Ленинградские рассказы

На нашу кучу мотков сел шмель, поползал немного, понюхал металл и улетел. Отчего-то это обстоятельство показалось мне весьма важным и примечательным. Я решил его запомнить, и, как видите, так и запомнил: даже записал.

Потом Вова вернулся с двумя несколько порваными пакетами. Один пакет, когда в него загружали мотки, порвался окончательно. От безысходности я положил часть добычи себе под куртку, и застегнулся. Мне было уже наплевать, что по дороге нас может кто-нибудь увидеть. Лишь бы все закончилось уже, боже мой!

Но друга такой вариант явно не устраивал, немного постояв, он вновь отправился на поиски. Да будет ли конец этой пытке?

– Володя, пошли уже, а иначе честное слово, я сейчас прямо здесь грохнусь и усну, – простонал я в отчаянии.

– Поступай, как тебе заблагорассудится, а я попасться не хочу. Если понесешь под курткой, по-любому «спалимся». Там же людно! Да и много ли так унесешь, всего два три мотка.

В конечном счете, нам удалось найти на свалке рваную спортивную сумку. Вернулись к моткам, загрузились, отправились в обратный путь. Нелегкий это был путь. Я давно приметил, что обратная дорога кажется короче. Но не в том случае, когда ты устал и хочешь спать. Здесь все выходит наоборот. Каждые полкилометра я спрашивал Вову, долго ли еще тащиться. Товарищ, как мог, ободрял меня, но ему и самому приходилось, как я заметил, несладко.

За этими занятиями мы провели практически весь день, наступил летний вечер. Солнечный свет стал красноватым, все притихло, и было бы очень славно, кабы мы так не вымотались.

Все-таки, любой пытке должен быть предел, с грехом пополам мы достигли приемного пункта, да еще и без особых происшествий. Единственное, я опять промочил туфли, назад ведь шли той же дорогой. Пункт помещался в маленькой будочке прямо у железнодорожных путей. Приемщика, которого знал Вова, на месте не оказалось. Заместитель объяснил, что тот ушел разменять деньги.

– Может, – предложил я, – ему сдадим, что ли? Как считаешь, много выручим?

– Не знаю, да и я с ним не знаком. Надо Юру, он по деньгам не обманывает, и вообще нормальный. Тем более тут кабеля, в конце концов.

– Как-то не так уж и много у нас, а ведь Алюминий у нас всего сколько… 20 рублей за килограмм, да, братка?

– Ну да, ну нормально должно выйти, не переживай, – неуверенно ободрил меня Вова.

Мы оставили пакет и сумку у ворот, а сами сели на рельсы. Даже разговаривать не хотелось. Я вдруг пришел к выводу, что на самом деле за этот металл мы выручим сейчас какие-то копейки. На самом деле добычи было совсем немного, килограммов десять. Как я об этом не подумал раньше? О каких книгах может быть речь, о каких разносолах и деликатесах? Вспомнился Серега, наверняка, пока мы отсутствовали, напился и что-нибудь выкинул. Как ему платить теперь? Кто его знает.

Ждать приемщика пришлось довольно долго, или, по крайней мере, мне так показалось. Юра, я это хорошо запомнил, был одет в оранжевый жилет на голое тело. Вова объяснил, что приемщик по слухам болен туберкулезом. Его отличала болезненная худоба. Особенно пугали длиннющие тонкие и забитые наколками руки.

Он принес новость: оказывается, умер некто Паша Комарик. Насколько я понял, этот Паша всю ночь пил, а под утро пришел на пункт и попробовал продать не то болгарку, не то еще что, но получил отказ. А потом приемщик узнает от кого-то, что бедолага умер через несколько часов, может, с похмелья.

– Да как так получается, вот был человек, и нет, – сокрушался Юра, – голова кругом идет.

Он все никак не мог сосредоточиться и повторял одно и то же, а взвешивать металл не спешил. Еще одно затруднение на пути к цели. Все-таки, я подумал, что и впрямь это страшновато, когда человек только что был жив и вот его нет. Даже очень страшно, если разобраться, ведь мы привыкли считать, что важнее жизни на свете ничего нет. Но мне самому, в конечном итоге, было не до Паши. Я так хотел отделаться, что чуть не закричал: «да заткнись уже, нам надо идти, мать твою!», но сдержался по ряду понятных читателю причин.

В итоге, за все про все мы получили ни много ни мало 200 рублей. После всех мук это было так ужасно, что я даже не расстроился, а впал в полнейшую апатию. Все стало совершенно безразлично, захотелось лечь прямо здесь и заснуть. Вова еще пытался уговорить Юру дать немного в долг, но тот отчего-то не согласился. История, одним словом, закончилась полнейшим поражением. Кое-как мы добрались до дома, где нас, представьте себе, ждали новые огорчения. Правда, их я воспринял со стоическим безразличием, так устал. О том, что же произошло дома у Сереги, я расскажу в другом месте.

Квартиранты

1

– Чего сидите, скучаете, – негромко спросил Казбек, подсаживаясь к столу.

За окном светило солнце, и в его прямых лучах на кухне неприятно поблескивали частички пыли. Стояла нестерпимая духота. Несмотря на то, что кончался май, радиаторы шпарили как зимой, даже сильнее. Да, пожалуй, и сильнее. Уж точно сильнее, чем когда я в феврале попал в больницу.

– Кретины они, – оторвался я от книги, – совсем не думают головой. Я зимой в этой больнице чуть не окочурился. Знаете, там вообще практически не топили. Хорошо, что нас было в палате только двое. Возьмешь, значит, на ночь одеяло с соседней койки. Потом утром приходится класть на место. Вернее, приходилось. Не дай бог еще раз туда попасть. Боже, какая скверная была больница.

– Давно вскипел? – спросил Казбек, указывая пальцем на наш красный чайник и принимая позу поудобнее.

– Чая нет, – вспомнил я, отодвигаясь от раскаленного радиатора, – сходить бы, конечно, надо… эй, ты чего творишь? – это высказывание относилось к Володе, который, покурив, как-то снова опьянел и уронил окурок на матрас. Весь матрас был уже в ожогах от этих его окурков.

– Вова, ты чего это опять, – закричал Казбек, – чего это с ним?

На самом деле он отлично понимал, что с Володей. Вова сидел на нашей с ним общей постели и раскачивался вперед и назад, как неваляшка. Видок у него был еще тот: глаза закатились, в уголках вялого рта скопилась слюна, нижняя губа как обычно отвисла. Выпив как следует, мой товарищ иной раз, как говорится, «терял человеческий облик».

– Ох, сука, однажды он точно сожжет матрас, – вслух предположил я, убирая книгу на подоконник, – Володя, мать твою! Ложись, слышишь ты или нет? Ложись нормально, пока ничего не спалил тут. Давай, давай, живее, а не то от слов перейду к действиям. Совсем ведь здесь дышать нечем, да, Казбек? Как жарко, ужас.

– Сам ложись, собака драная, шакал, – сдавленным голосом возразил мне товарищ, и безобразно рухнул на бок, задев головой как холодильник, так и батарею, – мать твою, как больно, – прошептал он почти про себя, протягивая руку к ушибленному месту.

К тому времени я помнил все Вовины ругательства и выражения наизусть, да что там, например, обзываться «Шакалом» нас научили азербайджанцы еще лет семь назад, когда мы вместе работали грузчиками на овощной базе.

– Вот, вот, Вова, так и бывает, именно так, – вразумил его Казбек, перекладывая ногу на ногу. Сын сапожника сидел в Володиных черных сланцах и в спортивных бриджах, и постукивал костяшками пальцев по столешнице, – никакой личной жизни в этом Питере: работа, дом, дом, работа. А еще называется «культурная столица». На родине намного лучше в этом плане было!

Сегодня Казбек не пошел на рынок, а накануне продал за весь день всего две майки. Вообще он работал в двух местах: ночью в универсаме, грузчиком, и днем на рынке, продавал одежду. Ни та, ни другая работы ему не нравились, порой, под настроения, он без нужды докучал мне рассказами, насколько все у нас и у него складывается скверно. Я как-то ответил, мол, хватит жаловаться, в принципе, ситуация на самом деле не столь ужасна, а даже если все и так, как ему кажется, нет нужды доводить меня беспрерывными жалобами: они лишь портят дело. Дагестанец, видимо, совсем меня не понял и даже обиделся.

– У тебя там чай-то хоть есть, – поинтересовался я нехотя, – если чай есть, то ты принеси, да, а потом я схожу. Как рассказик дочитаю, в магазин схожу. Часа через два, а? Как думаешь? Ну как лень переборю, так и пойду.

– Пе-ре-бо-решь… ну и словечко, – по слогам проговорил Казбек, – а как ты с ней борешься, вот что меня интересует.

– А, плевать, – я зевнул и потянулся так, что в спине что-то угрожающе затрещало, – наплевать… какая разница. Никак не борюсь. Нам за существование уже бороться впору, да, братан?

– Ну а причем, все-таки, тут лень, – не понимая, приподнял одну бровь Казбек, – ты чего говоришь-то вообще. Вообще ведь бессмыслицу несешь.

Володя тяжело заворочался, и, что-то простонав, перевалился на мою сторону матраса. Дернулся, резко выдохнул и захрапел.

– При том тут… Эй, слышишь, давай отсюда, – оттолкнул я приятеля, получилось это у меня кстати не то чтобы с первой попытки, – при том что я… а, в общем я не могу как следует сформулировать свою мысль. Давай лучше чай принеси, натурально. Я попозже схожу, куплю, отвечаю. Где чай-каркадэ продается? Вот его купить надо, честное слово. И лимонной кислоты, она у нас кончается. И меда. И коньяка. Ха-ха, положение такое, что только коньяки распивать. Дагестанские.

Вова снова дернулся во сне и пробормотал себе под нос какую-то грубость. Изо рта у него потекла слюна.

– Ну, ты и вопросики задаешь, – озадачился Казбек, – я ж каркадэ не пью… откуда ж мне знать. Коньяки распивать, да уж. Да что это с Вовой такое? Достал уже он. Алкоголиком здесь стал.

– Может быть, у метро будет, знаешь, – стал рассуждать вслух я, – но опять же, туда тащиться. А если у нас здесь, в универсаме, ну где ты работаешь, а? Как считаешь? Будет там?

Казбек молча встал и вышел вон, но после трехминутного отсутствия вернулся с двумя пакетиками фруктового чая, ниточки на них забавно переплелись и теперь раскручивались, в целом все напоминало елочные украшения.

Шумно заработал холодильник, в последние дни там вообще что-то гнусно дребезжало. Надо бы его немного передвинуть, про себя отметил я в ту секунду и сразу же забыл.

– Если честно, – признался Казбек, снова садясь на свое место, – не знаю. Может и есть в универсаме. Я ж его не пью, говорю же. Да он и вредный, кстати, ты в курсе? Передачу такую передавали. Если бы еще был натуральный, а то ведь всякая химия, мать ее.

– Халвы бы сейчас, – размечтался я, – вот вспомни-ка, у нас тогда 20 пачек было… отличная штука, да?

Однажды, еще зимой, когда работали на крышах и деньги водились, в магазине низких цен мы с Казбеком накупили разных продуктов на 2000 рублей, в том числе и халвы. Потом каждый день на работу брали по упаковке. И такое было, среди прочего.

– А кто ее все время у нас тырил, так и не узнали ведь, – в свою очередь вспомнил Казбек, – столько зря ушло. Эти узбеки, говорю же, настоящие крысы. Ни разу не встречал честного узбека.

– Да, – пожалел я, – зря конечно на видном месте оставляли. Умней надо быть. С волками, как говорится, жить, по-волчьи выть. Сказано же было: на один и те же грабли не стоит наступать, так и не стоит наступать.

– Все так, все так, – пробормотал Казбек, рассматривая пакетики с чаем, – кого читаешь-то хоть теперь?

– Да как сказать, – уклончиво ответил я и поднялся, чтоб набрать воды в чайник, – дай-ка лучше, брат, зажигалку, а то Серега снова стащил. И куда ему столько? Прятать, видимо, надо.