Горизонтальная война. Снимая маски

Через минуту Марина вернулась, неся в руке футляр для линз.

– Я специально не стала делать это в коридоре, чтобы ты больше не сомневалась.

Она отодвинула веко и сняла первую линзу. Когда вторая оказалась в коробочке, Марина подняла голову.

Карамельные глаза.

Александра Владимировна.

Сестра.

– Саша?.. – Я зажала рот рукой, чтобы не кричать. – Саша Белоярцева?

– Да. Прости, что не сказала сразу, но…

– Ты жива, – всхлипнула я. – Сашенька, ты жива!

– Мелания? – Она успела меня подхватить и обняла в ответ. – Ты чего?

– Мне сказали, что вы все погибли. – Я разрыдалась, гладя её по голове. – Что вся ваша семья погибла при взрыве. Это было ужасно, Саш, так страшно… и тётя Алиса, и Арсюшка… – я резко замолчала. – А правда, как ты выжила?

– Не только я. – Она вздохнула. – Мелания посмотри на Рому, неужели, ты до сих пор его не вспомнила?

Отодвинувшись, я повернулась к Роману. Он следил за мной со сдвинутыми к носу бровями. Руки были сжаты в замок. Мне понадобилась целая минута, прежде чем в голове калейдоскопом замелькали отрывки из прошлого: вот мы бесимся в детской, а это лезем на яблоню, точнее, лезу я, а он страхует. Первый класс и долгожданная линейка; пятый класс и первое признание в любви; десятый класс и вырезанные на старом дубе слова:

– Я люблю тебя больше жизни и ещё чуть-чуть, – шепчу я, подползая к нему.

В глазах стоят непролитые слёзы. Столько лет я ходила на кладбище, и говорила ему, что люблю. Столько лет я страдала от одиночества, сколько раз искала в толпе знакомую макушку, и бесчисленное множество раз я оборачивалась на имя Рома.

Он сидит неподвижно, даже голову отвернул. Но я не хочу больше страдать. Я устала страдать. Ромка, мой Ромка… Живой.

– Рома! – Я бросилась на него, повалив на пол и зарывшись лицом в рубашку. – Рома… почему же ты не сказал, что жив?! Почему? Я так по тебе скучала, слышишь? Ром, я очень скучала. Ты так сильно изменился, я бы никогда в жизни не узнала…

– Успокойся и сядь. – Он оттолкнул меня и тяжело поднялся, поправляя рубашку.

Рома? Мне стало очень неловко за эти чувства. Ведь прошло столько лет, наверняка он уже и не помнит, что любил меня. Прошло много лет.

– Вы! – Я подскочила как ошпаренная. – Сколько вы в России?

– Три года, – ответила Саша печально.

– Почему же вы только сейчас нашли меня?

Ах.

Я зажала рот ладонью.

Они ведь и не искали. Всё верно, как сказал тогда Рома в машине, они здесь только для расследования и мести, всё остальное не имеет значения. Но тогда каким образом они нашли меня после аварии? И кем приходится для них Никита?

– Мари… Саш. – От волнения и неловкости я сжала пальцы и опустила голову. – Как ты оказалась там, на дороге? И почему Никита сказал, что ты его сестра. Это была ложь? Вы встречаетесь?

Рома на этих словах поперхнулся и закашлялся. Саша округлила глаза и прижав руку ко лбу, рассмеялась.

– Нет, глупая. Никита – это…

– Закрой рот, – рявкнул вдруг Рома. – Больше ничего не говори.

– Но братик, – она странно усмехнулась. – Я ведь предупреждала тебя, Мелания так или иначе узнает правду, и ты должен быть к этому готов. Ведь это была именно твоя идея.

– О чём вы говорите? – Мне стало вдруг холодно и неуютно.

Я ведь больше их не знаю, мы были разделены столько же, сколько и дружили. Теперь они для меня почти чужие люди. Но при виде Ромы странно щемило сердце. И пусть он мне не нравился как настырный и пугающий Роман Владимирович, хозяин клиники… как Рома Белоярцев, первая любовь и лучший друг – он был мне знаком как никто другой. И именно ему я была несказанно рада, тому доброму и отзывчивому человеку из прошлого.

Но ведь… покраснев, я прижала руки к груди. Он знает, что со мной сделал Домогаров. Именно Рома оплатил моё лечение, и именно ему я рассказала о дочери. Жгучий стыд накрыл с головой. Стоять перед ним в таком виде, после всего, что произошло было страшно и неприятно. Захотелось снова залезть под душ и до кровавых корок стирать следы Глеба со своего тела.

– К-как вы смогли выжить? И где дядя Вова? – выдавила я через силу, смотря теперь только на Сашу.

– Папа погиб. – Опустила она глаза. – Он заходил в дом, когда произошёл взрыв. – Мы только въезжали в посёлок, поэтому и выжили.

– Но почему тогда и вас объявили погибшими?! Ведь по всем каналам крутили новости о том, что умерла вся семья! Почему вы не сказали мне?! Вы знаете, сколько раз я приезжала на кладбище, чтобы удостовериться в том, что всё ошибка? – голос сорвался от крика. – Как вы могли так поступить?!

– Но ведь именно после твоего визита всё произошло, – убито сказал Рома. – Ты зашла в дом, тебя видела охрана, после чего и погибли мама, брат и отец.

– Ты же не думаешь, что это я виновата? – ошарашенно прошептала я, падая на колени. – Рома, ты же на самом деле так не думаешь?

– Я не знаю, что думать, – отвернулся он. – Мы уже три года следим за твоей семьёй. Я уверен, что к этому причастен кто-то из Звягинцевых…

– Идиот! Ты… – прорычала я, стирая новые слёзы, – ты хуже всех! Как ты мог подумать, что это я?!

– Именно поэтому мне и нужны твои воспоминания! – взъярился он. – Я знаю, что ты не могла так поступить! Но раз ты единственная выжила, то должна была видеть преступника!

– Я не видела, – обречённо прошептала я. – Я только слышала, как моя мать угрожала тёте Алисе. И взрыв произошёл со стороны кухни, ваша мама успела крикнуть – там газ! – и мы побежали к чёрному выходу. Она толкнула меня на улицу, но сама не успела и… Арсений тоже погиб.

– Что? – Саша схватила меня за руку и потянула на себя. – Мелания, расскажи всё, что помнишь, пожалуйста.

И я начала говорить. Я вспоминала любые мелочи, которые приходили на ум. Почему я выжила? Почему в новостях об этом не сказали? Потому что от взрыва меня контузило и часть воспоминаний пропала. Отец сказал, что я попала в аварию на снегоходе, замерзала в лесу. Меня нашли и отвезли в больницу. А через несколько дней сказали, что в доме Белоярцевых взорвался газовый котёл и никто не смог спастись. Помню, я тогда умерла вместе с ними, ходила как привидение, постоянно плакала и смотрела на фотографии. После выписки я почти поселилась на кладбище, меня оттуда выволакивали обессиленную. Мать с тех пор стала вести себя тише, почти как нормальная мама. В нашем доме стали чаще появляться братья Домогаровы, и я влюбилась в Бориса, а через год на выпускном мы договорились поехать на острова, чтобы отметить. Там у родителей близнецов была своя вилла. В одну из ночей всё и произошло, но на следующее утро я услышала, как Глеб Домогаров хвастался перед братом, что смог меня обмануть.

Не выдержав позора, я попросилась учиться за границей и уехала в Лондон.

– Лондон? – воскликнула Саша, поворачиваясь к Роме.

– Да. Я поступила в университет и по настоянию матери родила.

– То есть, это твоя мать настояла на родах? Но почему?

– Откуда мне знать, – отозвалась я. – Тогда она мне сказала, что убивать невинного ребёнка абортом совершенно невозможно. Она обещала помочь с воспитанием. Я согласилась, но при условии, что семья Домогаровых никогда не узнает, что Лиза имеет к ним отношение. В конце концов, мы прожили в Лондоне почти два года, а потом вернулись в Россию, ко дню рождения Лизы. В тот год, Глеб впервые меня изнасиловал.

– То есть, – Рома сжал руки в кулаки, – это случалось раньше?