Шабашник

От бетонной коробки КПП они свернули не налево, откуда Сергей пришёл утром с Александром, а направо – вдоль заводского забора. Потом, спустившись в овражек, пошли мимо лесополосы слева и большого, заросшего борщевиком, поля справа.

– И главное преимущество этого маршрута в том, что в пути поговорить можно, – продолжал Андрей.

– Да, на трассе-то и себя самого не слышишь.

– Вот именно. Но Саше обычно такой дороги только и надо – он не привык других слушать, ты это заметил?

Тропинка, бежавшая до этого параллельно шоссе, взяла через поле вправо.

– А ты тут давно вахтуешь? – спросил Сергей и поправил лямку рюкзака на плече.

– Если именно здесь, то пятый раз. Я стараюсь сюда ездить, на завод – меня тут все знают и я всех знаю…Пригрелся.

– А ты ещё где-то вахтовал от «Работа всем»?

– Работал в Егорьевске, на заводе по производству соусов.

– А там разве хуже?

– Ну, как сказать… Если попадёшь на производство тары, то там только преформы пластиковые таскай да выдувай, а это легко и просто. Но если попадёшь на сами соуса, то уже тяжело. Ну, по крайней мере мне было непросто таскать бочонки эти, вёдра по двадцать пять килограммов – никакой спины не хватит. Но тяжёлый труд там не главное. Главное, что там неудобство кроется в условиях проживания, – Андрей мотнул головой, словно отгоняя воспоминания. – Общага там просто страшная. То есть у нас тут на один этаж две уборные и два душа, а там на два этажа был один туалет и один душ. И публика сплошь пьяницы и зэки. Бывает, что всю ночь пьют, дерутся и буянят. А тут как-то посолиднее рабочие. Не знаю, с чем это связано. Может, с тем, что там как раз зэки и они бригадиров к ногтю прижали, а те их боятся их не только штрафовать, но и слово поперёк сказать.

– Погоди-ка…Мне Саша говорил, что штрафует не бригадир, а офис.

– Правильно говорил. Но только куратору ведь бригадир стучит и с каждого штрафа процент имеет. Только если оштрафованный человек с вахты сбегает, то штрафуют уже самого бригадира, поэтому ему приходится поддерживать равновесие и балансировать на грани, чтобы и самому при деньгах, но и чтоб тылы прикрыты были. Вот, скажем, в том же Егорьевске одного бригадира зэки просто опустили. Ты понял, как. А тут, в Дорохово, наоборот было. Здесь три вахты назад была одна администраторша, что вязалась ко всякой ерунде: то за семечки предъявит, то за нарушение ночью режима, когда ты в туалет пошёл, а то и за курение будто бы в неустановленном месте. С каждого мелкого штрафа копеечка капала. И что в итоге? Сбежало десять человек и она почти что без зарплаты, на гольном окладе осталась. В следующий свой приезд она, правда, всё компенсировала – дискотеку придумала.

– Это где вахтовикам наливали?

– А ты откуда знаешь?

– Мне Александр рассказал.

– Ну, раз рассказал, значит, такой трюк больше не повторят. Он, скорее всего, кому-то из вышестоящего начальства не понравился, потому что с точки зрения стратегии… – Андрей запнулся за торчащий под ногами корень и чертыхнулся. – Но ты с Сашей всё равно будь настороже – он себе стяжать тоже не дурак.

Они вошли в лес. В пахучий и уютный осенний подмосковный лес, воспетый группой ушлых, но неудачливых нуворишей из мультфильма про Чебурашку. Именно в этот момент казалось, что лучшего места в мире искать действительно не стоит – до того там было всё именно так, как надо. По крайней мере русскому человеку, воспитанному на русских сказках. Казалось, именно из-за этой ели сейчас выскочит Серый волк, несущий на спине Ивана-царевича. Именно над такой вот непролазной чащей летит на ковре-самолёте другой царевич, а путь ему освещает томящаяся в клетке жар-птица. А если сойти с заботливо кем-то выстланной старыми деревянными поддонами тропинки, то обязательно попадёшь к избушке на курьих ножках, или встретишь прекрасную Василису со зловещим фонарём…

– Кстати, Сергей, ты заметил, что карщики на заводе все поголовно выходцы из Средней Азии? Это полноценная мафия. Да-да, не смейся. Однажды охрана обнаружила в огромном мусорном контейнере равномерно уложенные плазменные панели на двенадцать миллионов рублей – такой хай поднялся, что на проходной потом целый месяц каждого проходящего разве что рентгеном не просвечивали.

Они вышли из чащи леса и оказались почти напротив входа в лагерь. Дорога действительно показалась Сергею заметно короче той, которой они утром шли на работу с Александром.

– Но скорее всего дело в том,– продолжил Андрей,– что эти мафиози захотели поменять условия в сделке с охраной, а та не согласилась. Ведь что произошло – плазмы разнесли обратно по цехам и дело сошло на тормозах, никаких концов не нашли. А вот если бы охрана задержала водителя того мусоровоза на выезде с территории… Думаю, он бы смог дать нитку, за которую только тянуть успевай. Но задержали не мусорщика, а задержали контейнер, а тот уже вещь молчаливая. Кстати, если что, тут можно купить вполне себе заводскую стиральную машину или тот же телевизор. По качеству он ни в чём не уступит заводскому, ведь его собирают из патентованных деталей эти же вполне квалифицированные рабочие. Они только гарантийного талона не дадут, потому что собирают это во внерабочее время на внерабочей территории. Ну, ты понял, о чём речь, да? Зато стиральная машина или телевизор обойдутся намного дешевле, чем на самой щедрой распродаже. Эх, если бы не в Волгоград везти, то взял бы, ей-богу!

Они прошли пост охраны, вошли на территорию лагеря. Сергей, которому теперь стало как-то некомфортно из-за того, что он так панибратски перешёл с Андреем на «ты», решился задать вопрос:

– Слушай, а как вышло, что ты, по всему видно, что человек образованный, вахтуешь тут?

Сергей надеялся, но себе в этом не признавался, что такое непрезентабельное социальное положение Андрея вызвано пороком или преступлением.

– У меня профессия не самая в наше время востребованная. Я зоотехник.

Увидев, что Сергей только глазами хлопает, Андрей вздохнул:

– Этому в университетах учат. Когда-то это было очень важно… Я вот почем учиться пошёл на зоотехника в своё время? Независимости хотел от родителей, ведь если на заводе тогда квартиру давали бог знает когда, то в деревне получить жильё специалисту можно было сразу. И быть первым, пусть и на деревне – это для парня двадцати лет тоже было важно. Понимаешь, ты сразу из городской грязи попадал в деревенские князи! В элиту. Пусть сельскую, но элиту – прямо как завещал Гай Юлий. Плюс подъёмные там, льготы разные, романтика и любовь к своей Родине – вспоминались герои послевоенных лет, поднимавшие сельское хозяйство из пепла, из руин, которые распахивали недавние поля брани под пшеницу и за свои трудовые подвиги получали на грудь ордена. Чувствовалось тогда в воздухе, что мы на пороге чего-то нового, невероятного и неведомого. И я скажу тебе, что на этом самом пороге, который в середине восьмидесятых был, я себя чувствовал очень комфортно и теперь скучаю по тому времени…

Андрей пошёл медленнее, почти шаркая ногами по тропинке между кустов. Сергею показалось, что Андрей стал похож на завивающийся в пламени свечи фитиль:

– Но тот порог мы переступили, вступили в новые времена, и лично меня эти времена ни к чему хорошему не привели. Не сделал я карьеры, за службу получал тринадцать тысяч в месяц, из которых семь уходило на оплату жилья… А что теперь? Жены у меня, царствие ей небесное, нет, дочка в Москве учится и за ней однушка числится, которая от родителей жены досталась. Вот и решил я свою квартиру сдать в наём, а самому перед пенсией приключений поискать. В восьмой уже раз еду. Сам посуди, меня по специальности ничего хорошего не ждёт – восемь тысяч дохода на руки, а тут за сдачу квартиры я каждый месяц десять имею и тут ещё двадцать чистыми – могу уже и дочке помогать. Выучится она у меня, в Москве осядет, а я буду одну квартиру сдавать, во второй жить и работать каким-нибудь сторожем. Или, если что-то вдруг поменяется, я и как специалист ещё пригожусь.

Они добрались до своей общаги, вошли в комнату, где пока не было никого из соседей – те ещё работали. Андрей поставил кипятиться чайник.

– Главная беда нашего сельского хозяйства, я считаю, в том, что у нас очень короткий горизонт планирования и нету поддержки от государства для фермеров. Вот Израиль в пустыню провёл искусственное орошение, построил там теплицы, выращивает редиску, потом грузит в самолёты и везёт продавать в Москву, имея с этого выгоду. Почему? Потому что государственные дотации, отсутствие коррупции и уверенность в завтрашнем дне. А у нас? На своём огороде вырастил, на рынок в корзине отнёс, продал, а потом посчитал и понял, что в минусе остался.

Чайник вскипел, Андрей налил кипяток в обе чашки, услужливо подставленные Сергеем.

– Или вот в Аргентине, откуда к нам говядину везут через океан и пять морей танкерами. Почему оттуда дешевле, чем из твоей же Кировской области, откуда корову своим ходом пригнать можно? Потому что круглогодичный выпас, хороший климат, минимальная себестоимость и коррумпированные сволочи, которые для иностранцев все порты открыли – продавай, аргентинский Диего, а владимирский Вася пусть слезает с трактора и охранником идёт работать в магазин, где твоя же, Диего, говядина продаваться будет.

Конечно, в глобальном смысле это правильно, если, скажем, газ и нефть добывать на Ямале и продавать в Буэнос-Айрес, а на Ямал слать говядину, которая очень хорошо производится в климате Аргентины… Но мы, люди планеты Земля, к сожалению или счастью, живём не в едином государстве, мы пока ещё не граждане общего мира. Поэтому каждое государство должно блюсти в первую очередь свои интересы, то есть интересы своих граждан.

Андрей подул на горячий чай и осторожно отхлебнул. Горячо, поэтому пока он чашку отставил:

– Ты смеяться будешь, но я предложил бы колхозы возродить, где зарплата была бы не почасовая, а сдельная. Ну, трудодни это называлось. Скажем, принёс колхоз прибыль – получи, работник, процент.

– Ну, я бы так работать не стал, да и не смог бы, – наконец-то нашёлся, что вставить в разговор Сергей. – Оно непривычно, и на какие же это сбережения простому работнику жить до этого самого урожая? Кредит брать?

– Тогда пусть так – минимальная ежемесячная зарплата и большой куш после сбора и реализации урожая, скажем, в октябре-ноябре, а? Разве плохо, если отработал год, когда тебе каждый месяц выдают на провиант тысяч по восемь, зато по итогам работы сразу полмиллиона в карман? Это вполне реальные цифры, я тебе говорю. Но только в условиях помощи государства и уверенности в завтрашнем дне, а то когда доллар-не доллар, санкции – не санкции, Цапки-не Цапки, а чего доброго какой-нибудь новый Лысенко выскочит…

Виданное ли дело, что уже к марту месяцу мы пакистанскую картошку покупаем, потому что свой урожай сохранить не умеем! – Андрей распалился. А потому что негде – всю советскую инфраструктуру похерили, а новой не возвели. Сельское хозяйство – дело ведь такое… Потенциально, это очень выгодный бизнес с постоянным спросом. Он долгоиграющий в том плане, что ты теплицу построил и стой она двадцать лет – вложений не требует, завёл стадо – оно само воспроизводиться будет, выращиваешь картошку – с неё же семена имеешь. Но у этого бизнеса очень долгий период окупаемости, велики риски и нужен большой капитал, чтобы дело начать. А если у тебя есть большой капитал и желание его приумножить, то зачем ты его будешь приумножать несколько лет на молоке, когда ты можешь совершить этот же оборот на каких-нибудь мобильниках за пару месяцев? Тут мало быть богатым, надо ещё быть патриотом, надо свою страну любить больше денег.

– Так как же быть? Пускать во власть одних только патриотов? Так вроде бы те, которые из Кремля, Родину очень любят, хотя бы даже и напоказ – Сергей насколько мог иронично отхлебнул чая.

– Понимаешь, дело ведь не в том, что у нас плохой президент, губернаторы, депутаты, директора заводов и прочие предприниматели. То есть они поголовно кровососы, но главное дело не в них, а в народе, лучшими представителями которого эти мордовороты и являются.

Хорошо, не все поголовно, но девять из десяти простых и среднестатистических работяг, которые среди своих друзей слывут славными малыми, оказавшись у кормила власти, оборачиваются такими упырями, что только держись. Откуда и что берётся? Вот, кажется, вчера с ним вместе в очереди за пивом стояли, на субботниках вместе лавочки поправляли, но в один прекрасный день стал твой друг председателем и всё, нету человека, пропал – сначала джип в кредит, магазинчик с сигаретами у трассы, потом дела какие-то в городе и поминай, как звали. Со своими он больше не знается и где он теперь – неизвестно: может, в депутаты выбился, может, в Монако девочек на скутере катает или в Мордовии срок мотает. Или в фундаменте гаражного кооператива лежит себе тихонько… Вот как так получается, что вчерашний рубаха-парень без гроша за пазухой вдруг таким сквалыжником оборачивается?

Сергей снова отхлебнул чая, но уже не так иронично, ничего не сказал и Андрей продолжил:

– Вот почему так происходит? Почему в какой-нибудь Австрии или Финляндии люди могут жить нормально, не зарываясь, а нас лишь бы денег украсть и дверь железную поставить? Может, потому что сто лет назад весь цвет нации изничтожили – кого на Лубянке кончили, кого на Соловках сгноили, кто в Ледовом походе сгинул, а кто за кордон свалил? Сейчас, кстати, тоже многие валят…

Андрей поперхнулся чаем, откашлялся не до конца и от этого срывающимся голосом начал:

– У нас каждые пять лет не перезагрузка, так опричнина, а не перестройка, так НЭП! А если не Русская Весна, то коллективизация. Поэтому русский человек не думает о завтрашнем дне – ему надо сегодня успеть. Он понимает, что своё дело строить, чтобы досталось сыну, а от того – внуку, в России по меньшей мере наивно… Это я тебе про горизонты. Вот Демидовы те же начались и кончились при Романовых, например, а финские Fiskars, которые топоры, лопаты и вилы ещё в семнадцатом веке делали, до сих пор на плаву, потому что в какой парадигме жили четыре века назад, в той же системе координат ещё четыре века пребывать будут, а под Швецией ли, под Россией, независимые ли – это уже дело десятое. Им на конъюнктуру власти наплевать, а в России что-то получается что-то создавать можно только с оглядкой на власть имущих, и поэтому у нас обычно стараются побыстрее выгрести, все соки выжать и убежать, пока ветер не переменился. Мы из дореволюционной конюшни ресторан сделаем, потому что кладка кирпичная и надёжная. Мы колхозный амбар сайдингом обошьём и скажем, что это торговый центр. Мы на сельпо вывеску поменяем и скажем, что это теперь крафтовый фермерский маркет, – лицо Андрея скривилось, как будто он выпил не чая, а водки.

– Тьфу. Противно! Как со всем этим быть? Я не знаю. Наверное, ждать, когда снова разродиться земля русская новыми пушкиными и королёвыми, а самим постараться не оскотиниться.

Чай в чашке закончился как-то совсем для Андрея незаметно, он с удивлением посмотрел на её дно.

– Ты извини, что развёл тут свою стариковскую демагогию, разговорился я, когда рады слушать.

Геннадий 20-20