Стокгольмский синдром

Собирают деньги на подносах, и даже посуду. Свадьба готовится на сотни человек.

В комнатах для молодых, в спальне перетряхиваются цветные одеяла, вешают ковры на стенах.

В большом раю двора, под свисающим виноградом ставятся столы и скамьи, в котлах варится баранина, плов. Отдельно вываривают хаш.

Вот жених с друзьями сидят в саду – нельзя прежде времени видеть невесту.

Гости тесно заполнили двор. В их однообразной дремоте в душных дворах и зное полевых работ это самый любимый праздник, позволяющий в древнем порыве собирать все племя, чтобы веселиться по-своему обычаю, освященному веками.

Наконец, подъехала длинная повозка-автомобиль с кольцами на носу, украшенными цветными лентами, и вышла невеста с закрытым лицом, вся белом.

Гуляют два дня, никак не могут оставить новобрачных одних.

– Так, так, – бормотали засыпающие бородачи. – Это наши обычаи.

Террористы были убаюканы монотонной речью Старика, опустили свои автоматы. Саид сидел неподвижно, словно завороженный.

Что-то приключилось и с нами, забыли об угрозе жизни.

Капитан был готов захватить оружие, может быть, перебить негодяев. Но что-то остановило – впереди он не видел грозного врага, там была мирная бездна. Проклятый Старик!

Пробуждение было странным. Боевики беспокоились – о чем-то забыли.

– Куда ты спрятал наше справедливое дело? Где мы?

6

Террористы включили телевизор, установ- ленный в конце коридора, мы увидели то, что творилось вокруг больницы.

Толпы любопытных глазели, как при обстреле Белого дома во время путча. Они, отвлекаясь от сериалов, юмористических передач, от полемики представителей элиты, пришли семьями, как на представление, – потомки «лимитчиков», бывших крестьян, переселившихся в город и забывших народные устои и ритуалы. Их неизбывная жажда самоустройства, ссоры в семье, – рассеяли прежние устои, и в новых условиях принудительной работы им не за что отвечать.

Мы смотрели на них, как, наверно, Джордано Бруно на старушку, подбрасывающую хворост в нестерпимо обжигающий костер.

Все наше существо жаждало увидеть родственников, наверно, прорывающихся сквозь оцепление, – нет ли родных лиц. Их, живших нормально в заботе достигнутых благ цивилизации, вдруг коснулось что-то страшное. Наверно, открылась такая сопричастность к происходящему, что мы пугались за них.

Бородачи усмехались.

– Смотрите, сколько тупых! Вы для них – обезьяны.

Неприятно смотреть на толпу зевак, хотя я сам страшно любопытен.

– Вот они, новые люди, – тихо говорил профессор. – Когда-то, во времена крушения империи, на площади перед Белым домом было мгновение свободы. Все ощутили в себе нечто, за что можно было отдать жизнь. Хотя и зевак было немало.

Я, расслабленный после пережитого страха у дула автомата, разглядывал гуляющую толпу.

– Вон, девицы припадают к мобильникам. Им это, как бой гладиаторов.

– Недаром в этой толпе озлобление к инакомыслящим, – страдальчески морщился профессор. – Большинство из них за смертную казнь – было бы странным просить их войти в положение и понимание. Терроризм в душах людей. Меня мутит. Жаль, не успел уехать за границу.

– За державу обидно, – мрачно согласился капитан. – Я их понаблюдал в кутузке. Такие не спасут.

Батюшка в углу беспрерывно крестился. Завхоз отбивался от страха ненавистью.

– Вот они, приезжие! Я не буду унижаться, пусть гады убивают!

– Тсс, – просвистел политолог.

Дима удивленно смотрел в упор. Откладывалась акция в его компании, волновавшая близко поездка за границу, встреча с девчонкой. Его мысли переметнулись на героическое. Про себя обдумывал, как спасет всех, и будет ехать в автомобиле к Кремлю среди пестрых рукоплещущих толп. Он не мог представить, что его не будет. Смерть казалась ему опасно-веселой, как в квартире любовницы, когда за дверью внезапно обрушились удары, – это был ее пьяный бывший муж с топором, и он в смертельной опасности выскочил на балкон и карабкался на соседский балкон.

Старик, отрываясь от экрана, возбудился.

– Среди этих людей много слепых. Нет почтения к старости: один из них обсмеял мою бороду, белую как руно, и назвал меня, судя по л #250;це его, оскорбительным словом «жид».

Все засмеялись. Завхоз недовольно глянул – кого он поддерживает?

К политологу при виде огромной толпы, как на митинге, пришла былая уверенность:

– Обычные зомбированные люди. В массе, занятой выживанием, преобладает тяга к стабильности.

– Может быть, это защита от сложностей жизни, – сомневался профессор. – Или страх обнажить свое подсознание. Разрушить привязанности, кровные узы, привычные представления, отвергающие абсурд. Здоровье – это запрет входить в бездну.

Я процитировал из стихов молодости:

– То ль зеркальные отражения – простота застывшей души, то ль порыв душевных движений в ритмах нормы легче глушить.

Старик засмеялся.

– Грех озлобления и вражды не дает освободиться из-под гнета тела и души.

Он удобно расположился на полу для мирной беседы.

– Я наблюдал и видел дни людей, вовлеченных в свои маленькие круги и озабоченных интересами своими и своего круга. Они взаимодействуют, ничего не прибавляя к пути и ничего не убавляя от него, и соблюдают равновесие между собою, и это служит для них покоем. То не было необходимым, и было роскошью. Но равновесие не возвышает.

– Вы против компромиссов? – метнулся политолог.

– Нежелание выходить из своих интересов оставляет страшные прорехи в знаниях, памяти и опыте, делает людей монстрами, словно возникшими из ничего. Под покровом их разума дремлет варварство. Это есть забвение божественного смысла существования. Вы строите вавилонскую башню, и думаете – нет силы, которая может ее опрокинуть? Ваши гонки с бесконечным без Него – проклятие Азазеля.

– Мышление все же меняется, – возразил я. – Посмотрите, разбежались наши республики, и все герои истории поменяли ориентацию. В Украине – Улисс оказался отъявленным хохлом, Богдан Хмельницкий, выходит, подставился под тиранию «москалей», кровавые националисты стали национальными героями; Грузия, оказывается, попала под угнетение Москвы, Эстония на дух не переносит Красную армию и ее героев; даже у татар свои герои, явно не захватчик Ермак; у монголов завоеватель Руси Чингиз Хан – национальный герой. Наши бывшие друзья превратились в террористов, а Штаты – в союзника по борьбе с терроризмом. Такова теперь наша история.

– Есть и замечательное, – воодушевлялся профессор. – Кто бы мог подумать, что именно сейчас, а не в будущем объединился братский Европейский союз, отменены границы, после тревог с экономическим кризисом и пляской «евро» создали общий фонд поддержки.

– Это истинно, – поддержал Старик. – Человеческий род не забыл божественный смысл существования. Мировой союз народов принял соглашение об ограничении демонского оружия уничтожения земли.

Политолог открыто засмеялся.

– Еще бы! Когда атомное оружие и тебя покроет, и не это подпишешь.

– Вышло установление, делающее чище воздух, – плод праведных мужей. Кто бы мог подумать, что через две с лишним тысячи лет будут загрязнять сам воздух!