Рома замолк и поставил дымящуюся чашку передо мной, пододвигая сахарницу с рафинадом. Устроившись напротив, он сделал глоток и продолжил, смотря в стол:
– Мы разработали план возвращения, сделали новые документы, купили больницу и этот дом. Чтобы нас не смогли узнать, создали новые личности Марины и Никиты Лебедевых. Сестре пришлось очень постараться, чтобы устроиться в «Штэрн». Только так она могла получить доступ к секретным документам и следить за Домогаровыми. После этого два года я посвятил работе в больнице, впрочем, только номинально: приезжал, подписывал документы – и всё. Всем заправлял Богдан Игоревич, который тебя лечил. Он главврач клиники.
Перестав качаться, я отхлебнула чай и уставилась в окно. Слушать историю их жизни и возвращения мне не очень хотелось. Я будто оцепенела, а внутри меня образовался большой кусок льда.
– Чуть больше года назад на меня вышел Виктор Домогаров. – Вздрогнув, я тем не менее не стала поворачиваться и продолжила бесцельно смотреть на двор. – Я не сразу ему поверил. – Рома обхватил чашку ладонями, наблюдая за чаинками. – Прежде, чем мы поняли, что происходит, за нами была установлена слежка, и, так как Виктор давно уже следил за деятельностью сыновей, он предложил нам сделку: мы получаем посильную помощь и прикрытие в случае разоблачения, а ты – меня.
– Что? – Меня окатило волной холодного безразличия. – Наши отношения были сделкой?
– Да. – Рома отвернулся и нахмурился. – Я с самого начала не планировал с тобой видеться. Хотел решить здесь все дела и вернуться в Лондон.
– Зачем это Виктору? – хрипло уточнила я, вцепившись пальцами в стол.
– Он нашёл свидетельство того, что его пасынки и жена ведут двойную игру. К тому же, Лариса Витальевна скрыла от него тот факт, что Глеб болен, чтобы его не отстранили от управления «Штэрном».
– Чем болен? – я с трудом сдержалась, чтобы не кричать.
– У него шизофрения.
– Не может быть, – прошептала я. – Моя девочка… она не заслужила этого…
– Рано записывать её в больные! – хлопнул по столу рукой Рома. – Вероятность наследования слишком мала, к тому же, даже если вдруг, внутри неё и сидит эта гадость, то в условиях спокойной обстановки и хорошей жизни, болезнь может и вовсе не проявиться.
– Почему ты согласился? – тихо спросила я. – Помощь от Виктора – это не та плата, на которую ты бы пошёл. Точнее, прошлый Рома.
– Глеб просто помешан на тебе.
– Чего? – я чуть не упала.
– У него весь дом завешан твоими фотографиями и портретами. Виктор Алексеевич показал мне это. К тому же, близнецы балуются наркотиками и пьют, что влияет на течение болезни.
– Борис тоже болен?
– Не знаю. Документы по обследованию есть только на старшего. В общем, Виктор фактически нанял меня, чтобы обезопасить тебя от сына. Как-то так.
Опустив руки под стол, я смяла футболку, вытирая пот.
– А маска эта? Зачем?
– Я работал и жил под этой маской, но из-за того, что мы с тобой начали встречаться, а потом и жить вместе, пришлось открыть лицо.
– А Саша?
– У неё была сделана пластика. Форму носа и глаз изменили, чтобы не попасться.
– Вы зашли так далеко, – отрешенно сказала я. – И всё ради того, чтобы обвинить мою семью?
– Чтобы найти виновного, – поправил меня Рома. – Но да, я оказался прав, убийца – твоя мать. Осталось только найти доказательства.
– Ты для этого в пятницу встречался с Сашей? – вдруг вспомнила я. – Чтобы найти доказательства?
– И да, и нет. – Он опёрся щекой на ладонь и посмотрел мне в глаза. – С помощью Абы мы попали в «Мерис» в ту ночь.
– Для чего? – Я уже почти не удивлялась. Устала, наверное.
– Мы хотели найти Устав и прочие документы по владельцам акций. Ведь если доказать, что это был рейдерский захват, то право на управление холдингом принадлежит нам с Сашей.
– Ничего вы не докажете, – усмехнулась я. – Прошло десять лет после смерти вашего отца, и даже если вы и правы, то все документы давным-давно переоформлены, и к ним не подкопаешься. К тому же, Разумовский просто гениальный финансист, и, если он занимался всеми документами, у вас и шанса не было что-либо доказать. Впрочем, мне уже всё равно. Я не имею больше отношения к холдингу.
– Разумовский? – как-то напрягся Рома.
– Да, Николай Петрович Разумовский, финансовый директор «Мерис» и давний друг отца. Это он мне рассказал о том, что отец с Глебом занимались продажей оружия через нашу компанию. Его тоже убили. Ты же сам слышал тогда новости. Знаешь, мать в последний раз очень странно об этом говорила, будто у него были больные ноги, и он упал с лестницы. Но мне в это слабо верится. Петрович хотел отдать мне документы по тайному подразделению и нанять детектива для поиска виновного в смерти отца. Наверное, его убрали как свидетеля.
– У тебя есть доказательства? Хоть что-нибудь? – Рома подался вперёд и почти лёг на чашку.
– Откуда? – вяло отозвалась я. – Всё, что я могла… Погоди, – я наморщила лоб. – Я уже говорила раньше, что осматривала пятничные записи с камер. На них была моя мать.
– Эти записи невозможно получить, всю охрану сменили ещё до начала слияния компаний, – разочарованно протянул Рома и снова нормально сел.
– Да, но Меркулов делал мне копию записи, эту CD карту я спрятала в сумочке. Ах да, её тоже забрал Глеб. Ну, значит, у меня совсем ничего нет.
Рома молча вышел из-за стола и куда-то ушёл, а потом вернулся с моей сумкой. Подранной, обожжённой, но не узнать её было невозможно.
– Откуда?!
– Ребята Виктора её нашли, в багажнике.
– Дай! Дай её сюда!
У меня тряслись руки, пока я расстёгивала молнию и шарила рукой по подкладке. В этой сумочке был потайной кармашек под подкладкой. Я там периодически хранила всякие флешки с договорами. В тот день, Иннокентий Васильевич дал мне вместо толстой флешки CD карту, Глеб мог просто её не заметить, потому что сверху было навалено множество других вещей и документов.
В какой-то момент я нащупала твёрдый уголок карты.
– Нашла, – выдохнула я и выложила на стол чёрный прямоугольник. – Если мы сможем её открыть, то доказать хищение завещания…
Рома повертел в пальцах карту и вздохнул.
– Ты видела, что именно выносила Мария?
– Н-нет, но…
– На записи видны документы? Папки? Хоть что-то есть, кроме самой Марии?
– Нет.
– Это доказательство для тебя, что ты имеешь право на долю. Несколько месяцев назад с помощью этого можно было бы вести переговоры с твоей матерью, но сейчас эта карта ничего не значит. Прости.
Ну да. Если бы я сразу вызвала полицию и предоставила эту запись, то всего этого могло и не случиться. Мать бы просто испугалась огласки. Наверное.