Опция «Выход» не предусмотрена

Новый перевод. На сей раз счет сразу пополнился огромной суммой. Моя кубышка начинала обретать настолько приятные очертания, что грозила лопнуть. А это было уже опасно. Погибнуть от обжорства едва ли лучше, чем сдохнуть с голоду.

– От добра добра не ищут, – сказал я. – Ты переоцениваешь мои способности. Мне просто повезло. Сработал эффект «на кураже». Попробуй я повторить сделанное и вряд ли получится.

– Не прибедняйся, – с каким-то уж слишком елейно-приторными интонациями в голосе сказал она. – Ты устроил первосортную кутерьму в Краснодаре, в Брюховецкой, в Трехсосенке. Про Лавренюка я вообще молчу. Это не операции, а загляденье!

– Хорошо, Лена. Я подумаю.

– Нет, – неожиданно жестким голосом сказала она. – Мне нужен ответ сейчас.

Намеков она не понимала. Придется врать.

Я помолчал для виду, вроде как раздумывая, а потом сказал со смиренным выдохом:

– Ну ладно. Убедила. Не буду еще больше набивать себе цену. А то еще перестараюсь и ты меня пошлешь. Работа мне позарез нужна. Кровь из носу. Влез в жуткие долги и даже последнего гонорара, твоего гонорара, не хватит.

– Кому должен? Скажи, решим все за секунду.

– Нет, я привык сам. Ты же знаешь меня. Так что…

– Говори адрес! – потребовала Лена. – Я знаю, ты в Питере. Пришлю машину и мы сегодня же увидимся, все обсудим.

– Не могу. Прости. Действительно не могу. Хочу отоспаться, отдохнуть. Я сейчас как выжатый лимон и выкрученная тряпка одновременно. На ходу засыпаю. Зачем я тебе такой нужен? Вот завтра другое дело. Завтра позвоню! Все пока!

Я отключился и перевел дух.

Завтра так завтра. Какая-никакая, а фора.

Хоть я и желал больше всего на свете послать свою бывшую подальше, но не мог. И денег лишаться не хотел, да и нужно было прикрыть тылы Андрею, который именно в тот момент готовил атаку на КУБ. Если у него сегодня все пройдет хорошо, то ни о каких встречах с Ленкой и речи быть не могло. А если не получится, то у меня оставалось хоть небольшое, но все же пространство для маневра.

***

После обеда, который в моем искаженном графике совпадал с поздним ужином у всех нормальных людей, с разницей в несколько минут пришло несколько долгожданных сообщений от Андрея: «Дебют удачный», «Ключ к двери подошел. Вхожу», «Приступаю к генеральной уборке». Он традиционно нагнал тумана, но эта иносказательность была уместной. Она звучала как песня, а налет загадочности соответствовал торжественности момента.

Через полтора часа пришло новое сообщение: «Полный успех. Уборку закончил. Ухожу. Приступаю к уборке во второй квартире».

Я без счета перечитывал это сообщение, с каждым разом чувствуя растущий восторг в душе. Свершилось! Неужели свершилось?! С души словно кандалы свалились, освобождая, давая дышать полной грудью и наконец-то забыть про терзавший страх. Я понимал, что это лишь победа во втором крупном сражении и до полного поражения врага еще далеко, что КУБ еще не повержен и вполне может дотянуться ядовитыми щупальцами, но ничего не мог поделать с окрылявшей меня эйфорией.

Я сразу же позвонил отцу в надежде и с ним поделиться своим успехом и передать частичку удачи. Коротко поздоровавшись и в ответ получив невразумительное «Угу», я сразу же перешел к делу:

– Ты не передумал?

Мой вопрос его задел:

– С чего бы это?

– Ну мало ли. Как говорится, ночь переспал, день передумал.

– Я же слово дал. Это дело чести.

– Хорошо. Ну тогда приступай. Твоя очередь выходить на сцену.

– Неужели у тебя получилось? – лишь спросил он. – Поздравляю. Честно говоря, не верил. После твоего ухода я чуть углубился в проблему, которую ты вскрыл. Поговорил кое с кем. До сих пор под впечатлением. Будь на твоем месте, я бы не знал, за что браться.

– Я сам не верил. Но, как ты же мне говорил, вера пускай остается уделом верунов. Мы оперируем неопровержимыми доводами, опираемся на железные факты и взываем к чистому разуму.

– Это было давно, – тихо сказал отец. – Сейчас я уже не так категоричен. Иногда и вера помогает. Это отличный мобилизатор воли, когда ничего другого не остается… Помощь нужна?

– Нет. Сделай, о чем договаривались. Об остальном не думай.

– Понятно. Ну тогда удачи тебе, сын! Больше и желать нечего, всего остального у тебя в избытке.

Странное пожелание, немного подпортившее мое приподнятое настроение. Уж не заболел ли он?

– Спасибо. Тебе тоже… удачи.

Последнее слово я сказал уже в безмолвную пустоту, потому что он отключился, не дав возможности ни договорить, ни проявить участие. При всей кажущейся дикости ситуации, я был ему даже благодарен. Нельзя на пустом месте и сразу вырастить дерево, а наши отношения даже на жалкий кустик сорной травы не тянули. Не хочет говорить – ну да ладно. Будем эту проблему решать после, когда утихнут сотрясающие мир тектонические проблемы.

***

Окрыленный успехом и разрываемый буквально фонтанирующей энергией, я не смог усидеть в гостиничном номере и отправился бродить по ночным улицам с периодическим заходом в различные увеселительные заведения. Мне в кои-то века захотелось не просто отдохнуть, а хорошенько напиться, чтобы ни одной мысли в голове не осталось.

Уже под утро следующего дня, когда мой кошелек изрядно похудел, ноги отказывались нести бренное тело, уши оглохли от громкой музыки, а желудок умолял больше ничего не есть и уж тем более не пить, от Андрея пришло последнее сообщение. Прочитав его, я не сразу понял содержание. Безуспешно перечитал несколько раз. По идее, должен был поступить очередной отчет о благополучном исходе операции, и я даже был уверен, что прочитал именно это, но что-то меня насторожило в путаном тексте. И лишь оказавшись на свежем воздухе и в относительной тишине, чтобы прочитать несколько коротких слов с завуалированным смыслом, мой мозг наконец включился и сумел осознать масштабы разворачивающейся катастрофы.

Андрей не смог взломать систему в Трехсосенке и ставил меня перед неприятным фактом: «Дверь второй квартиры заперта. Замки поменяны. Опрос соседей свидетельствует, что новые хозяева квартиры не заказывали уборку. Грозятся вызвать наряд полиции. Ухожу. Мне очень жаль».

Восторг с радостью улетучились мгновенно, уступая место привычным уже отчаянию и безысходности. Они-то и толкнули меня на безумный шаг. Будь я трезвым, не цари вокруг обманчивая ночь и пошли я ко всем чертям свою проклятущую удачу, на которую уж слишком полагался, я бы ни за что не совершил той ошибки. Хотя тогда мне казалось, что я все делал правильно.

Я на такси вернулся в гостиницу, поднялся в номер и даже не закрыв входной двери побежал к тайнику в туалете, где лежал смартфон Лавренюка.

Смутно припоминая инструкции Андрея, я непослушными из-за хмеля руками не с первого раза вставил флешку с вирусом в слот для карты памяти, вернул на место симку, а затем включил аппарат. Как это часто бывает в подпитии, собственные действия под воздействием высокого алкогольного градуса в крови кажутся вполне осмысленными и логичными, хотя на самом деле они всегда являются хаотичными и деструктивными метаниями. Так и я, ковыряясь в содержимом чужого гаджета, предполагал, что пытаюсь войти в сеть и заразить КУБ убийственным вирусом, а на самом деле бессмысленно нажимал на какие-то иконки и запускал ненужные приложения. Помнил я это смутно, но мне вроде как даже удалось в интернет выйти и по паре сайтов прогуляться, которые открылись из созданных Лавренюком закладок. Однако на том мои хакерские подвиги и закончились. Телефон вдруг несколько раз моргнул экраном, завибрировал, а потом отключился. То ли он сам заразился вредоносным кодом Андрея и не выдержал этого, то ли я попросту забыл зарядить аккумулятор, но больше мне ничего не удалось сделать со смартфоном, в миг превратившимся в кирпич.

Последнее, что я запомнил, это поиски куда-то запропастившейся подушки. Учитывая полувменяемое состояние, это было очень верным и взвешенным решением, но лучше бы я его принял утром. В тот момент уже было поздно во всех смыслах.

***

Проснулся я не от ожидаемой головной боли с похмелья и не от разрываемого мочевого пузыря, желающего избавиться от выпитого накануне, а от чувства стесненности в груди. Будто мне что-то сильно сдавливало ребра, даже дышать было трудно. Продрав глаза и осмотревшись, я пару долгих минут пытался связать увиденное хоть с чем-то ранее виденным в жизни и не смог. Меня окружала какая-то сизая пелена, будто я находился в густом тумане или под водой, однако дышал я свободно, несмотря на тяжесть в груди. Попытавшись пошевелиться, я смог разве что сжать и разжать пальцы рук, хотя скорее всего мне просто почудилось, что я это сделал. Мое тело было онемевшим в каждой его клетке и отказывалось повиноваться.

Внезапный яркий свет ослепил, словно включили прожектор посреди ночи и направили прямо на меня. Глазам сделалось больно, я почувствовал текущие по щекам собственные слезы. И это было хорошо, даже замечательно – чувствовать хоть что-то.

Следом за светом появились краски, размытые очертания окружающих предметов, контуры которых с каждой секундой делались четче.

А потом я услышал голоса. Один был неразборчивым мужским, доносившимся издалека, а другой – женским, показавшимся знакомым. Фоном служил монотонный гул множества могучих механизмов, словно я находился в моторном отсеке парохода.

– Вы наконец-то нас почтили своим присутствием, – услышал я сквозь грохот бешено стучавшего в ушах собственного сердца. – Я уже и не чаяла. Боялась, что мальчики переборщили с препаратом… Нет-нет! Не пытайтесь говорить.

Я на самом деле хотел что-то сказать, но не смог, языка как будто не было, я его не чувствовал, но зато вдруг понял, что во рту у меня находится что-то лишнее, давящее на гортань. Попытался сглотнуть, но не смог. Все очень походило на то, что я находился в реанимации под аппаратом искусственной вентиляции легких. Это объясняло и размытость в глазах, смотревших через маску на лице. Однако с каждой минутой мой взор фокусировался все больше, скоро я начал различать силуэты. Значит, никакой маски, но при этом во рту у меня были какие-то трубки.

– Все биомаркеры в норме, – раздался надо мной новый голос, мужской, блеклый, уставший. – Туша готова. Я могу идти?