Лето придёт во сне. Запад

– Ничего тяжелее тебе лучше пока не есть, – виновато пояснила она. – А ещё нужно соблюдать постельный режим, так что лезь обратно под одеяло.

Я с удовольствием послушалась. Немного кружилась голова, и очень хотелось пить. Яринка поняла это: молча наполнила стакан минеральной водой, протянула мне и внимательно наблюдала за тем, как я жадно его опустошаю. А потом вдруг расплакалась, уткнувшись лицом в ладони.

Я чуть не пролила остатки воды на одеяло. Первое, что пришло в голову, – новая беда! Яринка знает что-то, чего пока не знаю я, и плачет, потому что сейчас ей придётся это рассказать… Но подруга выдавила сквозь всхлипы:

– Прости меня, я так виновата! Я не должна была оставлять тебя там одну… в Оазисе.

Я не сдержала вздох облегчения, отставила стакан, аккуратно дотянулась и коснулась Яринкиного плеча. Но она по-прежнему прятала лицо, избегая смотреть мне в глаза.

– Я не должна была бросать тебя… Но я так испугалась! Бурхаев… он…

При звуке этого имени я, как наяву, увидела сырой подвал, почувствовала холод наручников, услышала крики Бранко и покрылась мурашками. Глухо ответила продолжающей всхлипывать Яринке:

– Правильно испугалась. Это страшный человек. И, если бы ты осталась в Оазисе, скорее всего, нас обеих здесь сейчас не было бы.

Яринка несмело глянула на меня исподлобья:

– Ты не обижаешься? Правда?

– Конечно нет! Это очень хорошо, что ты убежала. Мне больше не за кого было волноваться, только поэтому я и смогла вырваться оттуда.

Вообще-то я сказала это, только чтобы утешить подругу, но, уже заканчивая фразу, поняла: а ведь так и есть. Останься она на острове, я бы всё делала с оглядкой на неё. И ни за что бы не решилась напасть на Ховрина, думая о том, что Ирэн может отыграться – и, скорее всего, отыграется – на Яринке.

Подруга почувствовала искренность в моих словах, несмело улыбнулась:

– Я всё это время думала о тебе. Как ты там… что делаешь… не обижают ли тебя. И верила, что однажды ты придёшь. Даже Ян не верил, а я ждала. И, когда Серый позвонил и сказал, что ты здесь, я просто…

Подруга жалобно поморщилась, и, испугавшись, что она снова расплачется, я торопливо спросила:

– Кто это – Серый?

– Да охранник же из приюта! Сергей. Ты его ещё бледным звала.

– Белёсым, – машинально поправила я. – Слушай, а как он вообще…

Бесшумно приоткрылась дверь, в неё заглянул Бранко – посвежевший, разрумянившийся, с двумя пластырями на шее поверх недавних ожогов.

– Бэби Дайка! Проснулась, наконец-то? Мы уже беспокоились.

– Привет, – смущённо буркнула я: стало стыдно за то, что до сих пор даже не поинтересовалась у Яринки о своем товарище по несчастью. А ведь он пострадал из-за меня – и больше меня. В последний раз мы виделись вчера (или уже позавчера?), когда прибыли в этот дом и, наскоро приняв душ, отправились спать, отказавшись от еды, – настолько были вымотаны недавними событиями. Но теперь, судя по виду приятеля, он был в полном порядке.

Я попыталась подняться с постели, чтобы поприветствовать Бранко, но серб замахал руками:

– Лежи-лежи! Я только хотел сказать, что тебя приму без очереди, обращайся в любое время.

С этой загадочной фразой он исчез за дверью.

Я перевела недоумённый взгляд на Яринку. Она тихонько смеялась.

– Бран делает причёски девчонкам. Наши, как узнали, что он стилист, сразу осадили со всех сторон.

– Девчонкам?

– Потом познакомишься, – отмахнулась Яринка. – Нас тут много. И все в очередь к Бранко.

– Ну и не буду им мешать.

Яринка погрустнела:

– Вообще-то надо бы. Твои волосы. Они же…

Волосы! Машинально вскинув руку к голове, я наткнулась пальцами на жёсткие, обожжённые сосульки и вспомнила вчерашний (или всё-таки позавчерашний?) день, когда, встав под душ, вместе с шампунем смыла и часть того, что осталось от моей былой шевелюры.

Прислушалась к себе. Сожаления не было. Да, мне нравились мои волосы такими, какими их сделали в салоне Оазиса – гладкими, как шёлк, струящимися, с озорными изумрудными пёрышками, запутавшимися в русых прядях. Но здесь нет салонов. Здесь нельзя ходить с распущенными волосами, с крашеными – тем более. Здесь меня в любом случае ждала бы только унылая туго заплетённая коса. Так о чём переживать? Тем более странно, что девчонки, о которых сказала Яринка, так рвутся к Бранко. Что он может для них сделать? В лучшем случае – подровнять кончики или выстричь чёлку.

Я уже хотела спросить об этом у Яринки, но меня остановил её взгляд. Пристальный, тревожный, с затаённым ожиданием. Первая мысль, конечно, снова была о плохом: от хороших новостей я уже отвыкла.

– Что?

Подруга покусала губу, но желание выговориться победило:

– Дайка, ты только не волнуйся. Михаил Юрьевич нашёл твоих родителей.

Над покатой крышей, куда мы с Дэном выбрались через чердачное окно, висела полная луна. Глядя на неё, я вспомнила, что, когда, спасённая из лап Бурхаева, только-только попала в этот дом, то в один из первых вечеров здесь видела в небе лишь половинку её. Выходит, прошло не больше двух недель? Верилось с трудом: казалось, что миновали месяцы, время тянулось невыносимо медленно, оно просто издевательски топталось на месте!

Дэн подал мне руку, хоть я и не нуждалась в поддержке. Да, крыша оказалась наклонной, но мы двигались по широкому горизонтальному коньку кровли, не рискуя соскользнуть вниз. Ладонь Дэна приятно грела, и я не захотела отпускать её, даже когда мы уже уселись на краю, свесив ноги вниз.

– Красиво? – спросил Дэн, пытаясь поймать мой взгляд.

Красиво. Несомненно. Помимо плывущей по небу румяной луны, глаз радовала россыпь уютных разноцветных фонариков, светящих сквозь уже вовсю распустившуюся листву деревьев и кустов. Фонарики были везде: на газонах и на дорожках, на ветвях и на кованых оградах – престижнейший московский район Черешнино ночью особенно впечатлял. А учитывая, что трёхэтажный особняк с готической крышей, в котором временно расположились мои друзья, возвышался над всеми окружающими домами, вид открывался завораживающий.

– Да, очень, – ответила я, но без особого энтузиазма. Совсем не этого ждала я сегодня от Дэна, не за этим подошла к нему, едва лишь друг появился на пороге.

А появлялся он нечасто.

Вместе с Яном, Игой, Михаилом Юрьевичем и другими здешними обитателями, Дэн почти всегда находился в отъездах, о цели которых мне не было известно. Мне пока ничего не было известно, кроме того, что я слышала в ответ на все свои вопросы – здесь безопасно. Остальные объяснения откладывались на потом. И ладно: я была готова мириться с любой неизвестностью, кроме одной – о своих родителях.

О родителях я помнила всегда, несмотря на всё то что случилось и изменилось с момента нашей разлуки. Я помнила, кто я такая и откуда, а следовательно, никогда не забывала и о них. Но в тот переломный день, когда Яринка сообщила мне счастливую новость, я поняла, что увидеться с мамой и папой уже не чаяла. Их образы не потускнели в моей памяти, но были неразрывно связаны с прошлым, с тайгой, с Маслятами, неотделимы от всего этого. А тот факт, что никакой конкретной информации о них никто мне до сих пор не предоставил, лишь усиливал неверие в происходящее.

Конечно, я спрашивала! Я требовала и истерила! Но Яринка, чуть не плача, отвечала только, что не знает ничего, кроме уже сказанного, Дэн твердил то же самое. Ян, Ига, другие парни и девушки, то появляющиеся, то исчезающие в этом огромном доме, вообще не понимали, о ком я говорю. Оставался Михаил Юрьевич. Но он появлялся здесь от силы пару раз в неделю, запирался в своей комнате, а на мой скулёж под дверью отвечал лишь, что всему своё время, а пока мне должно хватить информации о том, что родители живы, здоровы и на свободе. Этой информации мне пока и хватало: ровно настолько, чтобы не сойти с ума от пытки неизвестностью.

Сегодня, ближе к ночи, из очередной отлучки вернулся Дэн, и я предприняла новую попытку что-то разузнать, пусть не о самих родителях, но хотя бы о том, когда Михаил Юрьевич собирается поговорить со мной о них. К моему удивлению, Дэн не попытался уйти от ответа, а шепнул: «Пойдём, я тебе кое-что покажу». Обрадованная, я поспешила за ним, думая, будто это «кое-что» наконец станет ответом на мои вопросы. Но Дэн привёл меня на третий этаж, к узкой лестнице, по которой мы попали сначала на чердак, а потом на крышу, где теперь и сидели под круглой луной. И пусть тут было чудесно, но я-то ожидала совсем другого!

– Только не поднимайся сюда одна, – попросил Дэн, по-прежнему сжимая мою руку. – Крыша бывает скользкой от дождя или от росы. И днём нельзя: лучше будет, чтобы соседи не видели посторонних людей.

– Дэн… – начала было я, но друг перебил:

– Подожди. Знаю, чего хочешь. Я потому и увёл тебя подальше от других, чтобы спокойно поговорить, чтобы никто не мешал.