Горизонтальная война. Снимая маски

Он почти слово в слово повторил то, что говорил мне когда-то Рома, и только тот, кто знал нас очень хорошо мог сказать это. Неужели, Рома сам поделился подобным? Я распахнула глаза, в ужасе смотря в стену. Белоярцев дал Нику способ мной манипулировать, надавил на самое болезненное и тяжёлое. Ведь услышав именно эти слова от Лебедева я сдалась и решила, что буду ему верить, ведь это точно должна была быть Судьба. Если близкий мне мужчина говорит слова, которые я столько лет хранила в сердце, то он должен быть тем, кто заменит мне потерянное.

– Ублюдок.

Поднявшись с колен, я рывком распахнула дверь и побежала вниз, туда, где всё ещё ругались Рома с Сашей. Застав их в гостиной, у искусственного камина, я выдохнула и, задержав дыхание, спросила:

– Где Никита?

– Что? – Саша замерла с поднятой рукой, которой отвешивала оплеухи младшему брату.

– Ведь на самом деле, это была ваша идея, да? Вы создали Лебедева, чтобы контролировать меня?

– Как ты… – Она захлопнула рот и посмотрела на брата, лицо которого сейчас было скорее маской.

– Было не сложно догадаться, – рыкнула я, опираясь дрожащими руками на спинку дивана. – Ведь только так можно объяснить его холодность и равнодушие после аварии, и нежелание помогать с поиском Лизы. Он ведь просто играл свою роль, как Абдаллах – охранника в «Мерисе», ты – Марины Лебедевой в «Штэрне», а Никита Лебедев – моего возлюбленного? Да?!

– Да, – спокойно ответил Рома, отчего у Саши упала челюсть.

– Ты идиот или притворяешься? – набросилась она снова на брата.

– Заткнись, – резко бросил он, смотря на меня. – Мелания сама догадалась. Кто я такой, чтобы продолжать держать её в неведении?..

– Это была твоя идея, – дошло до меня. – Это ты придумал?

– Всё верно. Ты уже говорила, что Глеб Домогаров расстроил два твоих брака и отваживал ухажёров. Вот я и подумал – почему бы не создать образ такого мужчины, который будет не по зубам Глебу и понравится тебе?

Это мой Ад.

Его слова хлестали больнее плети. Человек, которого я любила, боготворила и желала снова увидеть, создал идеальный театр одного актёра.

– Кто он? – с трудом выдавила я. – Кто он такой, чёрт возьми?! – мой крик разнёсся по комнате.

– Профессиональный актёр и психолог, – ответил Рома, зажимая рот Саше.

– Актёр. – Я покачнулась, изо всех сил цепляясь за диван. – Актёр…

– Мел! – Саша укусила Рому за палец и крикнула: – Не верь этому идиоту, всё не так!

– Ты слишком надоедлива сестра, – усмехнулся он. – Не вмешивайся. Это не твоё дело.

– Ты так сильно меня ненавидишь? – прошептала я.

– Да.

И снова мне хочется умереть и не чувствовать пустоту.

– Почему?

– Потому что ты принадлежишь семье, которая уничтожила моих любимых родителей и младшего брата. Лишила меня всего, даже надежды на будущее.

– Мел, нет, – расплакалась Саша. – Не верь этому остолопу… не надо, девочка…

– Я… простите, мне надо побыть одной, – уронила я и, отодрав себя от дивана, пошла наверх.

Актёр, билось в ушах, психолог.

Ненависть. Меня всю жизнь окружала одна только ненависть, и единственный луч света стал мне недоступен.

Провалявшись на кровати до самого вечера, я, наконец, смогла определиться с тем, что мне нужно. В первую очередь и безусловно это – дочь. Во-вторую – свобода. Как бы мне ни хотелось признавать, но Рома был прав. Чтобы бороться с матерью я должна быть на одной с ней ступеньке, но одна только мысль, что мне придётся взять фамилию Домогаровой вызывала рвотный рефлекс. К тому же, как отреагируют на такой финт Глеб и Борис? Почему Виктор разводится с Ларисой, и когда мать вернётся в Россию? Не может же она всю жизнь прятаться за границей, да и не станет. Вероятно, она ждёт результатов моих поисков.

А ещё мне надо наказать Глеба. Оставить всё как есть и позволить ему избежать наказания за мои страдания я просто не могла. Душу жгла сильнейшая ненависть. Я готова была собственноручно убить его, и это-то больше всего и пугало. Что если я не смогу сдержаться и причиню ему физический вред? Тогда я стану такой же, как он. Но и доказательств плена и изнасилования у меня не было, кроме результатов обследований. К тому же, он всегда пользовался контрацептивами.

Все, кто служит в его доме, никогда не станут свидетельствовать в суде, потому что в этом случае их жизнь будет подвергнута опасности…

– Мелания. – В дверь аккуратно постучали. – Ты ещё спишь?

– Нет. Погоди минуту.

Натянув футболку, я быстро влезла в джинсы и открыла дверь. Лицо Саши опухло и глаза были красные. Плакала, что ли?

– Что ты хотела? – вздохнула я, пропуская её в комнату и на всякий случай оглядывая коридор.

– Его здесь нет, – тихо сказала она, опуская голову. – Мел, прости, он врёт, на самом деле…

– Мне всё равно, – равнодушно ответила я.

– А?

– Я говорю, что мне всё равно, – терпеливо повторила я. – Ты можешь просить за него сколько угодно, но мне достаточно того, что я слышала.

– Но подожди! – Саша схватила меня за запястье, заглядывая в глаза. – Он правда, такой ещё ребёнок! Сам не знает, что говорит!

– Да плевала я, Саш. Надоело постоянно выслушивать дерьмо. Надоело. У тебя нет причин защищать передо мной брата, мы давно уже чужие друг другу. Ты сама сказала, что вы здесь уже несколько лет, и за это время он ни разу не показался, не сказал, что жив, что ты жива. Да и ты тоже. Мы с тобой виделись несколько раз, но ты упорно играла свою роль, так что не проси меня о понимании. Я никогда этого не пойму и не приму.

– Прости, – прошептала Саша, отпуская меня и проходя к окну. – Мы действительно заигрались в конспирацию. Думали, что если ты будешь знать, что мы – это мы, то в конце концов выдашь. Не сможешь сдержаться, а этого нельзя было позволить. Иногда решение, которое ты принимаешь, причиняет много боли, но от последствий этого решения никуда не сбежать. Я поговорила с братом. Он согласился помочь вернуть Лизу, но при одном условии.

– Каком?

– Ты поговоришь с Виктором.

– Совсем с ума спятил, – опешила я. – Можешь передать ему, что я верну все деньги, потраченные на моё лечение, так быстро, как только смогу. Ненавижу быть должной. Но о Домогаровых пусть больше даже не заикается, иначе я ему врежу. Я благодарна вам обоим за то, что вы спасли меня после аварии, но на этом всё. Я рассказала всё, что знаю о пожаре. Я считаю, что это моя мать Мария Звягинцева подстроила взрыв, пустив на кухне газ. За то время, что мы собирали с тётей Алисой чемоданы, газ собрался в помещении и произошёл взрыв. Что именно вызвало искру – выясняйте сами. Это всё, чем я могу вам помочь.

– А ты? – Она повернулась к окну спиной, сложив на груди руки.

– А я попробую сделать себе новые документы и подам на Глеба в суд, это всё, что я могу в данной ситуации. Дальше буду думать по мере того, как дело будет двигаться.

– Но ведь Виктор может помочь.

– И ты туда же. Саш, я никогда не стану прибегать к их помощи. Никогда. Даже если всё правда, и этот человек мой биологический отец, то каким же он должен быть мерзавцем, что воспитал своих сыновей так? Хотя, Борис вроде нормальным кажется, по сравнению с Глебом. Я никогда не стану дочерью человека, чей сын меня насиловал и бил на протяжении месяца. У меня есть только два желания: вернуть себе Лизу и упечь за решётку Домогарова, но если дочь я ещё могу в теории вернуть, если докажу, что я это я, то Глеб избежит тюрьмы. Их мать не позволит любимому сыночку томиться за решёткой. Лариса Витальевна на дух меня не переносит, ей плевать, что делал со мной этот мерзавец.