Накануне, наверно, за неделю, я обыскал Серегину куртку и нашел штук пять «рабочих» зажигалок, одну подарил Вове, одну Казбеку, а остальные оставил на кухне зажигать газ. Однако видно теперь они все снова перекочевали Сереге в карманы.
В ванной (так как на кухне с холодной водой, вернее с водопроводом, были проблемы) я набрал три четверти чайника и вернулся на кухню. Вода из крана шла невкусная, и почти что теплая. К тому же еще отдавала тиной. Но в Москве, согласится читатель, вода еще хуже, причем намного. От такой поганой воды раны не заживают, а продолжают гноиться месяцами. И желудок себе можно испортить.
– Да Шукшина сейчас, – снова начал я, обращаясь к Казбеку, – хороший писатель, кстати, и Володе нравится… с моей подачи. Рассказики такие, как бы это тебе объяснить, – я щелкнул пальцами, – злободневные, что ли. Не плохо, в общем, говорю же.
– А… – неопределенно протянул Казбек. Кажется, он уже и забыл, о чем у нас только что шла речь.
Я пару раз пытался приучить дагестанца к чтению, но, похоже, бестолку. Один раз догадался предложить взятую в библио сокращенную Жюстину, а в другой раз что-то из рассказов Гаршина, но впечатления эти вещи на нашего приятеля не произвели. Володя же читал хоть и меньше меня, но тоже довольно много.
– Шукшина ведь на телевидении ведет передачу, – ни с того ни с сего заявил неожиданно вставший в дверях Сергей, хозяин квартиры, – ребята, может, есть у вас какая-нибудь денежка?
На Сереге были широкие, порванные на коленях брюки позорного цвета, грязная кожаная куртка на голое тело, так что виднелась оплывшая волосатая грудь, в отросшей за неделю бороде застряли слюни, во ввалившемся беззубом рту туда-сюда ходил красный тошнотворный язык.
Его только здесь не хватало, что уж и говорить.
– Серега, – сразу начал я контрнаступление, – утри-ка для начала слюни с бороды. Давай-давай, надо немного культурно выглядеть. Тем более ты у нас «с понтом» коренной ленинградец, по твоим же словам. С какого он там года хозяин квартиры, а, Казбек? – И, не дожидаясь ответа, дальше, – я, ведь, Серега, вчера в ванне вошь нашел. Так вот я знаю, что это от тебя. Короче говоря, помойся, будь так добр, мы даже с ребятами специально для тебя шампунь взяли. В ванной стоит, синий флакон, «Шаума» называется. Ну, сможешь сегодня помыться, а?
Все это я проговорил очень быстро, специально чтобы перевести тему с денег, и рассчитывал что Серега немного растеряется.
– Чего, – удивился Казбек, – эй ты, слышишь, хмырь, пошел и помылся, понял или нет!? А ну давай, давай, нечего тут стоять, сука, здесь люди живут, а ты, оказывается, вшей разводишь! Пошел, пошел, говорю же!
У Казбека получилось еще быстрее и агрессивнее моего, да только хозяин квартиры тем временем успел развалиться на крошечном диванчике у раковины, огромный, рыхлый, вонючий и безобразный. Мыться он явно не собирался, да и рассчитывать не следовало.
– Ладно, братка, не шуми тоже, – вполголоса заметил я Казбеку, – сейчас, гляди, опять о деньгах начнет.
И в самом деле, перегибать палку вовсе не стоило.
– Да это Уральские, они уже две недели ни копейки не платят, – обращаясь ни к кому, заговорил Сергей, – скоро выселяться будем. Они никому тут вообще не нужны. Приехали, тоже мне, в культурную столицу.
– Серега, я тебя на полном серьезе прошу: помойся, – не унимался я, – ведь это же не сложно. Может, тебе «пожалуйста» сказать, а? как на это смотришь? И, уже обращаясь к Казбеку: – Не шуми, правда, денег нет сейчас толком, ты ведь в курсе.
– Дома он все равно никому не нужен. У них там война идет, они вообще не нужны никому, сейчас только что по телевизору показывали, – все неведомо к кем разговаривал Серега, на его паршивой бороде поблескивали слюни. Глаза у Сереги как бы рыбьи, или даже рачьи, выпученные, серые, от одного его взгляда тошно становилось. И голос соответствующий, чего уж и говорить то. Как будто каша во рту, не поймешь ничего.
– Ты только погляди, а, – возмутился Казбек, – ногти на ногах отросли как у динозавра, а туда же, рассуждает еще.
И на самом деле, ногти Сергей не стриг так давно, что они прорвали носки и бессовестно торчали наружу, загибаясь вниз, как клювы.
– Да это все квартиранты, Дагестан и Урал, – в бессильном бешенстве взмахнул обеими руками хозяин квартиры и вышел вон, – спасибо надо сказать тому, кто их сюда привел! Вот я покажу ему! Платить надо. Это вам не родина, вы никому тут не нужны!
Я подлил себе в чашку с изображением коровы кипятка и насыпал лимонной кислоты: от нее чай пожелтел и стал как светлое пиво. Здесь мы привыкли добавлять в чай кислоту, так делал даже Казбек, хотя и говорил, что от нее потом разрушается эмаль.
– Куда же это он свалил, интересно, – потянулся и стер со лба пот я, – чего уходит? Мало ли что в голову взбредет. В последнее время его поведение мне совсем не нравится.
– Ну а было ли время, когда Серый вел бы себя нормально? Эх, никакой личной жизни, да, – снова запричитал Казбек, – работа, дом, работа, дом… одно и то же каждый день, – он шумно втянул воздух и хрустнул костяшками пальцев, – и так каждый день.
– Вечное повторение одного и того же, – сказал я.
– Что, – не понял товарищ.
– А, ничего. Вообще ничего. Не обращай внимания…
На кухню зашла хозяйская кошка Пуша и принялась, громко мяукая, тереться у Казбековых ног. Кошка была белая, грязная и тощая, так, что и смотреть стыдно: через сбившуюся колтунами шерсть явственно виднелись ребра. От Пуши мерзко воняло гнилью.
– Пошла отсюда, – пнул ногой бедолагу Казбек, – тоже мне умник, завел, значит, а мы должны кормить. Нет уж. Пускай помрет лучше с голода.
Взизгнув, кошка отлетела на матрас и, как ни в чем ни бывало, начала обнюхивать спящего Володю.
– Пошла отсюда, сука! – вскричал Вова, проснувшись, и попробовал дать Пуше кулаком, но промахнулся, – а ну пошла вон, тварь, мразь!
– Вот и Вова подтверждает, – обрадовался Казбек, – есть, кстати, на родине пословица… Что то типа «какая животина, такой и хозяин». Или вернее наоборот…
– Ты видел у нее глаза, ну, в смысле, обращал внимание, – спросил я, – у нее же, это, кажется… трахома.
– Это что такое?
– Ну, посмотри вот – гниль вроде как. И вообще она на самом деле скоро сдохнет. Скорей бы, если честно. Это ж не жизнь, а мучение. Кишки вон уже наружу… Эх, Серега, Серега… И не жрет ведь ничего толком, по идее.
Володя повернулся на бок и, снова задев батарею, почти что сразу опять захрапел.
– Да уж, – согласился со мной Казбек, – недавно, видишь, мне Серый сказал, покорми, мол, кошку. Я открыл кильку, а она не стала. Что с ней такое?
– Болеет… да, тут ничего уже не поделать. Скорей бы окочурилась. Я б и сам ее «пришил», только, как говорится, Сергей может неправильно понять, – подытожил я.
На подоконник с той стороны окна присели два голубя, видимо, самец и самка. Некоторое время они, воркуя, крутились на месте, а потом с шумом начали клевать крошки из приготовленной Володей кормушки. Было явственно слышно не только стук их клювов и воркование, но и как их коготки скребутся об металлический козырек. Голубка никак не могла проглотить один очень большой кусок сухаря, и все долбила его клювом. Видимо, переключиться на что-то более доступное у нее не хватало ума. Шеи голубей отливали зеленым и фиолетовым.
– Может, окно откроем, – потянулся на матрасе Володя: он уже проснулся и немного пришел в себя.
Чтобы открыть окно, нужно освободить подоконник. Весь подоконник был заставлен нашими с Вовой книгами и одеждой: хранить эти вещи здесь было всего безопаснее. Даже Казбеку не стоило доверять, не говоря уж о Сереге и его вечно пьяных непутевых гостях.
– Погоди, не до того сейчас, – урезонил я Володю, – вообще спи там давай и помалкивай. Окно ему, видите ли, открыть надо. Протрезвись для начала полностью. Потом уже с окнами решим.
– Ха, – засмеялся Казбек, – Вова голос подал, чего, очнулся? Давай открывай свое окно, если сможешь.
– Когда – потом-то? – возмутился Володя, – душно-то ведь сейчас… дышать нечем. Язык у моего друга заплетался, вообще он по-прежнему был не в себе. Ох, как я не любил его в таком состоянии. Вечно устраивает другим неприятности. Повторяется, забывается, все в таком духе. Порой так доведет, что ударить хочется. Да ведь, что самое смешное – какой смысл? Все равно не поможешь делу.
В квартиру позвонили, причем сразу раз семь подряд, и я не преминул воспользоваться поводом выйти: не хотелось продолжать спор.
– Пойду, посмотрю, кого черт принес, – бросил я, надевая свои синие сланцы на босую ногу. Эти, почти что новые, сланцы, мне подарил Вова: зимой он нашел их возле банка.
– Суки, достали уже трезвонить, да, – проворчал Казбек, перемешивая в своем стакане сахар крошечной аккуратной ложечкой, издававшей при ударе о стекло прелестный звон: – И нужно ведь непременно звонить, когда спать хочется.
…
2
– Вам дается две недели, и уматывайте отсюда, – кричала одна из этих незваных гостий, – понятно вам или нет?!
Старшая из двух женщин, которые теперь стояли в нашей кухне, была Лида, соседка и постоянная собутыльница Сереги, оборванная пьяница и нищая с гнилыми зубами, у которой мы с Вовой на прошлой неделе ухитрились за здорово живешь выцыганить 500 рублей: уж и не знаю, как она расщедрилась. Пока я еще не мог сообразить, какого дьявола она приперлась и чего хочет: вела себя она ни так, ни сяк, мялась и плела какую-то чушь. Вначале, кстати, я ее даже не узнал отчего-то.