Лето придёт во сне. Приют

Теперь Агафья позволила себе сухо улыбнуться:

– Что же, девочки, не скрою, в последнее время вы меня радуете. Желаю успехов.

И она зашагала от нас, как всегда, прямая, словно её одежда скрывала не живое тело, а манекен вроде тех, что стояли в пошивочной у Варвары Петровны.

– Фу-у-ух! – Я плюхнулась на стул. – Ну, Ярин, ты и молодец! Я бы так отмазаться не смогла.

– Да это я с перепугу, – призналась подруга. – Как подумала, что Агафья может полезть после нас в комп и увидеть историю браузера! Космические корабли, машины времени, вот это вот всё…был бы номер!

Мне поплохело. Всё-таки прав оказался Дэн, снова и снова повторяя мне об осторожности. Вот оно – то, что я непростительно упустила из виду! История посещений браузера!

– Ой, а ведь она может!

Тогда мы и придумали систему, которая позволила нам не только лучше шифроваться, но и больше читать. Отныне, приходя в библиотеку и занимая компьютеры, мы открывали сайты: я – по церковному пению и сольфеджио, Яринка – по кройке и шитью. Открывали, а сами доставали планшеты и погружались в чтение, иногда лишь отвлекаясь на то, чтобы переходить со страницы на страницу, создавая видимость сетевой активности. И лишь по истечении законных сорока пяти минут, быстро смотрели то, что нам действительно было интересно, сразу после этого удаляя из истории посещений всё, чего там не должно было быть. Так что отныне, вздумай Агафья проверить, чем же так увлечены её питомицы, она не нашла бы ничего подозрительного.

И моя новая увлекательная жизнь, сотканная из трёх реальностей, продолжалась.

Глава 7

Снег

– Штурман, идём на сближение! – Яринка, раскинув руки, двинулась вперёд.

– Есть на сближение! – Я последовала за ней.

– Орудия к бою! Навожу на цель.

Мы синхронно подняли рогатки.

– Огонь!

Шишки свистели в воздухе и, ударяясь о твёрдую кору старого пня, падали в траву. Атака была молниеносной и неотразимой, враг пал, успев дать лишь несколько ответных залпов, которые, впрочем, не принесли никакого вреда двум космическим флагманам, коих являли собой я и Яринка.

– Есть! Ура! – Мы запрыгали на месте, потрясая в воздухе рогатками, а потом устроились верхом на пне, отдыхать после боевой операции.

Этот пень был обнаружен нами во время одной из прогулок, на которые мы с Яринкой теперь выбирались вдвоём раз в неделю. Караулить Агафью и кричать сойкой при этом было некому, но мы решились на риск. В конце концов, я и раньше убегала без всякой подстраховки, но ни разу не попалась. Да, сразу две пропавшие из поля зрения воспитанницы вдвое увеличивали шансы на то, что воспитательница обратит внимание на их отсутствие, но уж очень хотелось порезвиться на воле. Поэтому вечером каждой пятницы мы до ужина отправлялись в самоволку. И пока это сходило нам с рук.

Я показала Яринке тайник под поваленной сосной, показала рогатки – свою и Дэна, и, разумеется, она тут же потребовала себе такую же. Это заняло один вечер, к исходу которого моя подруга обзавелась изящной тонкой рогаткой цвета слоновой кости (Яринка обкромсала с неё кору и не стала обклеивать изолентой) с красивым именем Бланка.

На следующий день после изготовления Бланки мы и обнаружили нашего противника во всех предстоящих играх – почти чёрный от старости корявый пень. Он был кем-то наполовину выкорчеван и походил на выбирающееся из-под земли чудовище с множеством щупалец-корней. Выглядело это так устрашающе, что, увидев пень впервые, мы замерли и переглянулись.

– Ого, какой…

Яринка несмело хихикнула:

– Представляешь, если бы наткнулись на него, когда гуляли ночью?

Я тоже захихикала, но поёжилась. К счастью, пень был обнаружен днём и сразу принял участие во всех наших развлечениях. Ему довелось быть и морским спрутом, и подземным чудищем, и как сегодня – космическим боевым крейсером противника. В перерывах между атаками мы сидели на нём верхом, болтая о чём-нибудь или перекусывая стащенными из столовой печеньями. И скоро пень стал для нас таким же близким и привычным, как поваленная сосна над тайником.

Незаметно подошёл к концу сентябрь, с момента моей встречи с Белёсым прошло больше месяца, и хоть теперь я дважды в неделю бывала в лесу, но, кроме своих друзей, не встретила здесь ни одной живой души. Кто знает, может быть, угроза Дэна возымела действие, и Белёсый каким-то образом позаботился об этом? Так или иначе, но никто не нарушал нашу идиллию. С середины месяца лес начал менять наряд, зелень постепенно уступала место желтым и багряным тонам, земля покрывалась хрустящим ковром из опавшей листвы. Всё чаще под деревьями мы находили грибы – опята, грузди и, конечно, маслята, чьи мокрые шапочки пахли так волшебно, что я утыкалась в них лицом, закрывала глаза и словно возвращалась в родную тайгу. Грибы мы не трогали, приготовить их всё равно не было возможности, а так они радовали нас своим присутствием.

В приюте всё тоже шло замечательно. Я медленно, но верно осваивала музыкальные азы, уже умела брать на фортепиано простенькие гаммы, научилась, не стесняясь, петь на клиросе перед всей приютской паствой и получала истинное удовольствие от наших вечерних посиделок в закрытой церкви, которые мы называли спевками. Яринка тоже преуспевала. Её плащ звездочёта заслужил похвалу не только Варвары Петровны, но и самой Агафьи, которая пообещала, что, если Яринка будет и дальше столь усердна, ей позволят надеть этот наряд на рождественский бал. Воодушевлённая подруга тут же села за выкройку халата, из которого тоже грозилась сделать что-то необычное, но что именно, пока не говорила.

И конечно, мы продолжали читать при каждом удобном случае. А после уроков в библиотеке искали значение непонятных нам слов, что заметно расширило наш кругозор и сделало возможными такие игры, как сегодняшняя. Космические термины мы теперь вставляли, куда только могли. «Я чуть не опоздала на урок и летела, как комета!», «Да чтоб Агафью метеором пришибло!», «До экзаменов ещё сто световых лет». Мы прекрасно понимали, что подобные выражения, услышанные кем не надо, могут повлечь за собой неудобные вопросы, но не могли отказать себе в удовольствии хоть как-то почувствовать себя причастными к великолепному миру девочки Алисы.

Про Алису нам осталось прочитать четыре книги. Того момента, когда книги закончатся, мы и боялись, и ждали. Боялись, потому что было невыносимо жалко расставаться с полюбившимися героями, но Дэн обещал принести нам фильмы по этим книгам, только когда мы закончим чтение, поэтому приходилось торопиться.

Мои встречи с Дэном теперь происходили по принципу «вопрос – ответ». Я с ходу вываливала на него всё, что накопилось непонятного за неделю, Дэн хватался за голову, но объяснял, как мог. Он, как и обещал, закачал мне на планшет астрономическую энциклопедию, но это только прибавило вопросов. Информационный голод, который не могла утолить ограниченная школьная программа с её скудным списком литературы, требовал всё новых и новых знаний. А то, что знания эти являлись для нас запретными, только подогревало интерес.

Из рогаток мы теперь почти не стреляли, времени едва хватало наговориться, и всё равно каждый раз после очередной встречи я спохватывалась, что опять забыла что-то спросить. Полутора-двух часов в неделю нам явно не хватало для общения, но Дэн не соглашался на большее, а я не смела настаивать, помня о том, что он, в силу возраста, рискует больше нас.

А в середине октября случилось то, что должно было положить конец нашим и без того редким и коротким встречам. А именно – выпал снег.

Почему-то, насколько я себя помню, первый снег всегда выпадал ночью, и утром я обнаруживала за окном обновлённый мир. Так вышло и в этот раз. Мы проснулись не от будильника, а от восторженного щебета Настуси: «Снег! Выпал снег!». Я, Яринка и Зина вылезли из постелей и подошли к окну, за которым кружились снежинки. Это было красиво, как и ослепительная белизна снаружи, особенно после последних серо-дождливых дней, и мы понимали Зину и Настусю, которые сначала выразили свой восторг счастливыми взвизгами, а потом кинулись одеваться, чтобы встретить начало зимы на крыльце. И если бы наша с Яринкой жизнь текла в прежнем русле, мы бы сейчас составили им компанию, ведь первый снег – это всегда радостное событие. Первый снег – это снежки, это санки, это снеговики и горки, и, конечно же, приближающееся Рождество! Но сейчас снег для нас означал, что время прогулок и игр в лесу, время встреч и разговоров с Дэном откладывается до весны. До той поры, когда сойдёт снежный покров и по следам на нём уже нельзя будет обнаружить нашу тайну, нашу лазейку, наш кусочек свободы. Поэтому мы и молчали у окна, грустно глядя, как на улицу из корпусов выплёскивается волна воспитанников и взлетают в воздух первые снежки.

– Как же теперь… – Яринка растерянно обхватила себя за плечи. – Как теперь нам к забору?

Раньше мы не говорили об этом, хотя прекрасно понимали, что с началом зимы уже почти родной для нас кусочек леса станет недоступен. Зачем обсуждать то, что неизбежно? Только настроение портить. Смену времён года не остановишь, снег не заставишь растаять, не оставлять на нём следов не получится. Поэтому я не ответила Яринке. Но она заговорила снова:

– Я думала, что ещё хотя бы две недели. Раньше ноября снег обычно не идёт… Ну что за подлость?

Это действительно была подлость. В Маслятах снег выпадал намного раньше, но это на севере, в сибирской тайге, здесь же такого и впрямь не должно было быть.

– А знаешь, – сказала я, чтобы хоть как-то отвлечь и себя и Яринку от грустных дум, – мне папа рассказывал, что до войны зима наступала намного позже. А в Москве снег ложился вообще только под Рождество. И тогда зимой было тепло, как сейчас осенью.

Яринка сердито покивала:

– Мне тоже мама это говорила. У нас даже фотографии молодой бабушки были, она фотографировалась в Москве как раз на Рождество… хотя тогда это был, кажется, Новый год. А на фотке слякоть, лужи, и снега вообще нет. А теперь… это из-за войны?

Я кивнула.

– Дед Венедикт рассказывал, что бомбы сделали что-то с Землёй, и теперь климат меняется. И дальше будет ещё холоднее.

Яринка повернула ко мне встревоженное лицо, хотела спросить что-то ещё, но тут дверь распахнулась, и ворвались румяные Зина с Настусей, в чьих растрёпанных волосах блестели тающие снежинки. Они хохотали и держались друг за друга.

– Агафья прибежала! – сквозь смех сообщила Зина. – Сказала, что если те, кто выскочили без пальто, потом заболеют, то будут лечиться розгами.

Настуся заглянула в зеркало и с весёлым испугом схватилась за голову.

– Ой, я и забыла, что у меня волосы распущены!

– А что в этом ужасного-то? – буркнула Яринка, отходя от подоконника. – Ты же не на уроках и не в церкви.

– Нельзя ходить простоволосой, – наставительно объяснила Настуся. – Это неприлично.

– Кто тебе сказал? – настроение у моей подруги было хуже некуда, и она явно нарывалась на ссору. – Мы дома, когда во дворе играли, бегали с распущенными волосами, и ничего.

Настуся не поддалась на провокацию. Рассудительно объяснила: