Княгиня Ольга. Львы Золотого царства

– Ну, не скажи, – возразил Савва, когда она поделилась с ним этим соображением. – В окрестностях Константинополя последнего дракона видели не так уж давно – если сравнивать со временами Феодосия. И полутора веков не прошло, как дракон не давал жизни одному монастырю тут неподалеку, его изгнал прочь своими молитвами святой Ианикий.

– Ты не шутишь?

– Так сказано в его житии, а значит, должно быть правдой.

– В дракона – верю, – заметил Мистина. – А вот что эту тварь можно изгнать молитвами…

– Ты видел эти стены? – Эльга посмотрела по сторонам.

На север, в сторону Суда, поперек мыса уходили высоченные Феодосиевы стены, выложенные продольными полосами: красные слои плоских кирпичей, более узкие, чередовались с более широкими слоями беловато-серого камня. Позади переднего пояса стен виднелся второй – еще выше. Довольно часто стояли башни: квадратные и круглые, мощные, будто горы, обтесанные рукой исполинского каменщика. Вспомнился тот великан, что строил стены Асгарда, – здесь, надо думать, потрудился кто-то вроде него. Кусты и деревья зеленели перед стенами, будто мелкая травка. С внешней стороны тянулся ров с водой – шириной с хорошую реку.

– Как? – выразительно произнесла Эльга и воззрилась по очереди на Мистину и его зятя Войко.

– Ты имеешь в виду Олегов поход? – уточнил Мистина.

– Он… Они… – Эльга огляделась, пытаясь разобраться в местности. – Здесь у нас Пропонтида. Вон там – Суд. Вещий велел поставить лодьи на колеса и под парусами перевел их по земле из Суда в Пропонтиду…

– Наоборот. Греки закрыли устье Суда цепью, и туда было не войти.

– Хорошо, наоборот. И этим устрашил греков, заставив сдаться и выплатить дань… Так?

Воеводы молчали. Предание, которое в Киеве звучало убедительно и гордо, здесь доверия не внушало. Все знали, что без колдовства невозможно заставить лодьи двигаться по суше, пусть и на колесах. Потому Вещего и считали отчасти колдуном. Но при виде мощи этих стен как-то слабо верилось, что подобной хитростью удалось бы устрашить греков.

– Да я давно думал… – Мистина вздохнул. – Они, Вещий с дружиной, заняли эту гавань и разоряли предградья. Если греки Суд заперли цепью, наши могли перетащить лодьи отсюда туда, – он показал вдоль стены в ту сторону, где через пять поприщ синел не видный отсюда Суд, – и перекрыть подвоз с моря и суши. И…

– И ромеям было дешевле просто откупиться от них, – вставил Савва. – Дать немного тканей и красивой утвари, чтобы эта докука убралась отсюда и не мешала Городу жить. Ведь если бы на двор твоего жилища забралась пара злых собак, тебе бы тоже было проще бросить им пару костей? Только не подумай, королева, будто я называю псом твоего прославленного родича! – спохватился он.

– Псов я бы велел заколоть, а то так и будут каждый день таскаться, – заметил Мистина. – Но я не знаю, как бы я стал брать этот город, даже если обложить со всех сторон! – честно признался он, рассеянным взглядом скользя по верхнему краю стены.

– Даже я в затруднении! – засмеялся Савва. – А уж я повидал разных городов, побольше твоего! К тому же вашему родичу приходилось поторапливаться, пока не подойдут провинциальные схолы. Рад, что ему хватило ума взять то, что предлагали, и снять осаду.

Эльга молчала, с тайным недовольством поджимая губы. В общем, Савва не сказал ничего оскорбительного. Но выходило, что Олегов поход на Царьград, ставший основой гордости руси и стягом ее ратной славы, здесь, на месте, выглядел мелочью, потерявшейся среди других событий жизни тысячелетнего города. И это было обидно.

– И вот еще что не пойму, – добавил Мистина, рассматривая башни и стену вокруг ворот, – куда и как здесь можно повесить щит?

– Может, штырь между камнями вколотили? – предположил Войко.

Подобравшись поближе, осмотрели кладку: мраморные блоки были пригнаны друг к другу так плотно, что между ними не просунуть и волоска. Если не приглядываться, то вовсе можно подумать, будто эти стены и башни не построены, а вытесаны из цельной скалы.

– Подходящей дыры не вижу… – сделал вывод Мистина.

– Могли замазать!

Войко и отроки чуть ли не носами возили по стене, надеясь все же найти подходящую дыру или хоть выбоину. Облазили резную облицовку срединных царских ворот, боковые, поменьше, предназначенные для простых людей.

– Могли, – согласился Савва. – Ромеям, конечно, хотелось уничтожить все следы этой неприятности. Эти ворота священны: василевс-победитель вступает через них в ждущий его город, как… – он с улыбкой покосился на Эльгу, – как муж соединяется с женой на ложе. Ведь по-гречески про город говорят «она», как про женщину. Поэтому, я слышал, один болгарский архонт грозил воткнуть в них свое копье…

Отроки вполголоса высказались насчет сути этого отверстия в городских стенах; Эльга сделала вид, будто не слышала. Однако теперь желание Вещего именно здесь оставить свой след приобрело в ее глазах совершенно иное значение, куда более глубокое.

– Поедем! – вздохнула Эльга.

Было ясно: об этом дне в Киеве рассказывать не стоит.

Она повернулась к гавани, где остались лодьи; Мистина сзади положил руку ей на плечо, будто хотел своей спиной закрыть от Саввы. На лице его отражалась досада.

* * *

Решительный миг настал, когда уже шел месяц серпень, греками называемый августос. Если на Руси в это время прохладно по утрам, а на родине Эльги и Уты, земле северных кривичей, идут дожди, то здесь стояла та же нерушимая жара – такая, какая в Киеве выпадает только в самую жатвенную страду. Зной с безоблачного неба палил такой, что выловленную из моря рыбу можно было жарить прямо на камнях. Даже ночью становилось лишь чуть прохладнее. Княгини поняли, для чего нужны «крины», и по полдня проводили на мраморяном бортике, близ несущих прохладу струй. Отроки, свободные от службы, почти не вылезали из моря. Лица их приобрели кирпично-красный цвет, а женщины уберегались от того же, лишь старательно прячась в тень. В самый солнцепек спасались под каменными сводами галерей палатиона либо в тени сада, и невольно приобрели привычку гулять по ночам, а днем прятаться в мраморной тени и долго спать по утрам. Однако, несмотря на жару, вся растительность пышно зеленела, на виноградных плетях, ползущих по деревьям в саду, наливались зеленые, красные и черные грозди.

Под сводами катехумения Святой Софии висела отрадная прохлада, ясно олицетворяя Божью силу, спасающую от адского пламени изнурительного греческого лета.

– Я нашел для вас епископа, – однажды сказал патриарх, когда они с Эльгой прохаживались вдоль мраморного ограждения. – У Иоанна Претечи в Петрионе[20 - Один из монастырей в Константинополе.] есть достойный человек, архимандрит Марк, – муж честный, учительный, почестей и наград вовек не искавший, но жизнь свою отдающий на служение Господу. На следующую нашу встречу я приглашу его, и вы побеседуете. Еще лучше будет, если племянник твой Элег сам съездит к Святому Иоанну и убедится, как разумно там все устроено и как хорошо идет служба. Будет Марк рукоположен в епископы, и тогда уж сам сможет посвящать иереев и дьяконов для той церкви, что вы с ним построите, с Божьей помощью.

– Я много думала о том, что узнала от тебя, отец мой, – собравшись с духом, начала Эльга. – Все в воле Божьей, но я не хочу навлечь упрека, будто привезла служителя Господня в чужую страну и там покинула без помощи. Я много думала и говорила с моими людьми, что смогу дать, чем пожертвовать на построение церкви Христовой в Русской земле. Наша земля иным обильна, а иным бедна. Не хочу опозорить дело истины Христовой убожеством храмов и бедностью служителей. Все мои достатки – лишь пыль рядом с достатками василевсов ромейских.

– Чего же ты хочешь? – Патриарх воззрился на нее с неудовольствием. – Одежд и венцов?

– Для себя – ничего. Но для дела Божьего… Я хочу сказать василевсам: если я стану их дочерью духовной, когда свершится надо мной благое дело святого крещения, то и церковь моя, русская, будет дочерью церкви греческой. А добрый отец не отпустит дочь из дома без хорошего приданого, верной челяди, да и после иной раз поможет.

– Ты желаешь, чтобы василевс ромеев содержал церковь для росов?

– Василевс ромеев желает получить от меня воинов. Я желаю получить от него помощь в построении церкви. Прошу тебя, отец, помоги мне повидаться с василевсом так, чтобы мы могли побеседовать. С Божьей помощью, мы найдем способ договориться, чтобы моя церковь не пропала в убожестве, но и не слишком обременила собой Василию Ромеон.

– Что ты такое задумала?

– Я не смею, отец, говорить с тобой о торговле и пошлинах. Лишь василевс, во Христе самодержец, все нити земные и небесные в своих руках собирает. Он научит меня, как русам и души свои спасти, и с греками в мире вечном пребывать. Если же нет… Я – всего лишь женщина, – Эльга развела руками. – Мне одной не под силу удержать крепкий щит, чтобы злоба и корысть более Романию не тревожили. Вместе с Христовой церковью мы построим крепкие стены, что оградят ромеев от зла с севера. Но если василевс не сделает шага мне навстречу, то мне не управиться.

Патриарх помолчал. Он хорошо помнил нашествие росов пятнадцатилетней давности – под предводительством мужа этой женщины. Тогда разорению подверглись берега Понта до самой Пафлагонии. Ребенком он был свидетелем другого набега, когда русские дружины сюда приводил ее дядя с почти таким же именем – Эльг. Потом читал беседы патриарха Фотия, который почти сто лет назад наблюдал набег, разоривший предместья столицы и ближние острова. Чуть позже Василий август добился дружбы русских архонтов и даже склонил, говорят, к принятию христианства, но на этом и остановился. Положился в остальном на волю Божью. Бог же, видимо, хотел от ромеев подтверждения делом их желания умножать число христиан.

И вот пришла эта женщина, вдова разбойника, покончившего жизнь, как рассказывают, позорной разбойничьей смертью. Господь наставил ее искать спасения в вере. Но не спросит ли Господь, если они, христиане, и дальше сделают все тот же первый шаг и на этом опустят руки? Тот, кто уже дважды пытался возделать сад, держа лопату вниз череном, хотя бы на третий раз должен понять свою ошибку и взяться за дело как следует.

– Хорошо, архонтисса, – наконец промолвил Полиевкт. – Я обращусь к василевсу с просьбой позволить тебе высказать ему все, что у тебя на сердце. Но помни, – он строго взглянул в смарагдовые глаза этой посланницы благой вести для далекой варварской страны, – Бог все помыслы наши видит и воздаст человеку по делам его.

* * *

По завершении двенадцати недель, когда гранатовые деревья покрылись плодами красными как кровь, на праздник Рождества Богоматери, было назначено крещение архонтиссы Эльги. Местом священнодействия избрали церковь Богоматери в Халкопратах, которую василевс ежегодно посещал в этот день. А назавтра Эльге предстоял долгожданный прием в Мега Палатионе – у земных владык этого царства, ее крестных родителей и восприемников от святой купели.

За несколько дней до этого в палатион Маманта явился асикрит логофета дрома, присланный сообщить: между приемом у августы и обедом архонтисса Эльга будет принята в собственных покоях Елены для частной беседы с богохранимым василевсом Константином и его августейшим семейством.

* * *

Рассвело, но над густым лесом висел туман, как бывает в месяц вересень. Через чащу по узкой, едва заметной тропинке от реки пробирался молодой мужчина с коробом за спиной. Медвежья накидка на его плечах повлажнела от росы. Лет за двадцать, с продолговатым лицом, острым носом и рыжей бородой, рослый, худощавый, с длинными конечностями, он по виду напоминал скорее оленя, чем медведя, однако накидка эта была ему так же привычна с самого детства, как и имя – Медвежко. Другого он никогда не знал.

Под первыми солнечными лучами на прогалинах острым блеском переливались капельки на высоких, уже пожелтевших стеблях трав по сторонам тропы. Осень выдалась дождливая, но теплая, и осинники, ельники, опушки рощ пестрели бесчисленными головками грибов – рыжими и бурыми. Алела среди блестящих листиков брусника. Тропу пересек отпечатанный во влажной глине свежий след – недавно прошла лосиха с лосенком.

Но в глубине ельника висел вечный полумрак. На хвое стежка потерялась, однако Медвежко уверенно шел вперед, пока не уперся в серый тын с воротцами. С высоких кольев таращились пустоглазые коровьи черепа. Не стучась, гость толкнул левую створку и вошел в тесный дворик.

Старуха хозяйка вышла за порог, услышав шаги. Годы согнули ее, однако и ей приходилось пригибать голову, выбираясь из тесной, вросшей в землю избушки.