Ленинградские рассказы

– Ну чего, мама, пойдем тогда Серого искать. Ох, и получит же он у меня, – размечталась наша гостья.

– Да уж, получит, конечно, – поддакнула мать, выходя в прихожую.

– Да, да, верно, и нечего больше его слушать, – провожал незваных гостий Казбек.

– А ты, если что-то интересно, у меня спроси, никого не слушай только…

Все никак не может остановиться, злорадствовал я про себя. Ну и поделом же тебе, поделом. Надо было еще грубее задеть, если по совести. Вообще унизить как следует.

– Да хорошо, хорошо, сколько можно, – в который раз согласился Казбек.

Читать мне отчего-то расхотелось, я сел на матрас и прислонился спиной к батарее. Володя, докурив сигарету, грохнулся на бок и мигом заснул.

– Ну что, вечером пойдем гулять, – спросил я вернувшегося из прихожей Казбека, – как договаривались…

– Не пойдем, – ответил Казбек, – сегодня смена в ночь, я вспомнил только что, отсыпаться надо. Чаю еще будешь?

Дайте мне поспать!

В тот вечер у нас не нашлось денег расплатиться с хозяином квартиры Серегой. Более того. Накануне, мы уже не вносили плату неделю, но Сергей молчал, возможно, потому что не пил. Иногда, разве что, подходил со словами вроде «дай на сигареты» или «добавь десятку», после чего, если удовлетворить его просьбу нам удавалось, успокаивался. Но дня два назад Аслан намекнул Володе, мол Серега что-то там надумал про себя и пока это только затишье перед бурей. Услыхав об этом разговоре от друга, я без промедления отправился к Сереге в комнату, и сделал попытку выяснить, что там у него на уме. Сергей лежал на диване и пультом беспорядочно переключал каналы телевизора. Это его любимая забава, выпив, он еще и увеличивает громкость и вслух, невпопад, комментирует события на экране. На сей раз, однако, трезвый, этот человек отмолчался, вернее, перевел тему разговора на что-то другое. Я вернулся на кухню, где, как известно, мы с другом и жили, с тяжелым сердцем, не представляя, чего ждать от будущего. Потом уже Казбек намекнул мне, что следовало бы заплатить хоть рублей триста, не то хозяин грозится вышвырнуть вообще всех:

– Сколько уже не платят, уже месяц ничего не давали, – передал Казбек Серегины слова, – скоро выгонять надо будет. У меня тут и другие люди есть, желающие, я нашел. Станут платить по 9 000 в месяц.

– Да, Казбек, ты будто не знаешь, что он все время преувеличивает. Я ж на твоих глазах на той неделе ему 200 р дал… подтвердишь ведь, если до дела дойдет, а? – попросил я Казбека.

Тот ничего толком не ответил. Своя рубашка, как известно, к телу ближе. Но в целом дагестанцы обычно брали нашу сторону, Казбек – по-приятельски, а сапожник Аслан – с целью морального шантажа. Далее на этом пункте остановимся подробнее.

И вот, наконец, доходит до того, что у нас не остается ни гроша. В то несчастное утро мы оба никак не могли заставить себя подняться с матрасов. Трудно передать, в каком отчаянии я находился. Не мог даже читать, что я полагаю крайней степенью опустошенности во всех смыслах. Но, наконец, Вова решил проявить инициативу, поднялся и приготовил из последнего(например бичпакета) суп. Потом, когда мы покушали, он предложил провернуть очень славное дело. Все бы ничего, если б это дело не отняло у нас весь день и все силы (я два раза от усталости чуть не потерял сознание, раз заснул на ходу), и принесло нам вместо ожидаемых тысяч всего 200 рублей – сумма настолько ничтожная, что мы чуть не расплакались с горя. Этот день запомнился мне настолько живо, что, думаю, опишу его во всех подробностях в другом рассказе или очерке. Не устану повторять: словно все в тот день было против нас. В наше отсутствие Серега, наконец, как следует напился, и, поскандалив с дагестанцами, куда-то пропал. Естественно, когда мы, грязные, почти что без денег, несчастные и жутко усталые вернулись домой, Аслан, будь он трижды неладен, не преминул сорвать все свое недовольство Серегой на нас, скорее даже на мне.

Вот как все это произошло:(Действовал он так)

– Ребята, если вы не можете платить, то придется выселяться, так и знайте, – пробормотал сапожник, откупоривая бутылку водки, когда мы зашли на кухню, где жили, и сбросили на пол пустые рюкзаки, – я Серегино нытье терпеть больше не намерен.

– Чего говоришь, – переспросил я, так как мало что понял сначала.

– Я тебе еще раз говорю, если не работаете, и не можете платить, то скатертью дорожка! – негромко, но с нажимом, проговорил Аслан и налил себе водки. Каждый вечер он пил водку на кухне и мешал нам, и особенно мне, читать или отдыхать перед сном. Без шуток, я его к тому времени почти ненавидел.

– Чего?! Да ты что, Аслан? – не понял я. Володя промолчал и присел на край диванчика.

Тут надо, как я и обещал, немного пояснить. Изначально Аслан позиционировал себя как нашего защитника (в гробу я видал таких защитников) против Сереги, и каждую попойку хвастал, что нас давно бы уже выгнали, кабы не он. Это было просто нестерпимо, но, в то же время, придавало мне некую уверенность, что нас не выселят, как бы дела не обернулись. Пару раз он напрямую утверждал: «не переживайте» и «все будет нормально». И теперь, после всей бравады, такие слова с его стороны! И в такой момент. Да что же это такое, хоть плачь! И ведь контраргументов у нас практически никаких, наша неправота совершенно очевидна! Да, дела…

– Ну а что, – выпил Аслан, – как ты хотел. Самый умный что ли? Плати, и все будет нормально. Вы ж платить не хотите, чего еще ожидали. Привыкли жить на халяву.

– Да ты… – я запнулся, – да ты, знаешь, это… ты что мне вечно говорил? Трепло! Ты поступаешь как сука, ясно? Выделываться горазд, а как запахло керосином… ох, Аслан, я не ожидал от тебя, не ожидал…

– Ты чего сказал? – привстал Аслан, – как меня назвал? Кто я? Я сука?

Я немного испугался, потому что стоило принимать во внимание Казбека, спавшего в их комнате. Сапожник сам по себе не отличался особой силой, но его сын явно представлял в случае чего серьезную угрозу.

– Я тебе говорю, «как сука», понимаешь? Так делается разве, а? Знаешь, я привык считать… да хоть раз…

Умом я понимал, что, если пошло на то, пришло время перевернуть стол, дать Аслану по голове табуреткой, избить его, поджечь квартиру и, забрав Володю, «слинять». Но на деле, разумеется, на такой шаг у меня ни в жизнь не хватило бы смелости. Оставалось, разве что, заикаясь от злости и обиды приводить ни к чему не нужные факты и доводы, на которые пьяному человеку, как известно, наплевать. К тому же, сегодняшние неудачи так меня измотали, что и сформулировать свою мысль грамотно и убедительно хотя бы для себя я не мог. Еще следует помнить, что мы с Вовой во многом ведь неправы. В общем, полное поражение!

– Не знаю, – пробормотал Аслан, – короче, мне надоело вас выгораживать. Серега сегодня весь день промывал мне мозги, и мне, и Казбеку, а ему сегодня на смену в ночь. Так что, давайте, думайте…

– А где сам Серега, – тихо спросил Вова, расшнуровывая военный ботинок, – с ним говорить надо. Так-то что спорить. Опять свалил куда-то, наверняка.

– Откуда я знаю, Володя, – громко ответил Аслан, – наверно ушел куда-то. Я за ним что, слежу? Думай, в общем, – обратился он снова ко мне. Было видно, что этот человек настроен лично против меня, да и не удивительно: мы уже давно конфликтовали.

Раньше я несколько раз заговаривал с Вовой насчет сапожника. Друг отвечал, что не переносит его за хвастовство и как личность в целом, но вынужден смиряться. Так же, совсем пьяный, он однажды поведал мне кое-какие факты насчет дагестанца, настолько пакостные, что не хочется здесь марать листы подробным перечислением. А этот намек призван создать у читателя представление, до чего сильна моя антипатия к негодному сапожнику.

– Так это, ты чего, – снова заговорил я, бросая рабочую куртку в угол, – Володя, не занимай надолго ванную… Аслан, так нам ведь пойти-то некуда. А главное, ты какие слова мне говорил всегда?

– А что я сказал, – может даже на самом деле не вспомнил Аслан, – а?

– Мол, если что-то случится, не дашь нас в обиду – твои слова? Отвечай, давай! – вдруг закричал я и сразу сбавил тон, – ты нечестно поступаешь, добиваешь, когда нам и так плохо. Тебе мы ничего не должны, так что если Серега снова полезет, просто скажи: «разговаривай с ними». Так будет по справедливости. Ты сам сейчас не совсем прав.

– Он мне сегодня весь день твердил про вас, почему я должен это слушать, а? Ну почему, ты объясни мне… Казбеку сегодня на смену идти, ему выспаться надо, а тут такое. Ты понимаешь, что Казбеку надо выспаться?

И так далее, и тому подобное. Этот негодяй был неприятен и трезвый, но его омерзительный эгоизм раскрывался именно в состоянии опьянения: сапожник никогда и не пытался хоть немного понять и отчасти принять точку зрения своего собеседника. И если это было оправдано в разговорах с аутичным и придурковатым Сергеем, то я совсем не такой: для меня, в любой ситуации, важна логика, от нее я и отталкиваюсь, когда речь идет о чьих-то интересах. Вот вам и причина, почему мы так не ладили.

Аслан, выпив, становился самым крутым сильным и богатым на свете, слушать его было так тошно, что не помогала даже водка, которой он нас накачивал, чтоб заставить стать свидетелями его величия. Много раз намекал я дагестанцу, чтобы он умерил свой пыл, но все тщетно. Против таких людей, вернее, против подобных проявлений, есть масса средств, любое из которых не подходило нам по ряду причин. Остается лишь констатировать прискорбные факты, не взывая к жалости и не требуя совета.

В общем, так мы спорили примерно час, причем вскоре Аслан протянул Володе, к которому был настроен всегда не так негативно, как ко мне, стопку, а там и другую – Володя, ужасно усталый, начал засыпать, Аслан же с разговоров о Сереге перешел как обычно на личные достижения. Он, как всегда, утверждал, будто был лучшим игроком в карты на всю Туркмению (в Туркмении сапожник с сыном, видимо, прожили около десяти лет), что туркмены скоты и ослы. Что его брат «на щетке», то есть героиновый наркоман, что дагестанский коньяк самый лучший, и вообще что Дагестан – столица мира, а мы этого просто не понимаем. Под конец этот человек без шуток перешел на крик, уронил соль и пепельницу и бутылку и мусорное ведро, и едва не опрокинул стол. Вова тем временем пересел на матрас и «закемарил», а я так и торчал на диванчике, и смотрел на сапожника, устало прикидывая, как же нам теперь быть.

Разумеется, весь этот мусор и бардак придется прибирать нам с Володей. Какое же скотство, боже мой. И что же теперь предпринять? И где достать финансы? И как нам сегодня не повезло. Вот такие мысли крутились у меня в голове, мне хотелось спать, и я понимал в то же время что заснуть не смогу.

Все-таки, я пересел на наш матрас и, не снимая штанов, закрылся одеялом – попытался заснуть. Упрашивать Аслана не шуметь было бесполезно, на него подействовали бы только побои, видя мою беспомощность, он еще, словно в насмешку, включил свет, хотя еще не совсем стемнело.

Но худшее ждало меня впереди!

Долго ли, коротко ли, но водка кончилась, Аслан устал и ушел к себе в комнату спать, и даже выключил за собой свет. Несмотря на то, что мне было очень скверно, я все же задремал и через некоторое время даже заснул.

Проснулся я от жуткого шума и яркого бьющего в глаза света. В первый момент мне померещилось, что не иначе, началась война! По радио на полную громкость передавали какие-то новости, горел свет, горел газ, а Серега, в расстегнутой куртке на голое тело и чуть ли не спущенных штанах пытался открыть кухонный шкаф, в котором мы держали самые лучшие и ценные книги и наши с Вовой документы. Одной ногой, обутой в тяжеленный ботинок, он наступил мне на икру, но это его видно не тревожило. Не скрою, такое бесцеремонное вторжение было для нас не в диковинку, но в прошлые разы не все составляющие подходили друг другу так удачно, вернее неудачно. Ужасный день, ужасный вечер и теперь еще ночные мучения. Невозможно отдать должное своему несчастному, измотанному организму, и просто напросто поспать хоть несколько часов. Сергей, видимо, совершенно свихнулся, по-другому не скажешь. С отчаяния я потерял дар речи и лежал, прикидывая, что теперь делать. Да, подобное повторялось из месяца в месяц, и нередко как раз после того как я давал Сереге деньги: он напивался и решал показать, кто в доме хозяин. Пару раз я на самом деле избивал его или пинками загонял в дальнюю комнату, где он обычно жил. Кстати, на следующий день он даже ничего не помнил, или делал вид, что не помнит. Вова как-то в ярости даже повредил ему руку: до сих пор Серега не мог выполнять некоторых мелких движений и порой просил открыть бутылку или прикурить сигарету. На самом деле, если подумать, на месте моего друга так поступил бы любой: ведь тогда мы платили хозяину еще больше, чем полагалось, были деньги. Получив свое, Серега подцепил на улице каких-то типов, а вернувшись домой, и видя спящего квартиранта стянул с него в своем стиле одеяло. Сокрушительный удар был такой силы, что гости ничего и понять не успели, а Сергей потерял сознание, пришел в себя как сказано с поврежденной рукой. Этот случай тоже остался без последствий.

Но сегодня. Черт возьми, что мне полагалось делать? У меня не хватало сил не то что побить, даже уговаривать я не смог бы, а ведь уговоры на хозяина действовали как красная тряпка!

– Ну вот, – перекрикивая радио, и снова наступая на мою ногу, кричал Серега, – где это зажигалка? Куда она пропала? Это все Урал… Да… Привели их. Спасибо надо сказать, конечно. Газ разжечь. Дагестан. Я его спрашиваю, кому он там у себя нужен? Я здесь хозяин с 66 года.

– Серега, – сел я в постели, – слушай, иди спать, а? Ты же поджег газ уже, чего еще хочешь? Выруби радио, ну пожалуйста.

Было совершенно очевидно, что эти слова его лишь раззадорят, но предпринять что-то радикальное… нет, какой смысл. Да и энергии недостаточно. А какой стыд вот так унижаться.

– Да это Урал… Это Монсеррат Кабалье по радио выступает. Чего им надо? Они не работают и не вносят денег совсем… уже три месяца живут, – Серега взмахнул руками по своему обыкновению, – сапожника тоже надо выгнать, не платит… Дагестан, что с него взять. Казбеку сегодня в ночь, он спать хочет. Пускай у себя на родине в горах коз пасет, и травку курит. Мне такие жильцы не нужны. Я так ему прямо и сказал.

Дагестанцы, надо сказать, платили намного регулярнее нашего. Но у меня в глубине души шевельнулась злорадная мысль, хоть я и понимал ее иррациональность. «Все-таки, эта сука сапожник тоже здесь долго не задержится». Но на самом деле, какого черта о таком думать? Следует заботиться о себе, а не радоваться чужим неудачам.

– Серега, будь другом… – я заметил, что на плите стоит чайник, – попей чаю и иди спи. Давай я тебе дам сто рублей, за вчера. Завтра еще деньги будут, – тут я почувствовал себя совсем жалкой никчемностью, тем более что заведомо лгал. Но хозяин квартиры даже не повернулся: