Рожа. Сборник рассказов

– Но ты ведь просил обычную жизнь. Быть как все. Ты её получил.

–Но это ужасная жизнь. Я наелся. Я хочу обратно в свою преисподнюю. Я же всемогущий свирепый демон!

– Был.

Гость с удивлением взглянул на писателя и нахмурился:

– Что значит был? Я – вот он, здесь. Ты… ты что, заменил меня? Кем?

– Бельегором. Слушай…

– Этим? Нет, нет…

– Прости, Бардук. Но ты же должен понять, место злодея не может пустовать долго. И мне пришлось.

2017

Ведьма из Плицера

Телега медленно проехала мимо пожиравшей её глазами толпы и скрылась за поворотом. Последнее, что видели люди, были голые серые ноги, торчащие из-под куска чёрной кожи, накрывающей груз. Последнее, что люди слышали, были свист хлыста, за которым последовал еле слышный хлопок и жалобное короткое ржание.

После этого, люди знали, уже ничего не будет, и они начали расходиться.

Две женщины задержались. Одна подбирала рассыпавшиеся яблоки в большую корзину, вторая, кривая на левой бок, стояла рядом и просто смотрела, поправляя воротник.

– Ты куда теперь? – Спросила она ту, что с корзиной.

– Не знаю. Говорят, в Плицере лучше не станет.

– Так куда?

– Тётка моя живёт тут недалеко. Трактир у неё.

Кривая оставила на миг свой воротник в покое и оживилась.

– И работа там есть?

Та, что с корзиной, покачала головой.

– Нет работы. Разве что дальше по деревням идти, там, говорят, ещё есть.

Обе замолчали и задумались. Та, что с кривым боком, очнулась первая, вздохнула и пробормотала:

– Эту зиму многие не переживут.

– Это точно. Последнее яблоко. Хочешь?

Кривая благодарно взяла яблоко и вонзилась в него зубами.

– Вкусное.

– Да, больше не будет яблок. Распродам эти и уйду.

Кривая сунула монетку той в руку и медленно, хромая на левую ногу, пошла в ту же сторону, куда ранее отправилась телега.

Повернув за угол и пройдя несколько домов, она скрылась между заросшими кустами заборами и вдруг преобразилась.

Хромота и кривой бок исчезли, а воротник, отброшенный назад, обнажил красивую белую кожу.

Быстро и легко женщина пробежала мимо длинного ряда оград и оказалась на самом краю деревни, у вросшей в землю ветхой лачуги. Там она вновь преобразилась – захромала и ссутулилась, осмотрелась и быстро зашла внутрь скромного жилища.

Внутри было темно, два крохотных окна пропускали слишком мало света. Впрочем, женщине свет и не был нужен, чтобы ориентироваться внутри, она знала в этой лачуге все углы и все щели. Не зажигая свечи, в полутьме, она прошла прямо к кровати и рухнула на неё, зарыв мокрое от внезапных слёз лицо в покрывало.

Розовый, совсем крохотный поросёнок с прозрачными ушами и ещё мягкими копытцами, извивался и дико перебирал ногами, раззевал пасть, словно орал и вращал безумными от ужаса глазами. Он тонул, и на спасение у него не было даже надежды – он находился внутри металлической клетки. Зулима с разрывающмся сердцем смотрела на мучения крохи, но не могла заставить себя войти в воду. Она протянула руки, чтобы ухватиться за клетку и вытащить её на поверхность, одновременно балансируя и пытаясь не свалиться. Земля под её коленями начала осыпаться в воду, прямо на полуживого поросёнка, окрашивая воду в тёмный цвет, и под конец огромный комок земли вместе с травой обрушился вниз, чуть не утянув Зулиму с собой, и для поросёнка всё кончилось.

Сильная дрожь потрясла тело Зулимы, она скорчилась, а перед глазами её встал пронзительный взгляд несчастного крошечного существа, которому она не смогла помочь.

Больше медлить было нельзя. На непослушных деревянных ногах Зулима доковыляла до хижины. Из окна наружу прорывался неровный, мерцающий свет свечей, это было странно. Кто мог зайти внутрь? Кто бы решился? Зулима распахнула дверь и, дёрнувшись всем телом, проснулась. Ужас, содрогнувший её больше, чем страшная смерть поросёнка, ужас от вида себя самой, улыбающейся себе самой, ужас, ставший наваждением, будил её резким толчком каждую ночь уже несколько месяцев подряд. С ночи, наступившей после самой первой казни.

За следующий месяц казнили ещё четырёх ведьм. Все они были известны своей красотой и положением. Злорадствующие наследники и обманутые жёны провожали телеги с серыми трупами до самой развилки. Зулима всегда наблюдала за ними, спрятав лицо за грязным воротником, слушала их разговоры, запоминала их имена, следовала за ними до самых дверей их домов.

Ночами первые заморозки уже давали о себе знать, но Зулима отчего-то медлила с подготовкой к зиме, не заделывала щели в лачуге, не зашивала дыры на старом зимнем плаще. Она как будто не замечала изменений за окном, поглощённая важной работой. Из дома Зулима выходила лишь за хворостом и за едой. И ещё она выходила смотреть на казни.

– Плицер уже не тот, – сказала грузная рыжеволосая торговка своему бледному мужу, не сводящему глаз с трупа  казнённой только что женщины.

– Повсюду смрад и нищета.

– Да, – поддакнул мужчина.

Здоровенный палач наклонился над телом казнённой и заинтересованно что-то рассматривал у неё на груди.

– Дьявольский знак, – прошипела торговка и толкнула мужа в бок, – дьявольское отродье.

Толпа тревожно следила за палачом. Зулима тоже была в толпе, как раз рядом с рыжеволосой и её мужем. Её сердце трепетало от гнева и глубокой печали. Улучив момент, когда они оба отвлеклись на палача и его жертву, она слегка прикоснулась к руке торговки своей ладонью, обёрнутой листом лопуха и растворилась в толпе.

Хромота доставляла Зулиме много хлопот. Уйдя в заросли, она сразу расправила плечи и потянулась. Пальцы ноги опять онемели, теперь хочешь не хочешь, а придётся прихрамывать до самого дома. А там она быстро разберётся и с болью, и с отёком, если они опять появятся.

В лачуге было прохладно и зябко. Серое сыроватое на ощупь покрывало совсем не грело, а крохотная печка остыла уже давным давно. Лишь только аромат сухих трав смягчал немного атмосферу в доме, придавал ему едва уловимую нотку уюта, напоминая о том, что в лачуге кто-то живёт.

Зулима стояла на другом берегу ручья, наблюдая за своим домом и за толпой людей, явившихся линчевать очередную ведьму. Она давно знала, что и ей не избежать этой участи, и была готова. Взбудораженные, возбуждённые предвкушением расправы и крови, люди скопом набились в лачугу. Обнаружив, что внутри никого нет, они вышли наружу, разъярённые ещё больше, но следующие,  опьянённые охотой, продолжали входить в дом, чтобы своими глазами убедиться, что ведьма сбежала. Опутанные густой серой паутиной, сажей и пылью, разбрасывая проклятья, желающие расквитаться с ведьмой и обманутые в своих ожиданиях, люди распотрошили лачугу, вытащив жалкую мебель во двор, а потом подожгли и пожитки, и сам дом и не уходили, пока жуткий костёр не догорел. Последними с кострища ушли дети-бродяги, ведомые любопытством и теплом огня, и на них Зулима глядела с грустью и сожалением.

После ухода Зулимы в Плицере начался повальный мор. Не было хуже заразы, чем та, которую скрыла она в своём доме, и которую люди сами разнесли по своим домам. А к весне Плицер начал считаться вымершим.

2017

Громоотвод

В баре, куда я зашёл обсохнуть после того, как автобус забрызгал меня с ног до головы, а заодно и пофилософствовать о своей тяжкой доле, было накурено так, что к стойке пришлось добираться чуть ли не на ощупь. Бармен тоже не сразу заметил меня, мне пришлось два раза окликнуть его, пока он не махнул мне рукой.