ЛЮЦИФЕР. Тот ещё просекайло.
БОДИ-БОГ (вздохнув и покачав головой). Вот и рутины просыпаются. Как бы ты с этим «просекайлом», каналья, не сплошал. (Усмехнувшись.) Короче, понравился он мне…
ЛЮЦИФЕР. Я же сказал, Отец, из ваших он! (Удаляется, бормоча под нос). Посмотрим, кто из нас сплошает…
Явление 4
(Тот же дворик Лестничного храма. Боди-Бог прогуливается с загорелым, благообразным, с выправкой старого служаки-чиновника апостолом Матфеем. В руках Матфея сандалии Боди-Бога и красного цвета папка.)
БОДИ-БОГ (улыбаясь). Матфей, опять ты нужен. Ты носишь за Мной обувь по райским благодатным росам и обуваешь, когда я в аду врачую зло. Заведуешь статистикой, как есть ты в прошлом мытарь и человеческий тебе известен быт. Скажи, не обинуясь, что ныне делается в Рутинопии святой?
МАТФЕЙ (пожимает плечами). О чём Ты, Промыслитель?
БОДИ-БОГ. Благие ли оттуда вести?
МАТФЕЙ (мрачно). Нету благих вестей. По мнению доверенных волхвов, крещать бы надо ихних олигархов.
БОДИ-БОГ. От православия отпали?
МАТФЕЙ (опустив голову, хмуро). Я сколько раз тебе, Отец, докладывал о рути-новской нескладухе. Там обстановка нездоровая. Когда бы не терпение людское, да не промывка изнутри голов… (С нажимом.) Кратче сказать, крещать бы следовало олигархов батогами! Тебе, однако, не досуг, а больше некому. Вот свежая статистика (Матфей раскрывает красную папку.) Интересуешься?
БОДИ-БОГ (нахмурившись). Что за статистика?
МАТФЕЙ. По выборке случайных чисел опрошены Петры, Иваны, Прохоры, Анисьи и прочие Марии с Николаями…
БОДИ-БОГ. Так.
МАТФЕЙ. Премного всем довольны, как всегда. А между тем, рождение детей скукожилось за десять лет в два раза, и смертность вдвое же возросла. Но – не ропщут. Могилу, дескать, сами для себя изрыли в 91-ом. Это они о реформах, про-сти господи. Довольны, а чем и сами не поймут. Настрой таков: всем всё до фени и хоть бы хны. Всё у них в одном цвете – фиолетово.
БОДИ-БОГ. А олигархи что?
МАТФЕЙ. А эти доброхотствуют и лицемерят. Мол, меньше народа – больше кислорода тем, кто, слава Богу, жив. Крошат батон на вождя народов.
БОДИ-БОГ. А мой наместник Загогулин? Так его вроде кличут.
МАТФЕЙ. Агитирует рутинян за свободный мир. Сплотится призывает. Только кого с кем? Олигархов с нищими? А рутиняне, точно лошади говорящие, головами машут. Я говорю: нескладуха.
БОДИ-БОГ (помолчав и насупясь). Чем занимаешься порато?
МАТФЕЙ. Как это чем? Пока ты души изучаешь, я, Отче, меры упредительные строю, как могу. Лжепроповедники в миру восстали! Тобою тварям данную свободу твоею старческою объявляют немощью. Бог-де ныне – бад, а не лекарство, как бывало. А мы-де гомеопаты им назначенные.
БОДИ-БОГ (сокрушённо) И ты, Брут!
МАТФЕЙ (пожимая плечами). Уж извини, должен сказать. Бог, дескать, грешных ныне не карает. Сокрылся-де, сховался в ипостасях своих. Баско устроился! Когда-то ты благоволил одним евреям за их к тебе упорство. А ныне всем подряд потворствуешь. Адепты верные, и те тебя благословляют с крупными промолвками. Тем временем теурги-маги, любостяжатели и самозванцы, разные там скоробогачи прельщают массы, силу копят, того гляди до эмпиреев доберутся! Пора подумать нам об обороне круговой.
БОДИ-БОГ (скрывая усмешку). Скажу тебе, отец, без лишней скромности: народы меня знают, помнят, любят. Да, и любят! Пускай не шибко. Вера в бога культового, вотивного, которому приношения по праздникам несут, имей в виду, преходит и омертвляется. Вера в Бога как такового, вечного, животворящего и вечна и животворяща. Я – Бог, как таковой. (Помолчав.) Так, значит, круговая оборона?
МАТФЕЙ (тревожно оглянувшись). Сегодня поутру, ночная мгла ещё не разошлась и третий кочет только прокричал, учуял я на Лестнице отвратный дух. Так пахнет сатаны слуга, антихрист и прельститель. Отец, ОН при дверях стоит!!!
БОДИ-БОГ (усмехнувшись). Это Исида меня мучила, елей вонючий разлила, мочила мне власы. Едва Я вырвался из цепких рук её. Вспомнила молодость супружница.
МАТФЕЙ (возмущённо). Причём здесь парфюмерия и матушка Исида? Несло душным козлом! Меня не проведёшь: то ароматил присный Люцифера!
БОДИ-БОГ. Ты, верно, об Иакове. Ко мне, представь, явился ныне по утру пра-правнук нашего Иакова библейского. Известный, между прочим, рутиновский финансист. Он Люцифером привлечён к Суду. Этим Иаковым (внука зовут, как дедушку) Люци задумал опровергнуть мою «Теорию Юдоли». Всё, дескать, изменяется и только Разумного психе не знает эволюций… М-да… Ещё чем срочным занят, брат Матфей?
МАТФЕЙ. Мой Авва! Ты поручил мне прописать регистры Конуса Братских душ… э… то есть Блажного Конуса… Ох, путаюсь: Конуса Братства, конечно. Сейчас обтёсываю пункт устава о запрещении предательства и богохульства.
БОДИ-БОГ. Не мог бы ты секретарём побыть в судебном заседании по делу этого Иакова?
МАТФЕЙ. Напрочь испорчу чуйку, Отче. Антихристом зело разит!
БОДИ-БОГ. А ты фетор-то нарочито не лови!
МАТФЕЙ. Кто держит сторону козла?
БОДИ-БОГ. Защитничать назначена Исида. Ты нужен мне, как строгий индикатор правды и как знаток Рутинии.
(Матфей в знак согласия отвешивает чинный поклон.)
БОДИ-БОГ (зевает и сокрушённо качает головой.) Не выспался. Всё снились, слышь-ко, гуси.
МАТФЕЙ. Ну, значит, полетишь… Возьмёшь сводку по Рутинии?
(Передаёт Боди-Богу красную папку, которую Боди-Бог рассеянно принимает).
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Явление 1
(Открываются центральные двери зала заседаний Горнего суда. Входит Боди-Бог. Он в пурпурной до полу мантии, украшенной золотыми застёжками, увенчан лавровым венком, в правой руке Его – скипетр, на конце которого кадуцей – знак древа жизни, в левой – толстый свод «Горнего УПК». В правых дверях появляются Мать-Исида и Люцифер, в левых – сопровождаемый двумя приставами подсудимый Иаков. За столом секретаря апостол Матфей).
МАТФЕЙ (встав за своим столом,возглашает нараспев, водя пальцем по лежащей перед ним бумаге с текстом). Встать праведным и грешным! Рабы гордыни и служители обжорства, радетели распутства и безделья, кромешники и лицемеры, готовьтесь отвечать за гнусные дела. Невинные бараны, валухи и ярки, степенной чередой со мной пойдёте в рай. А козлищ нечестивых я провожу во ад ко дьяволу и гнусным аггелам его…
ЛЮЦИФЕР (поднимает вверх указательный палец, важно). По высочайшему распоряжению рай и геенна ныне совмещены, о чём наш уважаемый апостол обязан знать и не зачитывать срок отслужившие шпаргалки. Идёт переселение нетленных сущностей в единый Конус Братства. Без сложных разбирательств определяем на постой тупиц и гениев, невинных и кромешных и лечим Благодатью равно всех. Я – новой стромы комендант, прошу, благой иерофант, не забывать об этом!
МАТФЕЙ (Люциферу негромко и гневно). Не путай процедуру, сатана! Я с вашими реформами скоро с катушек съеду. (Обращаясь к Боди-Богу, то и дело сбиваясь и водя пальцем по строкам текста). Зевес! Перун! Амон и прочая! Вселенной Промыслитель, небес и Геи Устроитель, Судья и Вседержитель всеипостасный! Око всепроникающей науки, мастер анализа и синтеза, провозгласивший мракобесию кирдык, Творец-многостаночник… (Матфей на секунду отрывается от своего листка, переводит дыхание и продолжает с новым напором). Боже обрезанных и необрезанных, Который любишь равно всех, будь славен ныне, и вовек, и присно! Купно приветствуем царицу небесную Исиду-Мать, невольную предстательницу подсудимого. Вынужденно приветствуем также по нашей должности – тьфу! тьфу! – ворону в павлиньих перьях, господина прокурора! (Люцифер довольно кланяется.). Поскольку ябеды, им воздвигаемые, препохабны, а речи сквернословны, Суд вводит исключительную меру: режим Суда – in kamera, то бишь закрытый. (Матфей заканчивает вступительное слово, облегчённо вздыхает и отирает платком пот со лба.)
БОДИ-БОГ (Матфею с улыбкой). Недурно, отче, осваиваешь новый этикет, особенно приятно слышать насчёт многостаночника! (Судья усаживается за огромной кафедрой, снимает с головы и кладёт на стол рядом с УПК и скипетром лавровый венок и вооружается деревянным молотком. Люцифер и Мать Исида занимают столики прокурора и защитника. Перед кафедрой Судьи – скромная трибунка для ораторов. Иакова препровождают в загородку для подсудимых. Дверь загородки открыта. Иаков впечатлён торжественностью обстановки и суровым видом Люцифера, с которого не сводит глаз. Люцифер в чёрном блестящем плаще-накидке, из-под которого выглядывает алый камзол. На чёрной тирольской шапочке с петушиным пером, которую он снял и положил на стол, поблёскивают маскарадные лаковые рожки.)
ИАКОВ (прерывающимся голосом – подошедшей Исиде). В душе кумранского ессея Денница не посеет страха! (И добавляет в рифму):
Мы не таких антисемитов-говорков
Скрижалью Моисеевой сшибали с бугорков!
ЛЮЦИФЕР (раскладывая на столе бумаги, весело). Ты, парень, лишку не борзей. Нам ведомо, каков ты Моисея прозелит. Я на твоём бы месте не шебутился, а молил Богиню Мать о снисхождении.
ИСИДА (она в облегающем тёмном платье, в белом льняном шарфе, повязанном сложным узлом, с позолоченными рогами коровы и сверкающим солнечным диском на головном уборе.) Я – Мать-богиня Светлая Исида, исчадью тьмы не уступлю и бедного семита не оставлю! (Иакову.) Мужайся, Яков, прочь боязнь! Нет цели благородней у адвоката, чем проводить влекомого на казнь. Скрепи-ка генеральную доверенность, уполномочь меня. Это тебе добавит твёрдости.