Опция «Выход» не предусмотрена

Говорил он заторможено, будто вот-вот заснет. При этом почти не двигался. Это производило жутковатый эффект.

– Так это вы все устроили или нет? – снова спросил он. – Мне нужно знать.

– Да, – сказал я, понимая, что он от меня не отстанет с этим вопросом или, чего доброго, начнет выпытывать ответ на него. Скальпель по-прежнему был зажат в его руке.

– Я так и думал, – устало сказал он, а затем вдруг отбросил скальпель, звякнувший о пол, и грузно опустился на край бадьи. – Спасибо вам.

– Не за что.

Наконец ноги начали слушаться и я, срываясь на стон, сначала кое-как сел, а потом руками перебросил ноги одну за другой через бортик кюветы. Первую секунду меня повело, грозя опрокинуть, но я вцепился в край кюветы и смог удержаться сидя.

– Что произошло? – Задавая этот вопрос, я сильно рисковал. Было стойкое ощущение, что жив я был только из-за уверенности этого странного человека в моей причастности к каким-то событиям. Заподозри он обратное и случиться могло что угодно, парень находился в явно пограничном состоянии. – Вдруг это чужие заслуги, а я их себе приписываю.

– Будет обидно, если не вы. Я бы не хотел, – подтвердил он мои опасения, и тут же развеял их. – Но я уверен, это заслуги ваши. Больше просто некому. Всем плевать. Все в плену больших денег и страха. И только с вашим появлением наша навозная куча зашевелилась. Когда вы украли ту девочку и у нас началась паника с проверками, я стал ждать перемен. Я был уверен, что намечается что-то грандиозное. И вот оно. Случилось.

Наконец-то я вспомнил его. Это был тот самый «зомби», который встречал нас с Кирой во время первого визита сюда.

– Сначала вас привезли в отключке. А сегодня утром интернет взорвался фильмом про нашу клоаку. Соцсети и мессенджеры под завязку набиты нарезками. Я часа два смотрел и не мог нарадоваться. Наконец-то! Наши умники попытались сбить волну и устроили ответную кампанию с разоблачением, но куда им, это как решетом цунами останавливать.

– Да, фильм мой.

Я умолчал, что был лишь автором идеи, а техническое воплощение легло на плечи Андрея.

– Пару дней назад была парализована работа южного филиала. Отключилось все оборудование. От перегрузки в энергосети взорвались электроподстанции. Был большой пожар. Говорят, какой-то вирус. Маленький вирус, а таких бед наделал, – с каким-то удовольствием, потеплевшим голосом сказал он. – И вот сейчас у нас то же самое. Сирену слышали?

– Да.

– Вот то-то же. Надеюсь, там сейчас все синим пламенем горит. Я бы хотел, чтобы все сгорело.

Слушая его монотонное бормотание, я возносил благодарственные молитвы за свое спасение всем реальным, мистическим и прочим силам, однако особое место в этом пантеоне отводилось Андрею. Все это время я самонадеянно считал себя центральной фигурой расследования и не раз представлял, как поставлю жирную точку в деятельности КУБа, однако в итоге я оказался беспомощной парализованной куклой в подвале, а главная действующая роль досталась Андрею. Он спас меня, он спас нас всех, он угробил-таки КУБ. Несмотря на неудачи первых попыток, он все-таки взломал систему Трехсосенки и запустил вирус. Конечно, где-то на задворках сознания еще теплилась соблазнительная мыслишка о том, что это все-таки я запустил вирус с помощью телефона Лавренюка, но уж слишком невероятной она была.

– Я только одного не понимаю, как вы здесь оказались. И зачем? Это часть замысла?

– Нет. Так получилось. Неудачное для меня стечение обстоятельств, – сказал я, хотя недоумевал по этому поводу не меньше моего странного собеседника.

– Понятно. Хорошо то, что хорошо кончается.

Он грузно поднялся и на деревянных ногах повернулся ко мне.

– Скоро отсюда все побегут, а этого нельзя допустить. Буду останавливать. Они прокляты. Проклятым нельзя наверх.

Внезапно его тело резко сложилось пополам, чего явно не ожидаешь от полукоматозного человека в громоздком костюме биозащиты. Он нагнулся за фонарем, но когда так же проворно распрямился, в одной руке действительно был фонарь, другая рука сжимала рукоять огромного пожарного топора со сверкающим лезвием.

– Прокляты? – осторожно спросил я.

– Мы все здесь прокляты. И все должны быть наказаны. Особенно те, кто пришел добровольно. Им нет прощения. Есть и те, кого заставили. Их можно понять, но все равно нельзя простить.

– Нельзя наказывать за сделанное под принуждением.

Его голова медленно повернулась ко мне и замерла. Я не видел его глаз в темноте, но чувствовал их ледяной взгляд, пронзающий насквозь. На какое-то мгновение сделалось жутко и даже возникло ощущение, что он и меня захочет «наказать».

– Это самообман. Я сам такой. Меня наняли по контракту ветеринаром на мясокомбинат при молочно-товарной ферме. Здесь предусмотрено что-то вроде беспроцентной ссуды на любую сумму, но только для сотрудников, при увольнении нужно возвращать в десятикратном размере. У моей семьи были долги. Огромные долги. Вот ловушка и захлопнулась. Когда я узнал, чем на самом деле буду заниматься, уже ничего нельзя было сделать. Мне доходчиво объяснили, деньги придется возвращать конкретному банку. Даже если КУБ вдруг исчезнет, то банк никуда не денется. Моя смерть тоже не исправит ситуацию, потому что коллекторы все равно придут к моим родным. И хорошо, если это будут коллекторы банка, а не КУБа.

– Вы о чем?

– Некоторые кончали жизнь самоубийством. А потом сюда привозили тела их жен и детей. В счет уплаты долга. Это был еще и намек нам, оставшимся работать. Вот мы и работали. Но все равно это неправильно. Это самооправдание.

– Выбор без выбора не может быть самооправданием.

– Выбор есть всегда. Как и оправдание за этот выбор. Дядя Миша, небось, тоже оправдывался перед своей смертью?

– Лавренюк? – удивился я.

– Лавренюк. Его еще ищут. Идиоты. Я уверен, что эта тварь уже мертва. Вы его убили. Я прав?

– Да.

– За это отдельное спасибо.

Он отвернулся и замер.

– Слышите?

Я прислушался и, действительно, услышал эхо отдаленного глухого стука.

– Пытаются выбраться, – со злой усмешкой сказал он, впервые проявив эмоции. – Надо бы им помочь.

Он положил фонарь рядом со мной, а затем поудобнее перехватил топор и не спеша пошел в темноту.

– Стойте! – крикнул я. – А как же?..

– Советую с часок обождать, а потом можете выбираться. Они вам голову обрили и изрисовали. Это хорошо. Сойдете за жертву.

Я ничего не понял, что он говорил. Да и спрашивал совсем о другом.

– Что будет со всеми этими людьми? – я лучом фонаря пробежался по рядам кювет с телами.

– Они уже давно мертвы. Забудьте.

Он сказал это совсем уже ледяным голосом и мне сразу перехотелось не то что переспрашивать, но даже просто говорить, чтобы ненароком не разозлить владельца огромного пожарного топора.

Я выключил фонарь, чтобы не разрядить батарею, и затаился в кювете. Самое поганое, что в ней было очень удобно лежать, даже мелькнула шальная мысль об анатомически идеальной кровати, из которой и вылезать-то не очень хотелось. Практически сразу меня начало клонить в сон, сказывались утомление и напряжение последних часов, да и окружающая темнота. Спать было нельзя, я это понимал, однако организм отказывался внимать разуму и требовал отдыха. Чтобы не заснуть, я бил себя по щекам, щипал, светил в глаза фонарем, но помогало не очень. Несколько раз я проваливался в глубокий черный сон, из которого тут же выныривал, объятый липким ужасом. Всякий раз, когда отключалось сознание, надо мной нависала улыбающаяся Ирина со сверкающим скальпелем, которым медленно замахивалась.

Когда вдалеке раздался, а потом резко оборвался пронзительный женский крик, я резко сел и слепо уставился в направлении шума. Кричала Ирина, в этом я был убежден. Через минуту беспорядочной чередой послышались хлопки выстрелов. Стреляли хаотично, явно наугад. Новый далекий крик – и снова тишина.

Остатками измученного сознания поняв, что я просто не выдержу отпущенного моим странным освободителем часа, я вылез и кюветы и на слабых ногах побрел на доносившиеся из мрака звуки, подсвечивая себе дорогу фонарем. По логике мне следовало бы идти в противоположном направлении, но ирония заключалась в том, что именно там был выход. Сзади были глухой тупик и сплошные ряды кювет с мертвецами.

Выхватывая из темноты мечущимся лучом белые раздувшиеся фрагменты тел в черной как смоль жидкости и каждый раз вздрагивая, я шарахался от кюветы к кювете. Но было еще хуже, когда я пытался не смотреть и шел чуть ли не на ощупь, натыкаясь на бадьи и вскрикивая от вполне реальной боли. Я понимал, что это было невозможно, все давно обесточено, но от каждого такого прикосновения меня будто пронзало электрическим током. Я даже светил фонарем на ладони в ожидании увидеть там электрические ожоги, но не видел ничего, но зато боковым зрением с ужасом замечал, как из кювет поднимаются безмолвные белые туши. Вполне возможно, это было игрой света, действием лекарств или перевозбуждением, но именно тогда я почувствовал, как ко мне в этом мраке подкрадывается безумие. Стиснув зубы и смотря строго перед собой, я уже чуть ли не бежал.