Шабашник

… спускаюсь с пригорка. Ведь до чего же хорошо в лесу осенью, когда оранжевая луна освещает всё вокруг своим мистическим светом, а медвяный запах листвы кружит голову! При сером свете дня эти голые и сиротливые осины оставляют за собой горестное ощущение забытой и нескошенной пахарем полосы ржи из школьного стихотворения, но теперь, при лунном свете, они кажутся шепчущимися друг с другом трепетными барышнями на светском рауте.

Конечно, приходится внимательно смотреть под ноги, потому что днём прошёл дождь, но от этого так хорош воздух! Лес, кажущийся чёрной и монолитной стеной, на самом деле живёт своей тайной и прекрасной жизнью. Вот на покрытой мхом болотной кочке запел вкрадчивую песенку кулик, а вот повеяло грибным духом от опят, ожерельем опоясавших старый трухлявый пень. А вот от порыва ветра рухнуло огромное дерево, придавив собою несколько молодых собратьев. Это всё звук леса. Таким он был тысячи лет назад, когда тут не ступала нога человека и таким же неизменным он будет через тысячу лет, когда тут снова некому будет ступать. Есть в нём что-то вселенское, бесконечное и светлое.

Проходя по мосту, даже ветер на мгновение прекратился, чтобы я смог насладиться величием и восторгом момента – громокипящей первозданной тишиной бесконечной в своей цикличности природы!

Вдруг яркий, явившийся из кромешной пустоты свет и морозно-бритвенный ветер оглушает меня. Я хочу кричать, но…

Сергей проснулся от того, что его плед упал в проход и свет железнодорожного прожектора светил в лицо. Посмотрев в окно, он увидел здание вокзала Шахуньи, больше похожее на больницу. Значит, ещё пару часов можно поспать. Поплотнее накрывшись одеялом, Сергей повернулся на другой бок, лицом к стене.

Проводница разбудила его уже у Лянгасово. Похороны в девять двадцать, поэтому с поезда придётся сразу ехать на кладбище. Хорошо, что вещей с собой – полупустой рюкзак и спортивная сумка, в которых осталось-то всего лишь полпачки печенья, четыре пакетика чая, зубная щётка, тюбик пасты, почти пустая бутылка геля для душа, две пары носков, полотенце, футболка, тапки-сланцы, трусы-боксеры и полотенце. В отельном кармане лежит шариковая ручка, блокнот, паспорт, а в нём под корочкой заложен полис, номер ИНН и пенсионное страховое свидетельство. Ещё в документах лежат военный билет, московская медицинская книжка и зажигалка с гербом города.

Тем временем пассажиры уже выстроились в очередь на выход в узком проходе между коек плацкарта. Было немного грустно от того, что заоконный пейзаж становился до трепета знакомым – вот за этим поворотом сначала будет семафор, затем путепровод, потом за деревьями можно будет разглядеть гладь уже замёрзшего пруда, потом будет переезд, шлагбаум и железнодорожница в жёлтом жилете. Следом будут гаражи, пара послевоенных двухэтажных домов, а после уже сама станция со всеми заборами, невообразимым количеством расходящихся и снова сходящихся путей, депо и восстановительным поездом, который стоял в тупике без движения уже который год. Хоть бы на гараже что-то новое написали! Нет. Город остался таким же, как был.

Покидать вагон и понимать, что на этом путешествие закончилось, было немного досадно, как будто ты что-то упустил, не доделал, недополучил, но пока ты не вышел из вагона, то всё можно ещё исправить, урвать, ухватить… От волнения сердце забилось быстрее и перехватило дыхание. Конечно, грело душу скорейшее свидание с домом, но оно же и тревожило.

Улыбнувшись проводнице, Сергей вздохнул, прыгнул на перрон и пошёл на вокзал через дверь с перечёркнутой надписью «Вход» – остальные пассажиры шли в ту дверь, где надпись не была зачёркнута. Охранник даже не повернул голову в сторону нарушителя, а беседовавшие друг с другом двое полицейских не прервали разговора. Видимо, по походке признали своего, вятского уроженца. Такому можно. У такого незачем досматривать рюкзак и проверять документы – только время зря потеряешь.

Сергей шёл через привокзальную площадь на автобусную остановку, почти пустую в это время, когда граждане в большинстве своём уже корпели на работе, а по своим делам разъезжали теперь самые разнообразные, но немногочисленные свободные от облагораживающего труда люди. Автобус подошёл почти сразу, не заставил себя ждать.

Когда Сергей вышел на остановке «Слобода Томиловы», то у него было два варианта, чтобы добраться до кладбища – либо идти триста метров до пешеходного перехода, а потом делать крюк до главного входа, либо прямо тут же, в самом неположенном месте перейти дорогу и проникнуть на кладбище свозь дыру в заборе, которая находилась ровно напротив остановки, на другой стороне проезжей части… Перекидывая ногу через отбойник, Сергей ещё раз порадовался, что он налегке.

Стоял морозный и солнечный ноябрьский день, как последняя улыбка засыпающей природы, которая ещё не укрылась белоснежным пуховым одеялом до весны. Но десяток автомобилей и несколько дюжин людей, кучковавшихся вокруг ямы в глубине старого кладбища, нарушали идиллию, мешали церемонии отхода ко сну. Прогуливавшийся по серому надгробию большой чёрный ворон недовольно каркнул.

Иваныч всегда казался Сергею нелюдимым, поэтому собравшаяся публика удивила разношёрстностью и почему-то удивила неприятно. Большинство из тех, кто пришёл проститься с покойным, было такого же пошиба, как и сам Иваныч – зажиточные трудяги с пролетарскими замашками на отечественных автомобилях и в болоньевых штанах. Но было и несколько господ средней руки, выходивших из своих очень дальневосточных, но совершенно леворульных средств роскоши передвижения в отглаженных брюках и начищенных до блеска полуоксфордах. О присутствии в рационе Иваныча таких фруктов Сергей не подозревал. Кто были эти люди? Владельцы средних бизнесов, государственные чиновники или силовики полковничьих чинов? Что могло объединять их с дачником-бобылём? Золотое детство, светлая юность, бурная молодость? Как бы то ни было, они спокойно вставали в общую толпу в ожидании похоронного катафалка, переговариваясь с такими же неизвестными Сергею людьми вполне просторечного типа. Вроде вот этого мужика с залысиной в дубленке, которая ему явно велика. На вырост он её брал, что ли?

Докурив сигарету и бросив окурок под ноги, Сергей с удивлением обнаружил, что щебёнка на кладбищенской дорожке была такой же, как на даче у Иваныча. На одном из неровных зёрен этого перламутрового щебня виднелась какая-то буква… Сергей, плюнув, отступил с дорожки на обочину.

– Здравствуй, Серёжа! – протянул огромную руку всегда улыбчивый и обязательно чем-то довольный Станислав Денисович – одни из тех людей, кого здесь знал Сергей. Дядя Стас, как с малолетства привык его называть Сергей, хотел взять его этой весной к себе в компанию по производству и монтажу пластиковых окон , но что-то тогда не срослось. – Слышал, ты с вахты приехал, с Москвы?

– Да, вот, пошабашил пару месяцев.

– И как? Не обманули?

– Да нет, в общем-то. По договору ведь всё, – Сергею не хотелось прослыть человеком, которого можно провести на мякине.

– Ну, это хорошо, а то разные истории ходят про вахты эти все, сам знаешь. И что теперь? Будешь и дальше кататься в Москвабад?

– Нет, не очень мне там понравилось. Сейчас вот дела в порядок приведу и буду работу искать.

– Это правильно, нечего мотаться. Где родился, там и пригодился, говорят в народе.

– Вот и я об этом же думаю. Тем более, дом один стоит, земля пропадает.

– И это правильно. Сейчас времена такие, что всегда лучше подстраховку иметь. Пара мешков картошки и несколько банок варенья ещё никому не мешали. Ягоды, овощи – у меня всё своё, родное!

– Я малину посадить хочу.

– Кажись, Москва тебя на правильные рельсы поставила, – он радостно похлопал Сергея по плечу и усмехнулся в усы. – Да, ты когда отдохнёшь, то приходи ко мне – у нас как раз недавно ученик пропал, на его место работника ищем. На семьдесят косарей нагрел контору и свалил! Будто за этим и устраивался, честное слово.

– Как же так у него получилось? Из кассы что ли упятил?

– Не, не из кассы конечно. Понимаешь, у нас за установку окон надо платить в офисе. Обычно заказчики, когда договариваются об установке окон, платят только аванс, где-то треть от стоимости, а остальное потом везут в контору. Блин, ну ведь двадцать первый век: мобильные банки, карточки беспроводные, каршеринги… Даже просто телефоном платить можно, а у нас директор – старый параноик, этому всему не верит. Но не в этом дело, а дело в том, что этот наш стажёр Вася приехал с бригадой, окна поставил, а заказчик деньги ему прямо и отдал: без документов, без накладных, без договора. А тот и взял, не будь дураком.

Само собою, что он никому ничего не сказал и домой ушёл, а в понедельник на работу не вышел. Ну, не вышел и не вышел – у нас это по понедельникам бывает. И во вторник его опять нет, но и подобное случается. Но вот в среду уже начальство заказчику звонит, мол, когда остаток завезти изволите, а тот говорит, что я вашему Васе всё ещё в пятницу отдал. Те к Васе, а его и нет! Давай звонить – трубку не берёт: «абонент-не абонент». Они по адресу прописки поехали тогда – мастер и главный инженер: мужики серьёзные, бодибилдеры, чего-то строят из себя… Ну, то есть качаются. Приезжают они, значит, на директорском бумере по адресу, чтоб решить вопрос, а по тому адресу чистое поле, а в нём яма выкопана.

– И что они сделали?

– Ну, как… Вышли из машины, в яму эту посмотрели и обратно уехали.

– И того Васю так и не наши?

– Нет, конечно. Но место его в бригаде свободно, так что приходи – рады будем!

Тем временем подъехал катафалк, Сергей и Станислав Денисович пошли к задней двери. Сперва им подали подставки под гроб, которые почему-то показались Сергею похожими на костыли, на которых уже лишённое души тело пытается удержаться на этом свете. Поставив гроб на подставку, Сергей отошёл в сторону, позволив непонятно откуда взявшимся близким и очень огорчённым родственникам проститься со своим дорогим и ненаглядным, на которого их глаза уже лет десять не глядели. После их очень эмоциональных прощаний с громогласными банальностями, тривиальными заламываниями рук и всхлипываниями, Сергей поймал несколько неодобрительных и удивлённых взглядов, когда в числе последних он просто поклонился облачённому в ни разу не надёванный пиджак кадавру и похлопал его по плечу.

Потом подняли гроб, понесли его в глубину кладбища: мимо могильных камней, крестов, перешагивая через декоративные, чуть выше щиколотки, оградки и поднимая его высоко над несусветными оградами-заборами. Пару раз чуть не споткнулись, но без происшествий донесли гроб до свежевырытой могилы. На её дне лежало несколько дубовых листьев, которые непонятно откуда взялись, ведь никаких дубов на кладбище не было. На эти самые листья и опустили на верёвках гроб. Может быть, так ему будет мягче лежать. После того, как каждый бросил по горсть земли, Сергей не оборачиваясь пошёл от могилы.

– Эй, ты что, не пойдёшь на поминки?

– Да я ведь, это… Не родственник. Неловко будет.

Денис Станиславович хитро улыбнулся:

– Ну, как знаешь. Но всё равно – ты с вахты приехал и тебе отдохнуть надо, душу отвести. Держи вот два пузыря, – он прямо вставил под мышки опешившему Сергею две бутылки водки. – Да не отказывайся – на крайний случай на компрессы изведёшь.

– Да нет, спасибо…

– Блин, хошь-как хошь, а выручай. Поминальщики просто не скоординировались – и мы водки купили, и они. Не возьмёшь – перепьёмся.

– Ладно, спасибо…

Сергей пошёл по алее кладбища. Хорошо, что снега ещё нет, не успело навалить сугробов и ходить можно, где вздумается. Наверное, поздняя осень – самое лучшее время для ухода. Сергей не пошёл до ворот кладбища, он решил пролезть сквозь дыру в железобетонной ограде и налетел на ветку ясеня. Сергей очень удивился – ещё весной он тоже тут срезал дорогу и никакая ветка не мешалась. Вроде бы даже и рядом тогда ничего не росло. Глаз защипало, хотя ни соринки, ни царапины, но слезилось так, что защипало в носу.

Гена ждал Сергея на автобусной остановке, и они подошли в деревню мимо бетонного забора электроподстанции. Когда подходили к дому, Сергей немного отстал, осматривая оставленные на эти долгие два месяца владения. Тёмные зашторенные окна глядели на него с усталым укором, покосившийся забор будто нарочно наклонился в противную Сергею сторону, чтоб тому стало стыдно. Сергею было совестно, как будто встретил давнего товарища, которому когда-то обещал повидаться, и вот когда тебе стало надо, когда прижало, когда приспичило, ты к нему пришёл, и теперь боишься, что тот не пожмёт протянутой руки, отвернётся, уйдёт и захлопнет дверь. Было страшно, что они с домом стали друг другу чужими…

Пока Сергей стоял в растерянном замешательстве, Гена ушёл вперёд и отпер дверь. От докучных мыслей, от гнетущего настроения этого даже щелчок родного замка показался Сергею не надёжно-нежным, к какому он привык за последние пятнадцать лет, а новым и неожиданным, чужим и сухим, резким. Наверное, дело в том, что мне совестно перед домом и грустно после похорон, подумал Сергей.

Пройдя оградой, они вошли в избу. Сергей ощутил запах родного дома и понял, что старый друг пожал протянутую руку, даже радушно потряс её и после заключил в свои добрые, но пока ещё не протопленные объятия.

Гена поставил чайник, и, пока Сергей оглядывал дом, собрал на стол сахарницу, печенье, чашки и блюдца. Когда душистый чай с бергамотом был разлит по чашкам, Гена, боязливо-оценивающе поглядев на Сергея, начал:

– Я всегда знал тебя, как человека разумного и уравновешенного, поэтому пообещай мне выслушать до конца без истерики, хорошо?

Рука, державшая в этот момент чашку чая, дрогнула, поэтому горячая жидкость обожгла Сергею губы, потекла по краю рта на левую щеку. Сергей поставил чашку на место и утёр губы:

– Ну ты вообще, Гендос, блин. Говори, что случилось, не томи.

Недовольно сморщившись, словно ожидая чего-то другого, Гена начал: