–Я не хотела гнусной интрижки, не хотела! Наши сердца сами потянулись друг к другу, не слушаясь нас!
–Как теперь я буду смотреть в глаза Зиле?
–Я осыплю семью Малевольти деньгами, они не будут ни в чём нуждаться…
–Разве Зиле деньги заменят мужа и заботу?
–Зила вправду сильно больна?
–Она угасала и чахла, а мы не обращали внимания на её тщедушность и частые простуды. Она всё время сидела дома, не видя свежего воздуха, а нам опять не было дела до её странностей.
–Почему ваша семья её не любила?
–Сначала дурацкий, пресловутый национализм, затем забитый характер Зилы не давали увидеть нам в ней полноценного человека. Наверное, мы своим темпераментом и талантами задавили в ней личность; она чувствовала себя возле нас несовершенной и малозначимой. Всё, я побежала.
–Пусть Чезорино отдохнёт несколько дней, не спешит на работу.
–Бернхард догадывается о вашей связи?
–Он не возражает,– лгала Августа.
–Что-то я сильно сомневаюсь,– тяжело вздохнула Малевольти, переводя взгляд на разломанную стремянку.
–Я дорожу твоей дружбой, Оттавия.
Итальянка обняла подругу на прощанье.
Прошептала:
–Прощаю тебе роман с моим братом.
Через пару дней слуга доложил миссис Драммонд, что в холле её дожидается скульптор Чезорино Малевольти.
Женщина, излучая самую милую улыбку, спустилась вниз. Лакея, что стоял у дверей, отправила позавтракать.
Не успела она рта раскрыть в приветствии, как итальянец вымолвил:
–Я пришёл попрощаться. Я навсегда покидаю этот дом.
–Ты разрываешь нашу связь?
–Я виноват перед Зилой. Я совсем не уделял ей внимания, считая бестолковой.
–Любимый, разве ты виноват, что она заболела?– вразумляла его Августа.
–Я не хочу отравлять её последние дни. Я не могу приходить сюда, и подвергаться искушению видеть тебя.
–Теперь ты наказываешь не только себя, но и меня.
–Прости, но совесть совсем измучила меня. Я ухожу.
Малевольти открыл дверь.
–Береги себя, Чезорино!
Итальянец оглянулся и пожелал того же:
–Ты тоже будь предельно осторожна с этим извергом Драммондом.
Работа в мастерской не клеилась у Малевольти-младшего, долото валилось из рук. Кашель Зилы бил по нервам.
Франческо отправили жить к Берте, опасаясь за его здоровье. Мальчик рос крепким, но чахотка заразна и коварна, лучше держать ребёнка подальше от тяжело больной.
–Что себя мучить, всё равно скоро стемнеет,– сказал парень вслух.
Пришёл от Драммондов отец. Старик не догадывался, почему сын отказался работать у баронов. Подумаешь, стремянка сломалась, никто ж не пострадал. Марко обиделся и не разговаривал с Чезорино.
В дверь постучали.
Малевольти-старший открыл.
Оттавия бросилась на шею отцу, щебеча:
–Папа, больше ты и Чезорино не будите ютиться в этой маленькой квартирке. Я отвоевала у Боу приличную часть с продаж. Я куплю вам небольшой домик неподалеку от дома Боу. Франческо отправим учиться на бухгалтера: вырастит – начальником будет.
9 сентября 1.812 года. Особняк Филдинга.
Норман Сэндлер за завтраком делает удивлённые глаза и переспрашивает жену:
–Я обещал тебе к нынешнему празднику диадему? Не помню.
–Конечно, как всегда был пьян, сыпал обещаниями, а, протрезвев, забыл!
–И вовсе не поэтому. Я давеча упал с кровати, и вот не помню не клятв, ни обещаний что давал.
–И это паясничают те люди, что должны нести в массы порядок! Такие бессовестные люди, как ты, должны сами себя в раскаянии публично сечь розгами и просить у народа прощение за недопустимую манеру поведения.
–Извини, дорогая, я не ношу с собой перо, чтоб записывать твои советы, требования и пожелания. А так как у меня ветер в голове, то твои мудрые наставления пропадают зазря.
–Исправляться ты и не думаешь.
Громкий колокольчик оповестил весь дом о том, что на пороге гость.
–Господин барон! Вы вернулись!– радостно вскрикнул лакей Руперт Буркс.
Пока домашние не видят, Орин обнял слугу. Тот прослезился.
–Хозяин, никто из господ так не ведёт себя.