Стокгольмский синдром

Я ему: пах! пах! – по морде.

Довел, подписал. Потом – четыре огромных приходят.

– Отдай квартиру, это наше.

– Как ваше? Вот договор!

– У нас свежий.

– Вот вам, у меня давно подписан.

Появился начальник. Я руку в стол, там оружие в секретном месте. Ушли.

Потом начальник милиции пришел знакомый.

– Что, угрожаешь убить?

– Еще не убил. Вот он, живой.

– Не шути. Вот бумаги, заявление.

– Кто подписал? Зам, юрист, секретарь, – все подчиненные, их интерес это.

– А вот еще четыре.

– Это те, кто хотят арендовать. Когда меня выбросят.

Но пришлось уйти. А сейчас решил вопрос. Как у Сталина. Нет человека – нет проблемы.

– Как? – смеялся я. У меня не было мысли, что Саид способен убить. Но, видимо, как-то решил проблему.

Старик, казалось, пропускал мимо ушей байки Саида, но как-то сказал, легко, глянув ему прямо в глаза:

– То, что ты хочешь – внушение Азазеля. Хочешь вознестись в свой ассирийский рай, но будешь низвергнут.

Саид все еще был в потоке своего юмора.

– Отец, не надо твой рай. Так это. Там все чистые смеются, а нечистых – пах! пах!

– Ты из своей правды – делишь мир на две стороны. А есть одна правда Единого.

Саид обозлился.

– Ты, старик, не понимаешь. Наш рай – для справедливых.

Это была загадка. Где его родня? Почему никому не звонит, даже друзьям? А ему – звонят. О чем? разговаривает он по-своему, быстро, меняя тон на серьезный. Может быть, разговаривает и вне больницы? Зачем такая скрытность?

В последнее время Саид стал исчезать из палаты. Где-то у него были дела. А недавно совсем исчез.

4

День 1-й.

Расслабленные, мы услышали в коридорешуми выстрелы. Несуразные звуки! Ввалилось что-то несообразное: бородатые десантники в масках, блеснули черным – автоматы. От них пахло лесом. Маскировочные цвета заполонили коридоры и палаты больницы, приникли к окнам.

Это был Саид, и еще бородатые, с зелеными повязками на головах.

– Спокойно, это захват! Стреляем без предупреждения. Все – в коридор!

Автоматы смотрели на нас отверстиями дул. Саид сменил обвисшие штаны и грязную майку, в которых ходил среди нас, на защитную форму десантника.

У нас не было страха. Какая-то игра? Капитан был раздосадован: опять Старик обвел вокруг пальца. Хочет под шумок улизнуть. У Старика же было безмятежное выражение лица.

Мы поняли, что это всерьез, когда бородачи пустили очередь из автомата поверх голов. Вдруг обуял ужас, как во сне в покойной квартире, когда внезапно грохочет падающая дверь и врываются громилы.

Нас согнали в широкий коридор с аспидно-зелеными стенами. Мы, в халатах, сидели на полу с опущенными головами. В нашей палате обосновался их штаб.

Еще недавно меня обволакивала забота сестер, мигающих экранов ультразвуковой диагностики – «узи», призванных уяснить, где, в колышащемся внутри тела странном космическом мире, идет сбой. И вдруг – кошмар в масках, подгоняющий прикладами автоматов.

Под дулами не смели шевельнуться. Доносились окрики:

– Кто поднимет голову, снесем башку! Руки за голову!

– За чью? – спросил какой-то шутник. Чей-то сдавленный смешок. Бородач прикладом двинул по лицу шутника. У того полилась кровь.

– А ты что пялишься? – повернулся он ко мне.

Я смотрел не моргая. По коже прошел озноб: сейчас будут бить прикладом или выстрелят в лицо.

Саид побагровел, схватил за шиворот бородача.

– Ты кто? Говорил – человечные мы! А ты что?

И загортанил на своем языке.

Все отрезвели. Опасность сковала мышцы, мысли плясали, не находя выхода. Сердце мое билось лихорадочно, боль в нем исчезла.

Боевик, увидев мобильный телефон в руках капитана, выхватил и кинул в проход.

Саид сказал мне, под косые взгляды его бородатых соратников.

– Ты, из русских, еще ничего. Мы не за всемирный халифат. Не шахиды, не ваххабиты. Не те, которые хватают детей и бомбят мирных. Их время прошло. Хотя ваши убили наших близких.

Он говорил почти без акцента, словно раньше притворялся. И как бы не считал меня врагом, что увидели его соратники.

Только что мы были друзьями, и вот… У Саида, странно стоящего рядом с бородатыми автоматчиками, совсем чужое лицо. Такие лица были у нагло предававших меня друзей, когда неожиданно сталкивался с ними. Это террорист, не знакомый прежде. Странно, как меняется настрой – словно свернулась душа, обернулась безотрадной стороной. Террористом оказался не приехавший с гор угрюмый волосатый враг со злобными глазками из-под папахи, а вот он, свой юморист – Саид. Как я мог не заметить? Всю жизнь разевал варежку, пока не становилось поздно. О, как я тогда распалялся! Но всегда с опозданием. И сейчас внутри ощутил что-то стоическое – всем опытом противостояния. Воображение не допускает человеческого образа в террористе, он исчезает, и остается страшная суть, исключающая простор компромисса и приязни. Теперь Саид стал мерзавцем, раз и навсегда.

Больные не смели поднять головы. Задавленно смотрели на бороды, непроницаемые лица террористов: любое их движение, поднятие автоматов грозило выстрелом.