Шабашник

– Слушай, извини, что отвлекаю, но у тебя случайно внешнего аккумулятора нету?

– Повербанка? Нет, извини, уважаемый, нету.

– Вот ведь неприятность… Представляешь, на ночь телефон заряжать поставил, а саму зарядку к сети не подключил! И когда уже в электричках розетки сделают?

– Да, действительно не баско, – Сергей уже было решил, что разговор окончен и потянулся к наушникам, но сосед вдруг встал:

– Пойдём тогда покурим?

Это было сказано так естественно, доброжелательно и неожиданно, что Сергей только уже выходя в тамбур покосился на свой оставленный на полке баул.

Незнакомец добродушно протянул Сергею пачку Camel. Отказаться было неудобно.

– Ты ведь с Вятки, да?

– Да, я из Кирова. Отвахтовался вот.

– А я из Восточного! – радостно сообщил мужчина.

Прервав неловкое молчание Сергея, незнакомец, сказал так, как будто подскочил на кочке:

– Ну, это рядом с Омутнинском.

– А, знаю!

Постояли, молча дымили. Сергей выпустил пару колечек.

– Везёт тебе, что домой возвращаешься. Завидую. Я вот уже третий десяток тут вахтую.

– Это как так? – удивился такому долгому сроку Сергей.

– Ну, если интересно, расскажу.

Он глубоко затянулся, выпустил дым сначала через ноздри, потом стал выпускать через рот, попробовал сделать колечко, но оно получилось вялым и рыхлым – почти сразу растворилось.

Сергей покрутил между пальцев фильтр сигареты:

– Я не помню, был ещё Союз или нет, но мой отец где-то в самом начале девяностых как раз Camel курил, я ещё тогда этого верблюда запомнил. А потом перестал, бросил. Я его спрашивал, а почему ты больше не куришь? Он отвечал, что сигареты невкусными стали.

– Ну, тут надо понимать, что курить Camel в Совке и курить Camel после его распада – это две разные вещи. Даже если сигареты остались одними и теми же, – незнакомец стряхнул пепел на ступеньки в тамбуре и проводил его взглядом так, словно смотрел в беспросветную пропасть.

Незнакомец продолжил:

– Знаешь, а я рад, что так оно всё повернулось. Нет, вот правда, при Совке я сидел в своём Восточном, как дурак, и не то, что за границу, я в Москву-то выехать не мог без разрешения горкома. Один раз ездил на курорт, так там я должен был говорить, что я не в Восточном ЖЭКе по трубам газовиком выстукиваю, а в Омутнинском ЖЭКе гайки наживляю. Всё ведь тайна, всё секрет, кругом шпионы омэриканские. Конечно же я знал, что на заводе градообразующем выпускают ни разу не удобрения и лекарства, но я там даже не работал! Тупо мимо проходил два раза на неделе. Тьфу, блин, – мужчина злобно плюнул на пол. – Да тогда любому и так понятно было, что если завод сельскохозяйственный, то выпускает он танки, если машиностроительный, то пулемёты, а если химический, то какой-нибудь зарин. Всякие плуги для тракторов, плитки электрические, карбофос и стиральный порошок были отходами, бракованной продукцией. Не получился иприт – хорошо, мы его вместо дихлофоса в баллончики заправим!

– Так оно ведь и сейчас примерно также…

– Ну, не скажи. Тут ведь как? Что тогда, что сейчас рабочие не понимали, что делают – конвейер, ага. Каждый делает одну деталь, а этих деталей тысячи – пойди, угадай, что должно в результате выйти. Там со всего завода полное представление имело человек пять. Ну, может быть десять. А может быть и ни одного – изготавливали механизмы и узлы на трёх разных заводах, а потом отправляли куда-то на четвёртый, где уже их собирали во что-то единое. Короче, все понимали, что делают не сельскохозяйственный прибамбас, но должны были делать вид, что сельскохозяйственный. Ну вот сделали, допустим, топливный бак цилиндрический формы и диаметром два метра. Это, говорят, для теплоходов, чтоб туристов было на чём по Волге возить, но почему-то этот бак отправляют в Казахстан – видимо, там эти самые волжские верфи и располагались.

А теперь, чтоб ты знал, наоборот. Делают резервуар-охладитель для молока, но потом всем встречным-поперечным треплются, что это был корпус для ядерной боеголовки. И ходят с гордым видом. Любят у нас веса себе придать. А что тогда за сто шестьдесят рублей в месяц работали, что сейчас за двадцать четыре семьсот. Лишь бы на выпить-закусить хватало.

Он бросил окурок туда же, куда стряхивал пепел, достал вторую сигарету. Предложил Сергею, тот взял и вторую.

– Тут понимать надо, что вроде всё так же осталось. Так, да не так. Свободы стало больше, считай, что ровно в четыре раза. Математически даже подтвержу, – он показал Сергею свою ладонь, будто хотел пальцы загибать. – Чтобы уволиться с работы, нужно было за два месяца предупредить, а теперь только две недели. Вот так!

Сергей отвлёкся, посмотрел на месте ли сумки:

– Пошли обратно, а?

– Давай.

Они вовремя вернулись на свои места – в вагон как раз через тот тамбур, где они только что курили, прошёл кондуктор в сопровождении двух охранников. Сергей садился на станции, где не было кассы, поэтому купил билет от Партизанского до Москвы. Незнакомец сказал, что садился в Жаворонках и едет до Перхушково. Контролёрша презрительно посмотрела на него, но ничего не сказала. Он, как ни в чём не бывало, продолжал:

– И никуда ты, кроме как в отпуске, не сунься, да ещё дефицит повсеместный! Долбаные джинсы чуть не две зарплаты стоили, да и какие это были джинсы – фуфло затрапезное! Самое красивое, что там было – лейбл. И по телевизору два канала, а на видак не накопишь ни за что.

Поэтому и воровали повсеместно – все заводы, колхозы, мастерские растащили. Ловили одного из сотни, но мне не повезло – взяли с мотком шланга на проходной. Понятно, что за это мне ничего не было, но по комсомольской или партийной линии карьеры уже было не сделать. С институтом тоже ничего не вышло, поэтому так и работал бы до пенсии сантехником, если бы не Беловежская пуща. Там стало проще. Намного проще. Сначала я стал председателем местного кооператива, образованного в гараже, который ещё недавно принадлежал ЖЭКу. Мы машины из-за рубежа перегоняли и в области перепродавали. Вернее, это всё делали мои партнёры, а сам я только в офис ходил, в пиджаке чай пил – работал лицом компании. Теперь вспоминаю, как Гранд Чероки в девяносто третьем разбил…

– Хе! Ничего себе! – Сергей не смог скрыть удивления.

Попутчик смутился:

– Ну, хотя бы и не Гранд Чероки, но девятка вишнёвая у меня была! – он снова о чём-то задумался, пристально посмотрел в глаза Сергею, потом продолжил. – Получилось даже хорошо, что я ту машину пьяный разбил – пока в больнице лежал с переломом, наш кооператив под себя подмяли очень смурные люди. Моих соучредителей они сильно обидели, а меня из глаз упустили. Вот и я, как был, на костылях, из родного города подался в столицу от греха подальше.

И там я в МММ пристроился – в офисе сидел и занимался тем же самым, то есть ничем, но за зарплату, которая сантехнику и ночью не снилась, зато с кооперативным барышом лежала где-то рядом. При этом спал спокойно, потому что смурных людей не надо было опасаться. Ещё и повезло расчухать вовремя и продать акции в мае девяносто четвёртого, в аккурат после Дня Победы. Жалею, что не купил квартиру – всё как-то разошлось по мелочи… Потом вписался в партию одну чёрно-белую и уже у них в офисе до осени девяносто восьмого проторчал, а там им в перерегистрации отказали – что было можно в начале девяностых, то под конец десятилетия уже не очень приветствовалось. Но я и тут себе применение нашёл быстро – благо, партий много в стране, а в Москве и подавно. Причём даже офис менять не пришлось! Там, где вчера сидели чёрно-белые, сегодня сели жёлто-зелёные. И что те ничьих интересов не выражали, что эти. А в восьмом году мне вообще, считаю, подфартило сказочно – у одного из этих стал завхозом, – спутник Сергея многозначительно указал пальцем в потолок, над которым гудели равнодушные медные провода.

– Ну, официально-то моя должность называлась как-то по-современному, но по сути им и был.

Поезд остановился у станции Перхушково. Сергей огорчился было, что сейчас рассказ прервётся, но незнакомец не обратил на громкоголосое объявление ни малейшего внимания, хотя точно его слышал.

– Понимаешь, я при Нём вообще ничего не делал, только полномочия свои разным дурачкам исполнительным делегировал, а те рады были стараться. И спокойно так в этой области Смоленской было, не то, что в Москве. Жалко, что всё это закончилось немного раньше, чем я думал… Как ведь чуял, что вот-вот грянуть должно. Можно было хоть все машины из гаража выкатывать, но уже вежливые люди в окно стучали. Теперь вот позвали в институт, там буду спикером. А что? Биография у меня солидная, а пару раз в неделю лекции почитать – так это я ведь запросто. Так что, думаю, неплохо там устроюсь.

Бесстрастный женский голос из громкоговорителя объявил: «Отрадное». Незнакомец застегнул куртку, встал, протянул Сергею руку:

– Ладно, давай, земляк, приехал я!

– Давай, удачи тебе! Как зовут-то хоть?

Но тот словно не слышал вопроса. Проникновенно посмотрел в глаза, горячо пожал руку и вышел на станции, а вместо него вошла целая толпа пассажиров самых разных калибров и назначений. В этой каше были люди, словно сошедшие со страниц «Forbes» или «Vogue», при том, что иные были похожи на карикатуры из журнала «Крокодил», но в целом это всё казалось рябой и скомканной первой полосой из «Кировской правды». Сразу стало душно. Сергей надел наушники и до самого Белорусского вокзала смотрел в окно, обняв руками рюкзак.

Позавчера Сергей узнал, что офис переехал из подвала бывшего продуктового магазина на Новослободской в какой-то «Колосс» на Нагатинской и за расчётом надо будет ехать туда. Выйдя из здания вокзала, Сергей не понял, как надо перейти через дорогу к станции метро, поэтому чуть не полчаса бродил кругами то поднимаясь на какие-то лестницы, то толкаясь в переходах с такими же ничего не понимающими гражданами. Когда он вышел из одного такого перехода, то понял, что стоит перед той самой лестницей, по которой он совсем недавно взбирался. В сердцах плюнув, он пошёл по «зебре» через дорогу в сторону, где должно быть метро. Но через пять минут, досыта находившись мимо витрин, ротозеев и светофоров с кнопками и без, Сергей вновь оказался у той самой треклятой лестницы. Уже ничего не сказав, он молча пошёл под какой-то мост и на другой стороне наконец-то оказался там, где ему и хотелось быть. С облегчением спустившись на эскалаторе, стоя на платформе Сергей долго всматривался в схему метро, чтобы разобраться, как ему доехать до Ярославского вокзала, чтобы сдать вещи и купить билет. Два месяца назад он это как-то сделал с ходу, а тут пришлось помучиться, прикидывая пересадки и направления. Действуя осторожно, он добрался туда без происшествий и совсем не заплутал на площади трёх вокзалов.

С маршрутом до Нагатинской у него вышел промах. Казалось, что тут всё проще, но пересаживаясь на Серпуховской, он поехал не в ту сторону и понял это только в Отрадном. Его даже пробило холодным потом – испугался, что вернулся туда, где вышел его так и не представившийся якобы земляк. Стоя на платформе, он вспомнил ещё одну спутницу – ту девушку в компании не то студентов, не то строителей. Очень она показалась похожей на женщин из девятнадцатого века, изображенных на панно, которым украсили потолок станции. Долго ими любоваться Сергею не дал подошедший в правильном направлении поезд.

Выйдя с Нагатинской на поверхность и оглядевшись по сторонам, Сергей был рад контрасту с Белорусским вокзалом. Такого безумия, как там, здесь не было и не составило труда разобрался, где тут автобусная остановка, откуда ходит бесплатный автобус до бизнес-центра «Колосс». Пока ждал, двое прохожих попросили закурить, один хотел стрельнуть мелочи.

Сергей оказался единственным пассажиром автобуса, тот долго вёз его изогнутыми улочками. Похоже, тут усиленно застраивали бывшую промзону и через пару лет случайный прохожий будет уверен, что идёт по респектабельному району. Но пока вид с пандуса многоэтажного «Колосса» был очень контрастным. У входа стоял охранник, который, не дожидаясь вопроса, сразу сказал:

– На лифте на восемнадцатый этаж, там налево до конца.