Последний отзыв
очень хорошая книга для студентов и учителей
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2025.
✖
Незримое звено. Избранные стихотворения и поэмы
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
пред мокрыми проходят сентябрями,
а те жалеючи взмахнут вослед платками
и запираются в своем особом мире,
где много водки пьют и много говорят,
где есть жестокость, но она другая,
где так же далеко до чистой злости мая,
но верят в новый год с приходом января.
«Кричали песни птицы за окном…»
Кричали песни птицы за окном.
Душа готовилась начать с начала
всю эту жизнь, поскольку стало мало
всего добытого с трудом.
Когда в аллее вдруг зацвел шиповник
и кончилась внезапно юность,
из облаков, из их краев неровных
Бог знает, что в душе небес проклюнулось
и стало жить ещё, как уголок
недоразвёрнутой страницы,
над строчками которой Бог
ещё не взялся потрудиться.
О тяжесть злости, тяжесть без причин!
О тяжесть сна под духотою ночи!
А на дворе кот на кота кричит
и хочется прожить не очень…
«Воспоминанье будит даль стоокую…»
Воспоминанье будит даль стоокую
и приближает прозу к правде,
а рядом гравий продан
воспоминанью тонкому.
О, это детство без обмана, о, эта девственность туманная,
чуть намекающая на возможные исходы —
дыханье
взаимотяжкого обмена.
Ляльки на острове снуют по краю пропасти
на голенях, едва прикрытых травами,
а скалы голые, увенчанные древами,
прекраснее, чем крепости.
Вот нагнетается сквозь маски мхов и воздух моря
самой воды зеленый горький облик
и камни берега – властительные нобили
ей уступают первенство не споря.
И я вхожу как в даль воспоминаний
в её лучи, идущие со дна,
и страннобелая моя рука видна
мне самому в молчании, в молчаньи…
«Я в царственный чертог иду…»
Я в царственный чертог иду,
очерченный провалами небесными,
и в воздухе блестящую слюду
не чувствую глазами бесполезными.
Я в резвости невидимой возрос,
когда от всех границ грозили шведы
и мой корабль задравши острый нос
валился от войны и до победы.
И вот тогда я стал прекрасный Сид.
Убив отца, у дочери его
на чреслах развязав кушак обид
я внутрь ворвался птичкой полевой.
И вот я старый Сид среди ветвей,
я старый зять повязанный, привешенный
в чертог небесный ухожу от всех страстей
зять яростный, Сид бешеный.
«И пока, над белым светом…»
И пока над белым светом
в этой странной желтизне
солнце движется одето
облаками как во сне
мир свой призрачный, туманный
и холодный растревожь,
а иначе в жизни данной
ничего ты не поймешь.
«Мне так хорошо в этом тихом и радостном мире…»
Мне так хорошо в этом тихом и радостном мире,
как будто бы летом в распахнутой в небо квартире.
Балконная дверь подвержена ветру,
а сердце мое подвержено вере,
и капли дождя стучат по фанере,
и розу в стакане колышет и вертит.
а те жалеючи взмахнут вослед платками
и запираются в своем особом мире,
где много водки пьют и много говорят,
где есть жестокость, но она другая,
где так же далеко до чистой злости мая,
но верят в новый год с приходом января.
«Кричали песни птицы за окном…»
Кричали песни птицы за окном.
Душа готовилась начать с начала
всю эту жизнь, поскольку стало мало
всего добытого с трудом.
Когда в аллее вдруг зацвел шиповник
и кончилась внезапно юность,
из облаков, из их краев неровных
Бог знает, что в душе небес проклюнулось
и стало жить ещё, как уголок
недоразвёрнутой страницы,
над строчками которой Бог
ещё не взялся потрудиться.
О тяжесть злости, тяжесть без причин!
О тяжесть сна под духотою ночи!
А на дворе кот на кота кричит
и хочется прожить не очень…
«Воспоминанье будит даль стоокую…»
Воспоминанье будит даль стоокую
и приближает прозу к правде,
а рядом гравий продан
воспоминанью тонкому.
О, это детство без обмана, о, эта девственность туманная,
чуть намекающая на возможные исходы —
дыханье
взаимотяжкого обмена.
Ляльки на острове снуют по краю пропасти
на голенях, едва прикрытых травами,
а скалы голые, увенчанные древами,
прекраснее, чем крепости.
Вот нагнетается сквозь маски мхов и воздух моря
самой воды зеленый горький облик
и камни берега – властительные нобили
ей уступают первенство не споря.
И я вхожу как в даль воспоминаний
в её лучи, идущие со дна,
и страннобелая моя рука видна
мне самому в молчании, в молчаньи…
«Я в царственный чертог иду…»
Я в царственный чертог иду,
очерченный провалами небесными,
и в воздухе блестящую слюду
не чувствую глазами бесполезными.
Я в резвости невидимой возрос,
когда от всех границ грозили шведы
и мой корабль задравши острый нос
валился от войны и до победы.
И вот тогда я стал прекрасный Сид.
Убив отца, у дочери его
на чреслах развязав кушак обид
я внутрь ворвался птичкой полевой.
И вот я старый Сид среди ветвей,
я старый зять повязанный, привешенный
в чертог небесный ухожу от всех страстей
зять яростный, Сид бешеный.
«И пока, над белым светом…»
И пока над белым светом
в этой странной желтизне
солнце движется одето
облаками как во сне
мир свой призрачный, туманный
и холодный растревожь,
а иначе в жизни данной
ничего ты не поймешь.
«Мне так хорошо в этом тихом и радостном мире…»
Мне так хорошо в этом тихом и радостном мире,
как будто бы летом в распахнутой в небо квартире.
Балконная дверь подвержена ветру,
а сердце мое подвержено вере,
и капли дождя стучат по фанере,
и розу в стакане колышет и вертит.
Другие электронные книги автора Евгений Сабуров
Тоже мне новости
1.6
1.6
Последний отзыв
очень хорошая книга для студентов и учителей