– О чём же?
– О том, что мы не пара друг другу. Не подходим. Если бы…
– Что <<если бы>>? – спросила Марианна после затянутого молчания.
– Если бы ты поцеловала меня.
– Поцеловать тебя?! Мне?
– Так я и знала. Я была уверена, что ты не захочешь. – Она хлестнула веткой по очередному дереву. – Хотя, смертные постоянно так поступают.
Косо следя за ней, Марианна спросила:
– Ты поцеловала бы гигантскую обезьяну?
Эшли сразу не нашлась, что ответить.
– Тогда благодарю…
– Я не подразумеваю, что ты похожа на неё.
– Стоп, молчи. Дай, угадаю. Я воняю так же?
Марианна мстительно усмехнулась.
– Я подразумеваю, что ты намного сильнее меня. Стала бы ты целовать громадную обезьяну, которая способна раздавить тебя одним махом, а ты сама беспомощна перед ней?
Эшли косо взглянула на неё.
– Ты же так не думаешь, да?
– Не думаю? Я что, должна стать вампиршей лишь для того, чтобы думать так, как ты считаешь верным?
Она протянула Марианне ветку дерева.
– На.
Марианна удивилась и посмотрела на неё:
– Для чего мне эта ветка?
– Это не ветка, это способ тебе общаться со мной на равне.
Эшли приставила один конец ветви к своей шее и Марианна заметила её острый конец.
Марианна вытянула руку к противоположному концу: ветка оказалась на удивление твёрдой и тяжёлой. Эшли смотрела на Марианну в упор.
Уже стемнело достаточно, чтобы она могла рассмотреть цвет её глаз, но выражение лица её было каким-то спокойным.
– Это возможно утрясти несколькими хорошими ударами. Вначале сюда, затем в сердце. Так ты легко и навсегда избавишься от неприятной занозы, которую зовут Эшли.
Марианна слегка надавила на ветку. Эшли отступила назад. Затем снова и снова.
Марианна припёрла её к стволу дерева, прижимая ветку к шее, будто меч.
– Если ты сказала серьёзно, то сумеешь это сделать, – сказала Эшли, касаясь спиной ствола дерева, но ничего не предпринимая для своей защиты. – В действительности не надо никакого кола либо копья. Хватит простого карандаша.
Марианна сузила глаза и обвела веткой грудь Эшли, как фехтовальщица, очерчивающая круг, и кинула её на землю.
– Ты вправду изменилась.
– Ага, я изменилась настолько, что за прошедшие пару дней не узнаю себя даже в зеркале, – просто ответила она.
– И ты не убивала своего дядю.
– Ты лишь сейчас догадалась об этом?
– Нет. Но немного подозревала. Ладно, поцелую тебя.
Марианна ощутила неловкость, ведь ни разу до этого не целовалась с девочками. Но вышло, что это легко. Теперь она сообразила, что такое этот импульс, пробегающий по её телу от прикосновения к своей избраннице. Те чувства, появившиеся у Марианны при прикосновении к руке Эшли, усилились. И не были неприятными.
Возможно, они неприятны, если их пугаться.
Эшли отстранилась и посмотрела на Марианну.
– Вот. Видишь… – неуверенно произнесла Эшли.
Марианна пару раз издала глубокий вздох.
– Видимо, такое ощущается, когда проваливаешься в тёмную яму.
– О! Прости…
– Нет, я подразумеваю, это было…интересно. – <<Невообразимо интересно, – подумала Марианна. – Совсем несхоже с тем, что мне довелось когда-либо испытать>>. – Сейчас Марианна точно знала, что с этой секунды должна стать другой, что не сумеет жить, как раньше и уже не станет такой, как прежде. – <<Кто я теперь? Незнакомка, которой хочется счастья, хочется любоваться и рисовать ночное небо и звёзды, возможно, убивать животных и хихикать над смертью, как смеются братья. Я открою свою художественную галерею, научусь шипеть, если мне будут угрожать. Я стану красивой, жуткой, опасной и в своё удовольствие стану целовать Эшли>>.
Голова Марианны пошла кругом и она едва не летала от восторга.
<<Мне всегда нравилась ночь, – подумала Марианна. – И теперь я принадлежу ей вся>>.
– Марианна? – нерешительно спросила Эшли. – Тебе понравилось?
Та внимательно взглянула на неё.
– Я хочу, чтобы ты обратила меня в вампиршу.
На сей раз укус не был схож с ожогом медузы.
Всё случилось быстро. Эшли прикоснулась губами к её шее, Марианну окутало тепло и она неожиданно поняла, что гладит рукой её волосы. Её мысли…они были цветными, как радуга. Марианну ослепило это. Она испугалась: через её радужные мысли виднелась темнота – прошлые поступки Эшли, то, чего теперь она стыдилась, Марианна это ощущала. Но её стыдливость ни черта не могла поменять.