-то анекдотец затравил. Насчёт жидов, как принято. Между закусками и чем-то там горячим. Понравилось, похохотали. А там пошло: Яша – туда, Яша – сюда, всем оказался нужен… Всё получилось само собой! И штатовский секатор передо мной явился тоже сам, ну, просто ниоткуда, я думаю, он с потолка упал! Ведь если бы готовил преступление, припас хотя бы скальпель я…

Явление 9

ЛЮЦИФЕР. Оставьте, подсудимый, ваши люли. Извольте пояснить, как вместе с шалыганом Загогулиным вы облапошили Отечество, втянув народ в фальшивую приватизацию. И как неслыханно обогатились при этом сами.

ИАКОВ (горячо). Вас, друг мой прокуратор, зело несёт. Высокий Суд! Друзья! Отечество я не лапошил! (Иаков окидывает присутствующих гордым взглядом.) Совсем напротив! В чём фишка была империи? В заманчивой идее общего кармана. С этими байками мы быстро порешили в газетах и речах, используя дерьмо и вентилятор. Но был и сам карман – нажитое рутинами имущество, а также недра – горные, таёжные, морские. К карману этому не знали мы, как приступиться! Боялись от рутинов заработать плюху. Как ты идею не лажай, карман-то числился за государством, то есть за ними, за чёртовыми рутинами. Как нам растюковать, расшить анафемский карман?! А вдруг рутины батогами нас разгонят, как стаю шелудивых псов? Озву-чивалась смелая мечта: лоботомировать народонаселение, чтоб навсегда стереть у шельм понятие об общем кошеле. Хотели действовать батунабегами: шарашить по ночам, днём отсыпаться за каменной со звёздами оградой. Но как ты обездвижишь гада? Чтоб доли лобные отсечь от прочих жил, надо пройти в глазницу чем-то вроде спицы, или иным каким-то стержнем мозгов достичь. Но он ведь, сволочь, дёргается: живой, быть овощем-то западло, хотя он от рожденья овощ! Рацухи разные смотрели: нельзя ли поначалу оглушить, а уж потом воспользоваться шилом? Один, он банной отраслью заведовал когда-то, тела советовал морозить в ванной. Другой был склонен применить стул электрический б/у с пониженной напрягой. Но ахинея эта не прошла. Гарант (он к тому времени был избран всенародно) твердил, что предлагаемые технологии сложны, а надо сробить с рутинопами подобие того, что мы в предбаннике устроили с Авроркой-пенсом, прохолостить. «Го-го-го-го! – рычал. – Нужон лишь раж!». Меня Загогулин не отпускал от царственной персоны. А я ему внушал: Рутинию придётся вам по мужику разваливать, а их полсотни миллионов! Когда вы бой с победой кончите? А водочку глушить когда? А выехать на пляжик золотой в Европу? А если мужики, не будь дурак, отсекнутые части на рынок вынесут, как нанопродукцию? Торговлю сами поощряете. А если бабы будут по индукции от негров зачинать?! А суд международный докопается? Лоботомия! Обращенье в овощи? Так рутиноп и без того вегетатив. Вы среди круглых идиотов жить решили? Ведь это даже и опасно!

Я, дескать (это Загогулин мне), в рацеях твоих, мразота, вязну. Какую ладишь дрязгу на этот раз?! Я говорю: всё ту же. Составил им бумагу, в которой термины расшифровал. Простую и наглядную. О том же всё: о равенстве всех, о небывалом рукотворном сотворении истории, о всенародном со-зи-да-ни-и. Мою болванку нюхали, в лупу глядели, читали, правили, слова ворочали, как гири, и нечто новое слепили в праве. В конце концов оформили гуманную, законную, всесправедливую, мелкокусковую приватизацию. Под вопли СМИ и дуроскопа звон из липовых баклуш сварганили вердикт и дыркою от бублика скрепили. Надёжную конструкцию изладили – основу всей будущей коррупции. Вышло, как у людей цивильных. Рутиния и ныне славится своим изобретением! Великое свершили и обошлись без батогов. А то – всеобщая эмаскулация! Не делайте мне, господа, смешно! Так кто рутинов спас, не я ли? (Иаков задумывается, качает головой.) Малёхонько в ту пору я и сам надыбал. Пристроил Загогулин меня в программу нефтяного экспорта. Его слова забыть нельзя. Вот, он сказал сподвижникам своим, друзья, достойный перед вами, понимаешь, человек. Явился в Беловежье он в одной рубашке, а между тем, прекрасно вёл буфет. Дадим ему трубу, раз у него другой недвижимости нет! Парой именьев под Парижем разжился я тогда, в Майами домик прикупил и яхту с вертолётною площадкой приобрёл по случаю. Не мне одному открыло дорогу Беловежье. В ту пору нас набежало-таки из углов. Одних супербанкиров объяви-лось семеро! Кто из НИИ, кто из кутузки был отпущен. Лихое было время, я вам, Отец, скажу. Одно что – первопроходцы. По всей Рутинии мы рыскали, как бесхозяйные собаки. Случались и конфликты между нами, и драчки со стрельбой. То ископаемое мамонта говно в болотах не кроилось поровну, то в тыщу вёрст плеть газовую габузом через тайгу тащили, вымеряя погонной четью. А четь у каждого своя, и каждый обвинял другого: «Нечестно, пацаны, несправедливо!». Пошли нам на счета франклины – не рубли! Маленько мы передохнули. А до того нас все, кому не лень, е…

БОДИ-БОГ. В Суде не выражаться!

ИАКОВ (поспешно). Хотел сказать: любой нас мог отжарить, да ведь и жарили, о, мати-мать! Но если Суд великий грянул, прошу простить меня, как гранулу ничтожную. Извержен я из недр народных не прихотью своей, а под напором превосходящих сил природных. (Иаков хлюпает носом.)

Явление 10

ЛЮЦИФЕР (насупясь). Хватит страдать. Не гранула ты – гранулёма! (Боди-Богу) Сказок у него больше, чем у Гофмана. Не переслушаешь.

БОДИ-БОГ. Пусть говорит, Мне интересно…

ЛЮЦИФЕР (яростно). Он гопник, он щипач! Ограбил под сурдинку рутинопов и заметает след!

ИАКОВ Я виноват, что они придурки? (Иаков обводит присутствующих вопрошаю-щим взглядом. Общее молчание. Обиженно.) А кто, кроме меня, во всей вселенной подумал о Звездарине? Они из предбанника ломанули на дачу пировать, а я занялся неотложным делом – повёз семенники Аврора, только не эти (Иаков брезгливо смот-рит на бидон с гонадами быка), а настоящие, на два кило, как ценный неликвид в республиканский холодильник.

ЛЮЦИФЕР (досадливо мотает головой.) Опять своё завёл!

ИАКОВ (упрямо). Да вот, завёл, потому что прав. Для обработки ран открытых я, оторвавши лично от себя, презентовал Аврорию чекушку марганцовки и вдосыть беленькой. А для полировки – литр «Перцовой». Кассовый чек могу на товар представить. В напитках растворил для аппетита пыльцы Моисеева тельца. Артур бы без моей пыльцы погиб. С пыльцой кой-как его втащил в международный оборот. Ладно что я – рутинофил упёртый. А так бы он куда? Сопрано в Риме голосить? В хаммам турецкий евнухом? А может, валухом в отаре жизнь угробить? Иль мерином в табун кобылок огорчать? Или волом на чеках рисовых в поту чалдонить? А что статистикам в переписном листе укажет он? Я – хряк, напишет, или: я – каплун? Теперь же с чистой совестью во всех листах рисует гордо: я – предприниматель!

ИСИДА (машинально). Аминь!

ИАКОВ (философски). Я спас старика Звездарина! Я место неплохое подогнал ему. И хлебное, и тихое, и от политики он не ушёл. Теперь Аврор – акула бизнеса, купчина, непман, компрадор, «предприниматель без лица», охрану держит по контракту в штабе СНГ. Дочек своих старинушка не беспокоит, ни писем, ни звонков. Боится, как бы не нажить им и ему беды. За разговоры непотребные, за экстремизм мы можем и спросить! С Хохлом, с Мякинником и с Загогулиным, а ныне с теми, кто их заменил, на дружеской ноге. Он – дед сурьёзный, привык к дисциплине, ворота караулит в богадельне. Журят его братки за старые грехи: то-де заводец перегонный недостроил, не там бурил, не всех почтенных рыл полями обеспечил нефтеносными… Не обижается. Со всеми ручкается и на ты. Хотя порой мудрит. Пошутят с ним вроде того: «Додавим, брат, имперский гной?», Аврор и заведётся: «Давите, бога ради! Вы лист-то свой подмётный ратифицировали, б… ди, нет?! Как, до сих пор не утвердили протокол?! Ай-яй! У вас прокол, бродяги!». Они вроде того: «Нам этот протокол залитовать – раз плюнуть. В Содружестве полный комплект ассоциированных лиц, и все законно избраны. А депутатов-вечников, да разных членов-трепачей у нас, как живчиков в мудях! Аврорий им: «На ваших вечников и живчиков, а заодно на вас – плевать. Вот плюну, и утрётесь! Вы проведите меж собой хотя один порядочный фальшак, да лист подмётный для блезиру утвердите.» На съездах разных нам по первости пришлось петляво. Аврор в зал пробирался с глупыми вопросами: «Кто это выдумал – меня охолостить? Чего хотели? А чего добились?» На улицу с народом даже выходил! Кой-как осадили болтунцов.

Явление 11

ЛЮЦИФЕР (сокрушённо). На голову не налезают эти речи! Аврорий, живчики… Чушь! Нереал!

БОДИ-БОГ (Иакову). Твой пенс по-прежнему романсы пишет?

ИАКОВ (уверенно.) А то! Под патронажем нашим. Я до сих пор Аврора регулярно навещаю. По старой дружбе, как бы да. По выходным напьется на фанерной дачке, да разведет гармонь, затянет про любовь да про удачу – тут барда нашего не трогай! Я за углом стоял намедни, канты слушал. Могёт старинушка. Я думал, что души моей ледник растопит. Романс запомнил слово в слово. (Исполняет в полголоса, с чувством.)

ИВАН-ЧАЙ

(Посткастрационный романс пенса Звездарина)
Отгорели яблони в саду,
Лист румяный землю заметает.
Я теперь дороги не найду
В ту страну, где сердце умирает…
Милая, любимая, прощай!
Нищая любовь недолговечна.
На межах курится иван-чай,
Кумачовый тлен на землю мечет.
Лишь в осенней темени огни
На проезжей на большой дороге
Освещают прожитые дни
Бесполезной сладостной тревоги.
Помнишь ли, родная, белый май,
Как сходились мы с тобой когда-то.
На межах курится иван-чай,
Застилая дымом боль утраты…

(Боди-Бог мрачнеет. Исида смахивает невольную слезу. Иаков переводит взгляд с председателя Суда на адвоката и недоумённо поднимает брови.)

ИАКОВ (с жаром). И все другие мужички-рутины ровно сидят на попе, друг перед другом менеджерят…

ЛЮЦИФЕР (язвительно). О бабах расскажи, нельзя их обойти.

ИАКОВ (охотно). Можно и о бабах. Мужчины в осветлённом состоянии, не менее осветлены и бабы. На знойном страсти ложе девицы по ночам хлопочут, а по утру (Люциферу торжествующе) зелёное приходуют, сто баксов за визит! О рыжиках и слышать не желают. (Тоном ниже, деловито.) Но судьбы, конечно, разные, как номера «Шанели»: одни на содержании тасуют дни, другие на панели промышляют…

БОДИ-БОГ. А про Звездаринскую Аннушку что слышно?

ИАКОВ. Победа полная, друзья! Из депрессивного Козельска, а может быть, из Мухосранска-призрака явилась девица в столицу, готовый кадр для кабака. Под стенкою Кремля, в правительственном скверике прослушала уставных лекций курс у бизнесвумен, лучших шлюх Европы. В «Национале» мастер-класс прошла и завершила подготовку на Ленинградской трассе. Раскрасила и оголила тело и так, злодейка, искусилась, что на шоссе её в память об Анке-пулемётчице не именуют иначе, как «Анка-лошаделла». Голос и слог прорезались у Анны. У рутинян поэты с композиторами через одного. В свободное от вахты время Анна сложила собственный романс, поёт его клиентам, как и положено, за бонусы особые. У ней контральто, диапазон от ре до ля.. (Прокашлявшись, поёт приятным баритоном.)

РОМАНС

Анны Звездариной

(Исполняемый клиентам за отдельный гонорар)
Когда в последний раз я оглянулась
На дедушки Аврора дом родной,