Шабашник

– Короче, дело вот в чём. Кота я приехал кормить на следующий день после твоего побега, а ещё через день совсем забрал к себе – оно и мне не мотаться, оно и животное пристроено. Потом я ещё пару раз ездил, но после забросил – чего глядеть на одно и то же, правильно? Месяц меня тут не было, а потом страшно стало отчего-то, тревожно. Даже сон приснился, как будто у твоего дома крыша обвалилась и из образовавшейся дыры вороны летят. Испугался, думал, вдруг там воры забрались или ещё чего: стал мерещиться невыключенный чайник, хотя точно помнил, как пробки не просто вырубил, а даже выкрутил. Короче, приехал. И что думаешь, когда я попытался дверь открыть? К ней ключ не подошёл! Вообще другой системы замок стоял!

У Сергея в волнении забегали глаза, а Гена достал из кармана связку ключей, демонстративно потряс ими и положил на стол:

– Представляешь, как я охренел, когда это всё обнаружил? Весь, блин, дом обошёл, во все двери заглянул – всё в порядке. Даже подумал, что просто не тот ключ с собой взял – ну, мало ли вдруг перепутал, да? Успокоился, но на всякий случай пошёл к тёте Тамаре и она мне рассказала, что Иваныч у дома и по огороду с какими-то людьми ходит и всё им показывает. Ей он сказал, что ты хочешь дом продать, и он тебе покупателей ищет. Ну, думаю, ничего себе поворот – почему же ты мне ничего не сказал?

– Поэтому тогда и спросил меня, не планирую ли в Москве остаться?

– Типа того. Но когда ты мне однозначно: «Нет!», тогда я и понял, что дело тут нечисто. Вызнал, что он обычно ездит с утра, видимо, чтобы свидетелей меньше было. Я просто взял, дверь заднюю выставил, сел в ограде на кресло, и жду.

Недолго ждать пришлось – слышу, машина подъехала. Выходят трое – Иваныч и какие-то юнцы совсем, парень с девушкой, едва ли двадцать лет обоим. Слышу, как он им рассказывает, мол, вот, смотрите, какой дом у меня, какой участок большой, как инфраструктура вокруг развивается: магазин рядом, дорога хорошая и скоро газ проведут. Заливается, как он дом продавать не хочет, но жена умерла, детей и родни нет, а ему одному хозяйства не потянуть, поэтому он лучше в городе свой век доживёт, где и магазины, и больницы, и отопление. А те только уши развесили, слушают. Потом он стал о жене рассказывать и о сыне непутёвом, который в столицу уехал, да там и пропал, связавшись с бандитами в конце нулевых, а какой ведь парень был, олимпиаду в пятом классе выиграл по истории… И с этой ноты он мигом съезжает, и просит, чтоб эти лопухи выдали авансом тысяч пятьдесят по предварительному договору купли-продажи, чтоб он документы советские поскорее переправил на современный лад. Они уже чуть ли не в карман за кошельком полезли, но тут Иваныч своим ключом открывает дверь, а здесь я сижу. Говорю нежно так, проникновенно: «Здравствуй. Андрей Иваныч, дорогой. Я вот как раз от сына твоего погибшего прибыл, посмотреть, как его родитель названый за хозяйством следит». Он побледнел, как извёстка, и стал какую-то чушь городить про то, что с тобой всё согласовано и никаких накладок быть не может, потому что ты умер. Он даже парочке той обещал справку показать, а это, говорит и на меня пальцем показывает, местный сумасшедший, который пробрался в дом и он сейчас милицию вызовет. Тогда я сказал, что это очень даже хорошо и сейчас мы вместе с ним пойдем в полицию и я расскажу, как он свою дачу поджёг два месяца назад. Парочка тихонько слиняла и Иваныч уже в пустоту кому-то за своё правое плечо рассказывал, каким непутёвым был его сын и какие у него друзья все поголовно наркоманы и уголовники. А я сижу себе в кресле, на него гляжу. Он на лавочку осел, сказал, что я всё испортил, что он хотел, чтобы всем хорошо было, потом встал и ушёл. Через три дня я узнал, что он умер… Уж ты меня извини, что сразу обо всём не рассказал – ты бы извёлся, да и всё равно ничего бы поправить не получилось – уже всё сделано.

Сергей, закрыв лицо руками, глубоко вздохнул, а потом выдохнул:

– Так да, всё правильно. Я бы домой сорвался и без зарплаты остался. Разве что Иванычу в глаза посмотреть успел…

– Одно только, что тебе сейчас разгребать придётся, так это тех, кого он тут нагрел. Минимум два раза он до меня сюда людей водил, а дали они ему аванс или нет – один Бог знает.

Сергей почесал в затылке, нахмурился:

– Блин, мне даже не столько интересно, сколько он народу облапошил, а интересно, какие это он им документы им показывал и где их взял? Ведь не хухры-мухры всё же…

– Ты ведь видел на похоронах, какие друзья у него? И если документы «советские», то это такая филькина грамота – только держись. Считай, альбомный лист, на котором невнятная подпись и расплывчатая печать. Одно что бумага старая, так её за пару дней под лампой настольной состарить можно.

– Тоже верно. У них одна и ценность, что в архивах значатся.

– Кстати, гляди, что этот мошенник ещё раздобыл, – Гена принёс из другой комнаты фото в деревянной рамке. – Смотри, какую фотку на стол поставил! Где и надыбал, паразит старый? Это ведь ты с мамой, да? А он откуда рядом?

Сергей раскрыл рамку и достал из неё фотографию. На ней маленький мальчик в шортиках держал за руку молодую и счастливую женщину в летнем платье. Рядом с женщиной, придерживая её под локоть, стоял с солидным выражением лица молодой Андрей Иваныч, а за их спиной громадиной нависал паровоз. Каким-то угасшим голосом, как будто последние угли костра, затушенного в чистом поле ночной метелью, Сергей громко прошептал:

– Фото вроде настоящее, не фотошоп…

– Какой тут год?

– На обороте написано, что девяносто первый… Как же так? Совсем не помню этого фото…

– Это твой отец снимал что ли?

Ничего не сказав, Сергей встал и пошёл в дровяник. Вернувшись, он сел у печки, разжёг огонь и, не закрывая створки, смотрел на разгорающееся пламя. Густой дым заполнил собой кухню, но Гена решил не тревожить друга: он открыл входную дверь и сквозняк быстро вытянул всю тьму – воздух снова стал тих, прозрачен и свеж. Сергей продолжил сидеть у открытой печки и отблески пламени плясали на его лице. Потом он встал, закрыл створку и образовавшаяся в печи тугая тяга быстро разожгла радостно затрещавшие поленья. В окно постучала потревоженная ветром сирень.

Молча расстегнув рюкзак, Сергей поставил на стол две бутылки водки. Налил «на два пальца» себе и Гене и, не говоря ни слова, пошёл на кухню, где загремел соленьями, и будто даже нарочито громко стал искать в ящике открывашку для банки с огурцами.

– Слушай, давай хоть музыкупоставим, а то ты какой-то грустный совсем? – Гена включил стоявший на столе ноутбук. – Помнишь, классе в восьмом жуткую пиратку Нирваны переписывали друг у друга на кассеты? «Оригинальная» была у тебя, а мне какой-то белый шум достался.

Отвлёкшись от совсем других мыслей, Сергей будто проснулся – немного вздрогнул, удивлённо посмотрел на Гену, утёр всё ещё слезящийся глаз:

– Помню. Там были два альбома вперемежку и несколько каверов.

– Да, именно. И Курт на обложке такой пафосный сидел и смотрел, будто следит за тобой. Короче, давай теперь в нормальном качестве слуханём. Я специально те песни собрал именно в том порядке, в каком они были записаны. По памяти, конечно, но, надеюсь, не ошибся.

– Здорово, чо. Включай. Мне этот сборник больше официальных альбомов даже нравился.

Усталый и проникновенный голос из колонок пропел:

We passed upon the stair

We spoke of was and when.

Although I wasn't there

He said I was his friend…

– Ну, вспомним детство золотое, юность нашу непотребную!, – Гена поднял свой стакан и чокнулся со стоявшим на столе стаканом Сергея. Тот будто нехотя взял его обеими ладонями, как в морозный зимний вечер девушки в свитерах берут чашку с горячим какао.

Выпили, с хрустом закусили. Смачно крякнув, Сергей утёр губы рукавом:

– Вот, знаешь, Гендос, что мне больше всего в этой истории не нравится? Что я ещё лёгким испугом отделался, мать его так! Понимаешь, ведь на эту самую вахту не я отправился, а меня отправил Иваныч тогда со своим билетиком грёбаным, он рекламкой той меня подтолкнул, а если бы я на вахту сам не уехал, то он бы меня под страхом тюрьмы всё равно бы сбагрил с рук. И ещё неизвестно куда и на какой срок.

– Ловко он тогда с моментом угадал, словно знал, что в душе твоей творится – да и не мудрено ему было знать! Парень сидит без работы, денег нет, а тут ему показываешь билет в счастливую жизнь, не отговаривая от последствий. Если бы тогда ещё с кем-то посоветовался, со мной, например, то любой спокойный и здравомыслящий человек тебя бы образумил. Но Иваныч тебя ещё и с пути той тридцаткой сбил. Интересно, он эту многоходовочку заранее придумал или действовал спонтанно?

–Ну да?.., – как-то вопросительно согласился Сергей. – Эх… Он ведь знал, какие рычаги повернуть надо, потому оно и получилось толкнуть так, чтоб покатилось…

Сергей второй раз плеснул водки в стаканы. Гена невесело улыбнулся:

– Ну как? Поедешь ещё на вахту-то?

– Прикалываешься? – Серёга грустно вздохнул. – Нет, теперь понятно, что этот вариант не для меня. По большому счёту, он вообще возможен, только когда у тебя уже дом – полня чаша с любящей женой и детишками. Когда ты знаешь, что и без тебя всё будет в порядке и покое и ты можешь довериться тем, кто стоит у тебя за спиной. Хотя вот от того же Андрея я как мог такой подлости ждать, а?

– Да ладно уж, о мёртвых, как говорится…

Гена поскорее налил в третий раз. Незамедлительно выпили.

Широко выдохнув во весь рот, Сергей зажмурился. Утёр слёзы двумя пальцами к переносице и потряс рукой с открытой ладонью:

– Ну ладно, хорошо. Допустим, у меня за спиной мой дом, который крепость. Тогда зачем ехать куда-то от такого счастья? Разве если за деньгой большой, так ведь дело в том, что нету там никакой такой деньги! То есть может быть и есть, но не там, где я был.

– Ты бы здесь бы больше заработал, если бы даже на самую примитивную работу устроился.

– А теперь, учитывая, сколько разгребать придётся…

За окном порыв ветра оторвал с соседского сарая лист профнастила и теперь тот жалобно бился по обрешётке, словно рука побеждённого борца. Налили, выпили.

Sit and drink pennyroyal tea

Distill the life that's inside of me

Sit and drink pennyroyal tea

I'm anemic royalty.