Просторное помещение было полно света. Сквозь высокие сводчатые окна лилось солнце, отражаясь от белого мрамора стен и пестрых мозаичных узоров пола. Резные плиты изображали танцующих женщин в длинных складчатых одеяниях, меж ними высились розовые столпы, опоясанные венками из золотых листьев. Меж колонн, поверх плит, красовались узорные полукруглые своды, похожие на ребристую створку огромной раковины. В конце помещения в каменной чаше искрились струи крины в виде золотой сосновой шишки.
Но все это Эльга заметила лишь мельком. Они сидели здесь все сразу, и она даже приостановилась от неожиданности, будто в лесу наткнулась на целое семейство медведей. На мраморной скамье, на пурпурной с золотом подушке восседал сам Константин, без венца и лороса, а лишь в темном шелковом кафтане и красной мантии. Подле него устроилась Елена, уже в другом наряде, по сторонам – несколько молодых женщин и девушек с распущенными по плечам темными волосами. Но знакомого лица Феофано среди них Эльга не приметила. Девушки сидели на той же скамье, что и василевс с супругой: похоже, это их дочери. Так и есть – их пять, и младшей на вид лет тринадцать.
Не вставая ей навстречу, Константин произнес несколько слов. Теперь он улыбался и глядел как живой человек.
– Василевс еще раз приветствует тебя и просит сесть, – сказал над ухом толмач-скопец.
В подтверждение этих слов Константин указал ей на другую скамью, стоявшую углом.
– Скажи ему спасибо, – Эльга кивнула и направилась к скамье.
Усевшись, перевела дух. Теперь, когда семейство василевса не взирало на нее с небесных высот, а сидело почти лицом к лицу, она вдруг успокоилась и осознала: сколько бы золота ни украшало этих людей и их неоглядное жилище, тем не менее, они такие же смертные, как и она сама. Теперь она разглядела, что у Константина довольно светлая кожа – светлее, чем у большинства греков, – а глаза тоже светлые, даже, кажется, голубые. Вспомнилось, что ей рассказывали: бабкой Константину приходилась некая Евдокия Ингерина, то есть дочь Ингера – так греки называли Ингигейра, тогдашнего этериарха, родом из Северных Стран.
Зато дочери пошли в мать: все шесть августейших женщин были смуглы, с густыми черными бровями, большими глазами и выступающими носами. Взоры Константиновых дочерей выражали жгучее любопытство пополам с испугом: так сама Эльга в юности могла бы смотреть на приведенную во двор медведицу.
– Василевс и его супруга приветствуют свою крестную дочь и еще раз поздравляют с тем, что приняла она крещение во имя Отца и Сына и Святого Духа, – перевел толмач. – Сердца их радуются, видя, что совершил Господь над тобою милость Свою, и изъял тебя из адской тьмы идолопоклонства, и привел к познанию истинного света Триипостасного Божества.
– И я рада, что снова родилась водою и силою Святого Духа, – Эльга слегка поклонилась Константину и Елене, пытаясь увидеть в этой паре совершенно чужих, непонятных людей своих новых, духовных родителей, посланных ей взамен утраченных двадцать лет назад Домолюбы и Вальгарда. – Радуюсь я душой и телом неизреченно, что причастилась Божественных Тайн пречистого и животворящего Тела и Крови Христа Бога нашего.
– Да будешь же ты верным агнцем Христова стада, дочь моя, – милостиво произнесла Елена, улыбаясь ей.
– Одно это великое деяние достойно того путешествия, которое ты совершила, – продолжал Константин. – Я много изучал предания и деяния владык прошлого, но никогда не слышал о том, чтобы к нам, василевсам ромеев, приезжала женщина-игемон из далеких и варварских стран. Равное тому случилось лишь тогда, когда был Соломон царем над всем Израилем, сидя на престоле Давида. Известно ли тебе, как принимал он у себя царицу Савскую?
– Нет, но я хотела бы услышать об этом, – с готовностью ответила Эльга.
Про себя она обрадовалась: пожелав что-то рассказать сам, Константин тем дал ей время опомниться.
– Царица Савская, услышав о славе Соломона во имя Господа, пришла испытать его загадками. И пришла она в Иерусалим с весьма большим богатством: верблюды навьючены были благовониями и великим множеством золота и драгоценными камнями; и пришла к Соломону и беседовала с ним обо всем, что было у нее на сердце. И объяснил ей Соломон все слова ее, и не было ничего незнакомого царю, чего бы он не изъяснил ей. И увидела царица Савская всю мудрость Соломона и дом, который он построил, и пищу за столом его, и жилище рабов его, и стройность слуг его, и одежду их, и виночерпиев его, и всесожжения его, которые он приносил в храме Господнем. И не могла она более удержаться и сказала царю: верно то, что я слышала в земле своей о делах твоих и о мудрости твоей; но я не верила словам, доколе не пришла, и не увидели глаза мои: и вот, мне и в половину не сказано; мудрости и богатства у тебя больше, нежели как я слышала. Блаженны люди твои и блаженны сии слуги твои, которые всегда предстоят пред тобою и слышат мудрость твою! Да будет благословен Господь Бог твой, Который благоволил посадить тебя на престол Израилев![21 - Третья Книга Царств, глава 10. Константин цитирует библейский текст дословно, что при его образованности неудивительно.]
– А когда это случилось? – спросила Эльга, тайком ужаснувшись, что ее дары покажутся уж очень скромными перед подношениями предшественницы: ни золота, ни благовоний, ни драгоценных камней она не привезла. Да и где ей взять верблюдов?
– Великий царь Соломон правил Израилем около двух тысяч лет назад, – улыбнулся Константин, понимая, что для его духовной дочери, вчерашней язычницы, все это совершенно ново. – Но в память о том дне царственность наша[22 - Царственность наша (цесарство наше) – используемое в договорах выражение, обозначение императорской персоны.] принимала твою светлость на Троне Соломона, сделанному по образцу того трона, на котором сидел Соломон. О нем так повествует Священное Писание: «И сделал царь большой престол из слоновой кости и обложил его чистым золотом; к престолу было шесть ступеней; верх сзади у престола был круглый, и были с обеих сторон у места сиденья локотники, и два льва стояли у локотников; и еще двенадцать львов стояли там на шести ступенях по обе стороны. Подобного сему не бывало ни в одном царстве. И все сосуды для питья у царя Соломона были золотые, и все сосуды в доме из Ливанского дерева были из чистого золота».
Так это в Библии! В тех преданиях, откуда греки берут образцы для своей жизни во Христе. Не так чтобы Эльга полностью поняла, что Константин хотел ей сказать, но оценила главное: он принимал ее так, как описаны подобные вещи в Библии, а значит, все идет положенным порядком.
Пока он говорил, Эльга украдкой оглядела покой и обнаружила, что здесь не только семья василевса. Чуть в стороне сидели двое мужчин. Один знакомый – все тот же патрикий Артемий. Второго, полноватого мужчину лет сорока, тоже безбородого, с ухоженными черными кудрями, она не знала, но, судя по богатой одежде и роскошной мантии, он занимал при Константиновом дворе весьма значительное положение. Здесь сидели те члены синклита, что были евнухами.
Приятно журчала крина в широкой каменной чаше, отгоняя жару месяца септембриоса. В воздухе витали загадочные и манящие запахи благовоний, въевшиеся, казалось, не только в занавеси и подушки, но даже в самый мармарос стенных плит и мозаик. Темно-красный, как переспелая брусника, камень скамьи гладкостью и причудливым узором напоминал твердый шелк.
– Царица искала у Соломона земной мудрости, ты же нашла у нас нечто большее – благодать Божию и красоту веры Христовой, – обратилась к Эльге августа Елена. – Так поведай, что у тебя на сердце, о чем еще ты желаешь беседовать с нами?
Собираясь заговорить, Эльга усилием воли отогнала то, что само просилось на язык: а эти золотые львы – они все-таки живые?
– На сердце у меня лежит великая радость, что я побывала в царстве вашем и приобщилась к Христовой вере, – начала Эльга, которой притча о Соломоне подсказала подходящие слова. – И ранее я немало слышала о красоте и величии царства Ромейского – передавал русам о нем и мой дядя, князь Олег, и мой муж, князь Ингвар. Они искали дружбы василевсов ромейских и заключали с ними договора ради взаимной нашей пользы и радости…
– Только они не всегда держали свое слово! – возразил незнакомый ей мужчина, когда Эльга замолчала, давая вступить скопцу-толмачу. – И договора эти порой оказывались разорваны ранее, чем минует указанный в них срок!
– Это паракимомен Василий, патрикий, – с поклоном просветил Эльгу толмач.
Безбородое лицо старшего царедворца расплылось в улыбке, но Эльга понимала: это упрек, а не любезность. Срок действия прежних договоров обозначался как «навсегда» и «во все годы». Но кончалась эта обговоренная «вечность» слишком быстро – едва успевало подрасти новое поколение воинов.
– Но ведь те люди были язычниками, – вступила в беседу августа Елена, доброжелательно глядя на Эльгу. – Потому они не могли держать слово, ибо двигала ими лишь злоба и корысть, как то свойственно варварам.
Вблизи Эльга разглядела, что ее новая, духовная мать – полная женщина лет на пятнадцать старше нее, с удивительно черными для такого возраста волосами – ни единого седого, – с выверенной величавостью движений. На удивительно гладкой белой коже ярко выделялись красные губы, окруженные темным пушком, мерцание самоцветов в крупных серьгах оживляло взгляд больших глаз под тяжелыми, затененными веками. На пухловатых запястьях плотно сидели одинаковые браслеты, покрытые разноцветными камнями и пояском крупных жемчужин. Фиолетовых шелк далматики, зеленоватый с золотом – мантии и золотистое покрывало под венцом делали ее похожей на птицу-павлина, которую Эльга уже видела и на рисунках мозаик, и живьем, в садах Мега Палатиона.
– Теперь все пойдет иначе, с Божьей помощью, ведь правда? – продолжала Елена, с истинно материнской снисходительностью кивая Эльге и ожидая от нее подтверждения.
– Более всего я хочу, чтобы в будущем все пошло иначе, чем прежде, – подтвердила Эльга с гораздо большей искренностью, чем Елена высказала свое пожелание. – Предки наши, прежние вожди руси, видели в землях вдоль Волхова и Днепра лишь удобную дорогу на Юг и Восток – Путь Серебра. Подчиняя славян, воюя с ним и собирая дань, они стремились лишь набрать больше мехов и челяди, чтобы продать все это булгарам, хазарам и грекам. Иные из них и сейчас еще видят в землях наших данников лишь источник товара, служащий обогащению княжеских дружин. Для них сам Киев – лишь удобное место для зимнего отдыха и пристань, откуда они по весне отплывут на поиски новых сражений, за славой и сокровищами.
Она умолчала, что таким был ее муж Ингвар. Таким же вырос ее сын Святослав: с младенчества он охотно впитывал понятия дружины, составлявшей для него главную семью. Зато на лице Константина отражалось понимание, что она имеет в виду. Целью этих походов русам видится в первую очередь его царство: от северной фемы Херсонес до окрестностей столицы и даже лежащей куда восточнее Пафлагонии.
– Но есть среди руси другие люди, – продолжала Эльга. – Эти люди желают мира и доброго устроения той земле, где нашли свою новую родину. Не имея охоты подвергать себя ежегодным опасностям военных походов, они стремятся, опираясь на закон христианский, быть в мире с христианскими народами и жить с ними, как одна семья, обмениваясь всем лучшим, что есть у каждого из нас. Но в твоих руках, василевс, сходятся все нити власти, в твоей воле объединить все потребности, что мы имеем, и дать им всем удовлетворение. Поэтому я хотела говорить с тобой.
– Что ты желаешь получить от нас?
По лицу Константина было видно: он ждет услышать нечто хорошо ему знакомое. Все те же просьбы варварских архонтов, с которыми ему и его предшественникам доводилось иметь дело.
– Мне нужна помощь в построении на Руси церкви Христовой. Ты, василевс, первый защитник и жертвователь церкви греческой, так не оставь же помощью и дочь ее духовную – церковь русскую.
– Разве патриарх не рассказывал тебе, на какие средства содержится наша церковь? – Василевс удивился, не услышав ожидаемого, но не растерялся. – Дары василевса – лишь часть. У церкви есть земельные владения, и дары в нее приносят все христиане, кто заботится о спасении своей души. Ты ведь получаешь немалую дань. Мне известно число ваших данников, чьи земли простираются чуть ли не до края обитаемого мира, – это вервианы, другувиты, кривичи, северии… и прочие. Ежегодно ваши люди провозят меха, мед, воск и челядь и получают за это немало серебра. Этого вполне хватит на пожертвования церкви.
– Большая часть получаемого нами идет на содержание наших дворов и дружин. Я могу уделить часть на пользу служителей Христовых, но этого далеко недостаточно, чтобы показать язычникам всю силу и красоту закона Божьего, как он осуществляется здесь. Мы достигнем нашей цели и спасем немало душ, если церковь Христова в Киеве будет частицей Царствия Небесного как здесь – Святая София и другие храмы. И чем больше людей русских мы убедим последовать за Христом, тем менее ромеям нужно будет опасаться новых нашествий.
– Нашествий? – Константин нахмурился. – Василевсу ромеев Господь Бог отдал во владение весь сотворенный мир. «Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: придите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира»[23 - Мф. 25:34.]. И всякий, то из рук наших принимает истинную веру и указание пути к спасению от нас получает, отныне – сын и слуга верный Василии Ромеон. Господь и царственность наша ожидают, что ты, женщина влиятельная и честная, пришла сюда, имея целью, во всем уступив моей воле, установить между державой нашей и русами вечную дружбу. Тебе были изложены пожелания наши: прислать воинов для нашего флота, каковое условие заключалось еще между царственностью нашей и твоим мужем, архонтом Ингером. Теперь, когда благодать Божия коснулась уст твоих, я хочу услышать от тебя, дочери нашей: готова ли ты оказать помощь отцу своему? Ты желала получить иереев взамен воинов – патриарх даст тебе епископа, способного рукополагать иереев сообразно вашим потребностям.
– И поскольку василевс будет сам платить жалование воинам за службу, странно было бы просить, чтобы из нашей казны содержалась церковь, спасающая ваши души, – вставил Василий.
– Истинно, – подтвердил Константин.
– Мы могли бы поговорить о присылке воинов, – ответила Эльга: ее сердило вмешательство боярина-скопца в ее беседу с василевсом. – Но нам не слишком удобно отсылать воинов прочь из страны, когда у русов и ромеев есть общий враг – хазары. Русь может оказать ромеям важную услугу, разбив каганат. Пожалуй, даже большую, чем прислать несколько сотен воинов… к тому же не самых лучших.
– И что вы хотите? – бросил Артемий. – Мы не можем вступать в открытую войну с каганатом, пока не разделаемся с сарацинами.
– Об этом мы и не просим. Нам нужны всего лишь ваши союзники: печенеги, узы и аланы. Всем известна тесная дружба между ромеями и печенегами, – Эльга улыбнулась, намекая также на всем известную корыстную основу этой дружбы. – Если всемогущий василевс ромеев явит печенегам свою волю, чтобы они не тревожили наши пределы, а также посоветует архонту аланов поддержать нас, мой сын окажет василевсу эту важную услугу. И даже не попросит никакой помощи от самих ромеев.
Василевс и двое его приближенных воззрились на нее в изумлении; в глазах Елены августы впервые мелькнуло искреннее любопытство, а ее дочери, особенно старшие, смотрели на гостью чуть ли не с восхищением. Никто не ожидал, что пожелания архонтиссы русов идут настолько дальше привычных просьб о царских одеяниях, поясах и венцах.
– Василевс пока не имел намерения вступать в войну с каганом, – сказал наконец паракимомен Василий. – И чем разбрасывать силы союзников, куда лучше объединить их. Дай нам воинов, чтобы мы могли скорее одолеть наших врагов – сарацинов Сайфа ад-Даулы и критского эмира. А когда с этим будет покончено, возможно, мы обратим свои взоры на хазар.
– Царственность твоя желает, – Эльга взглянула на Константина и на миг опустила глаза, будто покоряясь, – чтобы я вернулась домой и сказала моему сыну: сейчас твои воины пойдут сражаться против сарацинов, ибо так угодно отцу нашему, василевсу ромеев…
Константин удовлетворенно кивнул, видя, что русская архонтисса наконец поняла его мысль.
– За эту службу василевс наградит русов, как ему будет угодно, а когда Бог пошлет победу и добычу, щедро раздаст награды, титулы и прочие милости. После того, если будет угодно его царственности, василевс прикажет своему войску идти на кагана, и буде русы пожелают присоединиться к нему, он и там достойно наградит их за помощь. Я верно поняла тебя – именно это я должна сказать моему сыну?
– Именно так, клянусь головой Богоматери! – подтвердил вместо Константина Василий; сам же август-космократор пристально смотрел на Эльгу, ожидая, что за этим последует.
– Тогда выслушай же, что ответит мне сын. Он скажет: «Мать моя и княгиня, как бы я ни желал исполнить волю василевса, духовного отца нашего, мне не позволят этого мои люди. Они скажут: мы своей кровью заслужим добычу, но получим лишь то, что ромеи пожелают дать нам. Потом, если им будет угодно, – а возможно, и нет, – они пойдут на хазар, и там, если повелит Бог, возьмут добычу снова. И снова мы получим лишь то, что они пожелают дать нам – тем из нас, что останутся в живых. Не лучше ли нам будет пойти самим на хазар, пока ромеи заняты сарацинами? Мы возьмем сами всю добычу и славу». Вот так он скажет мне, – Эльга прямо взглянула в лицо Константину, – и дружина его закричит: «Слава князю нашему!». А голос христиан будет тих и неслышен, ибо мало их. И не станет их больше, если царственность твоя не поможет мне создать достойную церковь на Руси. Но если ты поддержишь меня сейчас, то тем умножишь число людей русских, кто возвысит свой голос за тебя.