Шабашник

Сергей, безрезультатно пытаясь выловить вилкой одинокий зелёный помидор из банки, наконец достал его рукой и со смачным хлюпаньем закусил:

– Нет, конечно, очень здорово, что я посмотрел на Бородинское поле, до которого бы ни при каком другом раскладе я бы в жизни не добрался. Хорошо и то, что увидел и понял до чего доходят люди, не сумевшие себя найти, которые слишком уж рассчитывают на сильную руку, которая их вытащит и поведёт за собой. Штука в том, что такая рука найдется обязательно. Эта рука и поведёт, и вытащит… Мля.. Она вытащит из уютного мирка, где человек в себе уверен, где он родился и вырос, где знает входы и выходы, где у него связи, друзья и родственники. Эта рука хорошенько встряхнёт за шкирку, на колени поставит и подняться не даст… Нет бы понять, что не место красит человека, а только человек может улучшить место, в котором родился… Чего-то я.. это. Того. Давай лучше ещё выпьем?

Он открыл вторую бутылку с уже тёплой водкой. Пятая стопка зашла очень хорошо, не потребовав никакой закуски. Сергей продолжал:

– Но вот тем, кто всех этих несчастных без разбора в загоны собирает и как лимоны выжимает, как виноград давит, а жмых – в канаву, таким не может быть прощения. Это же какой сволочью надо быть, чтобы из людей последнее высасывать? Содержать людей чуть лучше, чем в концлагере для того, чтобы человек подольше протянул, потому что за пару лет больше высосешь, чем за пару месяцев. Таких паразитов самих давить надо! Нет, я когда в офисе стоял и зарплату получал, то такое было желание вот просто взять топор… Но ведь посадят же, мать-перемать!

– Поэтому таких вурдалаков просто избегать надо. Не надо с шулерами садиться играть. Глядишь, если они не найдут больше таких дурачков, то волей-неволей, а придётся заняться каким-нибудь честным делом?

– Ну, ты сейчас до того договоришь, что эти шулеры сами жертвы обстоятельств? «Не мы такие, жизнь такая», да? – Сергей облокотился на руку, грозно посмотрел на Гену, но тут же осел обратно. – Ты в том прав, что надо избегать ходить по грязной дороге – обязательно поскользнёшься, упадёшь и завязнешь, весь вымажешься и ещё ладно, что сам чумазым останешься, но и других заляпаешь. Тот же Саша-бригадир… Он же нормальный человек, но собой доволен, рожа грёбаная… Вот как его судьба сложится, когда он наконец врубится, что к чему…Не знаю.

Шестую порцию Сергей принял залпом, уже не думая о закуске – наклонился на согнутые руки и ладонями размял лоб над бровями. Гена в это время свою водку незаметно вылил под стол. Сергей закурил:

– За чёткое понимание всей этой скотобазы, конечно, большое спасибо, весьма благодарен этим козлам, что лицом в дерьмо макнули, но не слишком ли дорого мне досталось это знание? Хочу ли я теперь преображать вот это всё, испохабленное подлостью, несчастьем и предательством, а? – он посмотрел на Гену ошалело открытыми глазами, раскинул руки в стороны, указывая на окружающую действительность со всеми её противоречиями, пошатнулся и, сохраняя равновесие, рукой ухватился за край стола: – Какие можно делать дела, когда тебя самые лучшие и близкие люди хотят ободрать и поиметь?

– Ну, ведь ты и приличных людей встретил, не только негативный опыт приобрёл?

– Нет, ну само собой, я встретил и неплохих людей, но где они все – в Череповце, Вологде, Кингисеппе, Волгограде… Точно не поеду к ним в гости, да и я им нахрен не нужен. Через месяц забудут кто я такой вообще и был. И я их имена забуду, потому что они-то все где-то там, а я-то здесь…

Из колонок ноутбука звучало какое-то монотонное и отрешённое кантри с убитой, какой-то настоящей русской улыбкой на пороге гибели:

When you've finished with the mop then you can stop

And look at what you've done

The plateau's clean, no dirt to be seen

And the work it took was fun

В седьмой раз разливать водку стал Гена. Налил совсем чуть-чуть, чтоб только дно прикрыть. Сергей недоверчиво заглянул в стакан, пренебрежительно выпил, а потом с хитрецой посмотрел своему другу в глаза:

– Знаешь, я когда-то хотел тут ремонт сделать, потолок натянуть, чтоб красиво было. Чтоб этого угла, где божница была, больше не было – убрать эту нишу нафиг – и всё. Но я бы тогда и вот тот крючок, на который лампаду вешали, тоже бы убрал, а теперь…

Он поднялся со стула и шатаясь из стороны в сторону, дошёл до угла, крепко взялся за крюк и подёргал его из стороны в сторону, потом отступил и оценивающе поглядел на него:

– Нет, он человеческого веса не выдержит… Да и без меня тут всё развалится: огород зарастёт и не угадает потом никто, что я тут горбатился… Ну и где справедливость-то в этом мире, а?

Сергей вылил оставшуюся водку в свой стакан, который наполнился почти до края, выпил его залпом и упал. Из колонок донеслось грубое, как кирпич, но свежее, как окунуться в прямо с мостика в озеро июльским утром:

Now

You're in a laundry room,

You're in a laundry room,

You're in a laundry room…

Conclusion came to you.

Гена дотащил друга до кровати, положил его на бок, укрыл одеялом, поставил рядом с кроватью банку с водой, а сам на такси и уехал домой. В окно стучала ветка сирени.

Ещё затемно проснувшись с похмелья, Сергей первым делом схватился за банку, выпил всю в один присест, сел на кровати и стал вспоминать, что было вчера. Нахлынувшее чувство стыда за то, как он строил из себя Стеньку Разина, разорялся тут… Спасибо Гене, что выслушал и в лоб не двинул! Одно хорошо – глаз больше не слезился.

Из-за того, что вьюшку у печки не закрыли, дома было холодно, поэтому пришлось снова идти в ограду за дровами, да и курить дома на похмельную голову нисколько не хотелось. Хотелось подышать свежим воздухом, поэтому Сергей вышел сразу в огород. Первые лучи Солнца показались за яблоней. Сергей сел на стылую лавку, закинул ногу на ногу и вздохнул полной грудью. Хорошо, но зябко. Вслед за ним вышел кот, потёрся о ногу – Сергей поднял его и посадил на колено. Глядя в умную усатую мордочку, Сергей начал:

– Как ни крути, а главное в этом приключении то, что дорогу я прошёл: не споткнулся, не оступился, меня не раздавили и теперь уже меня с пути не сбить. Как говорится, спасение утопающих – дело рук самих утопающих, а если сам спасусь, то и многие вокруг меня спасутся, – он осмотрел свои семнадцать соток взглядом, который чуть было не замутила слеза. – По крайней мере, никто из моих близких на такую вахту точно не поедет, а если у меня получится поднять эту целину и сделать тут цветущий сад… Может, тогда и другие поймут, что счастье – оно всегда рядом, всегда в руках и не надо его искать за тридевять земель за горами – нужно просто вставать на ноги, брать себя в руки и дело делать. А если дети-внуки потом всё по ветру пустят… Всё равно не повод стоять на месте и под себя грести. Весной пять кустов малины посажу!

Докурив сигарету и затушив её в пепельнице, он взял кота на руки и вернулся в избу, встал посреди комнаты, ровно под лампочку, и заполнил собою весь дом, всё его пространство от дверного косяка до оконного карниза. Как дух горящих свечей и ладана заполняет церковь, а без духа – храм уже и не храм, а здание простое. Окурок испустил последнюю струйку дыма и погас.

Ветка сирени стучит в стекло окна – осилит путь идущий…

Глава XII

19. 12. 201… года. Киров.

На восьмом этаже нового панельного дома по квартире-студии от окна к плите и обратно вот уже двадцать минут подряд ходит молодая женщина с распушенными волосами. Иногда она опирается на подоконник и смотрит куда-то вдаль. Иногда проходит мимо зеркала, смотрит в него, вздымает ладонь в немом вопросе и идёт дальше. Иногда на ходу берёт с дивана телефон и, не сбавляя шага, что-то в нём проверяет, после бросает обратно, чтобы спустя три-четыре круга снова взять его в руки.

Скрестив руки, она ходит по комнате грустная и задумчивая. Барышня замечательно хороша собою – высокая, удивительно стройная, сильная, самоуверенная, что высказывается во всяком её жесте и нисколько не отнимает у ее движений мягкости и грациозности. Волосы у нее темно-русые, глаза почти черные, сверкающие, гордые и в то же время необыкновенно добрые. Она бледна, но не болезненно бледна; ее лицо сияет свежестью и здоровьем. Рот у ней немного мал и нижняя губка, свежая и алая, чуть-чуть выдаётся вперед, вместе с подбородком, – единственная неправильность в этом лице, придававшая ему особенную характерность и как будто надменность. В негодовании нижняя губка дрогнула, и она всплеснула руками:

«Нет, ну вот как можно быть таким придурком?!»

Барышню зовут Варварой и у неё был Кирилл, которого можно было назвать мужчиной. Кирилл жил вместе со своей матерью в пригороде, бывшем по сути просто внесённой в черту города деревней. Он занимался тем, что шабашил на машине: сдавал металлолом, возил грузы, покупал ломаную бытовую технику, чинил её, а потом перепродавал. Однажды он заработал за месяц целых пятьдесят тысяч и после этого гордо именовал себя бизнесменом. Однако других таких же головокружительных кушей с ним не случалось, но Кирилл не унывал и верил в свою счастливую звезду.

Молодой человек расстраивал Варю уже не впервые, но текущий раз обещал быть последним: с самого утра они должны были поехать к её родителям за город, но этот деятель только что позвонил и с до неестественности натуральным изумлением в голосе сообщил, что у него кончился бензин, бак высох, и он теперь не может даже с места тронуться. Хотя сам он уже тронулся и отправился в путь к ближайшей бензоколонке с пустой канистрой в руке. «Говорят, баба с пустым ведром – плохая примета, а вот идиот с пустой канистрой как считается?». Идти ему было нужно километра три от деревни до шоссе. Телефон завибрировал, на экране высветилось: «Кирюша». Варя шмыгнула носом и с непонятно откуда взявшейся прытью бросилась к подушке.

– Алло! – радостно-испуганно прокричала она в трубку.

– Варюш…э…. Тут такое дело, понимаешь… – Варя почти наяву увидела, как на другой стороне трубки бегают из стороны в сторону его глаза и на лице расплывается блаженно-испуганная улыбка.

– Понимаю, давай ближе к делу!

– Ну чего ты заводишься с пол-оборота? Бензозаправку у моста закрыли, а ближайшая отсюда работает на самообслуживании, по карточкам только. Ты можешь мне перевести рублей триста? У меня после вчерашнего мероприятия на кармане только кэш.

Варвара вспыхнула и, чтобы не бросить телефоном об стену, сжала его так сильно, что и без того бледные костяшки стали белыми, как мел.

– Варенька, чего молчишь? Ты где? Куда пропала? Тебя не слышно!

Вздохнув и выдохнув, она заговорила с интонацией блондинки из плохого анекдота, но из манерного тона шилом торчала бритвенная сталь, которую распознал бы любой, но только не Кирилл:

– Слушай, я тут подумала… Давай, я одна к родителям съезжу, на автобусе, а? Ты свой бизнес в порядок приведёшь.

– Ну, раз ты сама этого хочешь, то ладно, – Варя опять увидела, как улыбка Кирилла становится уже другой: самодовольной улыбкой торговца, который продал козу по цене коровы. – Тут как раз сегодня Мелкий нашёл подряд по утилизации строительного мусора – можно будет неплохо денег поднять по лёгкому! Так что когда вернёшься, то шашлычков сообразим и в баньку сходим! Триста рублей-то переведёшь?

Но Варя бросила трубку и села на заправленный диван. Весь разговор она продолжала на автомате ходить, но тут последние силы оставили её. Эмоций не было, а была только холодная и исступлённо непробиваемая ватная пустота.

Снова зазвонил телефон. Варя отрешённо посмотрела на экран и удивилась: «Митька начальник».

Дмитрий Валентинович был владельцем доставки суши и пиццы, открывшейся год назад. Когда год назад открывалась доставка, Дмитрий Валентинович на собеседовании сулил своим работникам почти золотые горы – оформление строго по ТК, премии, бонусы, конкурентную дифференцированную оплату труда выше среднерыночной, то есть «до ста пятидесяти рублей в час»! На первое время, правда, оплата была сто рублей в час, но «только до того момента, пока работники не сдадут аттестацию по меню!». Пришло время, работники знали меню от и до, а почасовая не поднималась. Всё дело в том, что точка не делала выручки, которую обещали люди, продавшие Дмитрию Валентиновичу франшизу. «В Москве выручки в три раза выше, а оплата та же! Зарабатывают у меня только повара, маржинальность минимальная!» Через неделю Дмитрий Валентинович сдался и сказал, что поднимет ставку тогда, когда кафе перешагнёт через сумму, которая даже ему самому показалась фантастической. Через месяц фантастический барьер был преодолён и ему ничего не оставалось, как поднять зарплату. Разумеется, он прибавил только десять рублей, а что нужно было сделать, чтобы получать сто пятьдесят в час, Дмитрий Валентинович сам не мог сказать. Он «временно, пока не разработались!» оформил работников на полставки, завёл какой-то липовый журнал, в котором велел расписываться. Если верить журналу, то выходило, что повара выходят на четыре часа, а после на кухне царит Дмитрий Валентинович.