Балтийская сага

Я мысленно выматерил того, кто настучал на меня, – конечно, это был кто-то из матросов, вышедших из «Штокмана».

Ну что тут делать? Без вранья не обойтись. И я, со стеснением в груди, стал врать, придерживаясь, насколько возможно, правды. Дескать, хотелось мне купить хороший костюм для жены, высматривал в универмаге, но очень дороги хорошие костюмы, а этот, местный русский, услышал разговор с продавщицей, понял мои затруднения и предложил помощь. Ну, почему нет? По более дешевой цене он достал костюм, и мы снова встретились у универмага, я расплатился, через день мы ушли в Кронштадт. Костюм, очень хороший, не подошел, к сожалению, по размеру. Ну вот, пришлось вчера отдать его обратно. А он, местный русский, вернул деньги и подарил книгу – «Калевалу». Это финский эпос… на русском языке…

– Я знаю, что такое «Калевала», – сказал Ройтберг, не сводя с меня внимательного взгляда. – Националистическое произведение, написанное по заказу финской буржуазии.

– Да нет там никакого национализма, Яков Наумович. Это фольклор… старинные народные сказки…

– Ошибаетесь, товарищ Плещеев. Удивляюсь вашему легкомыслию. Финляндия воевала с нами, тут полно всяческого враждебного элемента. Я вас лично предупреждал: никакого общения. А вы… Кто этот «местный русский»? Как зовут, чем он занимается?

– Этого я не знаю. Но он наверняка не враждебный элемент.

– Наверняка! Что за ротозейство у вас? А если я другое дам определение: он ищет знакомства с советскими офицерами, чтобы узнавать о выходах в море подлодок. Вот это – действительно «наверняка»!

Я озлился:

– Ротозейство, легкомыслие. Что еще пришпилите?

– «Пришпилите»! – повысил голос Ройтберг. – Как смеете, Плещеев, так грубо разговаривать?

– А вы – так… м-м… так беспочвенно обвинять?

– Я пока не обвиняю! Но предупреждаю: ваше поведение не соответствует. Не соответствует, – повторил он, поднявшись и одергивая китель. – Я вынужден доложить командованию, что ваше общение с местным населением должно быть проверено. И что я возражаю против вашего участия в будущем походе.

Я вскочил со стула и, не спросив разрешения, вышел из каюты замполита.

У себя в каюте я бросился на койку и стал обдумывать разговор с замполитом – каждое его и мое слово.

Чертов пономарь! (Так в своем кругу строевые офицеры называли политработников.) Ну чего, чего вам надо? Что вы лезете со своей подозрительностью в мою жизнь? Я видел, у вас на столе лежит книжка «Государство и революция». Ее, знаю, Ленин написал, мы проходили по основам марксизма-ленинизма, а вы в каком-то институте преподавали эти основы, так? Вот бы и читали свои лекции, товарищ пономарь, чем крутить мозги подводникам!

Я понимал, конечно, что положение мое опасно. «Общение с местным населением должно быть проверено»… Такими проверками занимается особый отдел. Если их проверяльщики выйдут на Терентия, то моей службе на подплаве конец. Да и вообще… связь с бывшим кронштадтским мятежником!.. Вот это запросто могут пришпилить. Штрафбатом сильно запахло, штурман Плещеев…

Я закурил. Лежал, дымил, думал: что же делать? Как избежать надвигающейся грозы? Возникла мысль об отце. У него серьезные связи – не только литературные… Но как дать знать отцу об угрозе, которая может уже в ближайшие дни превратиться в грозу? Написать ему письмо, – но письма идут долго, да и военная цензура их читает…

Стук в дверь. Вошел капитан-лейтенант Мещерский и возгласил с порога, то есть комингса:

– Станция Хацепетовка! Выходите, гражданин! Приехали!

– Что это ты такой веселый, Леня? – проворчал я, садясь на койке.

– Ну как же, такое событие произошло, а ты не в курсе?

– Какое событие?

– Пришел приказ. – Мещерский вскинул красивую голову и досказал с торжественной интонацией: – За октябрьский поход экипаж награжден. Командиру и комиссару – ордена Ленина, другим офицерам – Красное Знамя.

– Орден Красного Знамени? – переспросил я, хлопая глазами. – Мне тоже?

– А ты разве не член экипажа? – рассмеялся Мещерский. – Вижу, вижу, господин штурман изволил поглупеть от радости. «Мне тоже»! – передразнил он, усаживаясь за столик и закуривая папиросу.

Я смотрел на него, и, знаете, тревожная оторопь сползала с меня, как сползает поутру туман, открывая башенку маяка. Вот человек, с которым мне легко. Мы оба «стулисты», ильф-петровцы, так сказать. Нам есть о чем поговорить. Что может быть приятнее, чем вспоминать прочитанные книги? Уд ачливый, породистый, веселый – ты очень мне по душе, Леонид Мещерский. А какой женолюб! Знаю, у тебя и здесь, в Хельсинки, есть женщина – хорошенькая продавщица из «Штокмана». Ты посещаешь ее, но наш бдительный Ройтберг не пришпиливает тебе связь с непроверенным населением. Вряд ли, впрочем, он знает о твоих хождениях.

Мещерский меж тем листал «Калевалу», лежавшую у меня на столике. – Ха, Вяйнемяйнен! – воскликнул он. – Это, оказывается, герой «Калевалы»?

– Да, главный герой, – подтвердил я. – Певец, волшебник. Похитил у злой старухи, хозяйки севера, мельницу-самомолку…

Мы-то знали, что у финнов есть броненосец береговой обороны «Вяйнемяйнен», у нас его прозвали «Ваня-Маня», прошлым летом было сообщение, что «Ваню-Маню» потопили в Котке наши бомбардировщики. Но потом выяснилось, что это ошибка: за «Вяйнемяйнена» приняли другой корабль.

– Тут полно фантастики, – говорил я. – Вяйнемяйнен превращает лошадь противника в скалу…

– Ишь, ловкач! Откуда у тебя «Калевала»?

Я помедлил с ответом.

Да какого черта! Мы же друзья, так почему не поделиться с другом… – Леня, – сказал я, – помнишь, мы возле «Штокмана» разговорились с шофером, местным русским…

– Ну да, помню. Он дровами топил свой драндулет. Ну и что?

И я рассказал Мещерскому. Нет, конечно, ни единым словом не обмолвился о том, что Терентий беглый мятежник, отец моей жены. Об этом нельзя никому… только Пааво Нурми можно, он промолчит, он занят своим делом, он бежит, бежит…

Рассказал про костюм, который пришлось вернуть, о подарке шофера – «Калевале» и об угрозе Ройтберга.

– Он хочет отставить тебя от похода? – Мещерский уставился на меня посерьезневшим взглядом.

– Да.

– Вот же дуболом… пуританин… святоша… – Он ткнул окурок в пепельницу, помахал рукой, разгоняя дым. – Фу, накурили мы… Слушай, Вадим, не опускай хвост. Я поговорю с батей. А ты… ну не встречайся больше с этим шоферюгой.

Двадцать восьмого декабря наша «щука» вышла из хельсинкского порта и, ведомая финским ледоколом до чистой воды, свободной от льда, отправилась в боевой поход.

За штурманским столиком, над картой Балтийского моря, сидел неустрашимый штурман – то есть я.

Все береговые заботы и неприятности улетучились, как только я взял измеритель и «прошагал» по линии предварительной прокладки первые мили. Да, улетучились к чертовой бабушке… к злой старухе Лоухи из «Калевалы»… к нечистой силе, отброшенной бодрым грохотом наших дизелей…

Конечно, я знал, что Мещерский переговорил с батей – так на лодке называли командира Кожухова – о моем конфликте с замполитом. И то, что меня не отставили от похода, означало, что у Кожухова был разговор с Ройтбергом. Можно себе представить, как настаивал на своем наш бдительный замполит; но с батей не очень-то поспоришь, он с девятнадцатого года ведет счет торпедным атакам, это человек-скала… человек-легенда. Его не проймешь цитатами из «Краткого курса». Наверное, он сказал своим непререкаемым голосом что-то вроде: «Вы это бросьте, Яков Наумович. Я своих офицеров знаю. Отвяжитесь от Плещеева. Ну, сделал неудачную покупку. А вы для своей семьи всё покупаете удачно?»

Может, так, а может, иначе шел у них разговор, но вот его результат: я иду в поход.

Зимняя Балтика – не лучшее место для мореплавания. Почти беспрерывно штормит. Плохая видимость, небо без звезд – всю дорогу идешь по счислению, не имея возможности астрономического определения. Давай, давай, штурман, не клюй носом, отоспишься потом, в раю…

Ну ничего, я управился. В новогоднюю ночь «щука» заняла позицию в назначенном районе напротив Либавы.

Мы встретили Новый год, скажем так, своеобразно. В двадцать три тридцать всплыли в надводное положение и приступили к зарядке батареи. Кожухов велел выдать всем по полстакана вина и без пяти двенадцать, встав у раструба переговорной трубы, обратился к экипажу:

– В носу! В корме! Товарищи подводники! Наступает Новый год, а мы снова приступаем к боевой работе. Давайте сделаем ее наилучшим образом. Почистим Балтику от фашистского судоходства. В море много целей, а главная наша задача – победа! Поздравляю вас, дорогие мои…

Тут с мостика крикнул помощник Мещерский:

– В центральном! Прошу командира на мостик. Вижу силуэты кораблей!