– Тааак! Началась ролевая игра? Подойдешь ко мне при встрече, пожмешь мне руку и скажешь: «Здравствуй, товарищ Александр Иваныч!»
– Ага. А что мне надеть?
– Ох, Богомила!
– Ну, раз за революцию речь зашла, значит – бесформенный пиджак и косынку? Юбку до колен, кирзовые сапоги, панталоны, бюстгальтер из хб?
– Главное, что не надеть. Кстати, спасибо за фотографии с моря. Смотрю на тебя, завернутую в арафатку, с камушками в пирамидке на твоем плече и думаю: а под арафаткой-то ничего нет
– Да-да…
– Ты арафатку не выкинула в гневе?
– Сам-то как думаешь?
– А браслет? Было бы приятно увидеть их на тебе на какой-нибудь фотографии.
– Так и будет. А хочешь сейчас?
– Чего?
– Ну, увидеть?
– Конечно!
Фотосообщение
– Ох, Богомила! Что же ты делаешь со мной в два часа ночи!
Фотосообщение
– Богомила…
– Сашко…
– Ну вот, а ты про кирзовые сапоги. У нас уже есть свои фетиши…
– Так сапоги можно снять, товарищ. Знаешь, а я тебе ведь полотенчико свое отдать хотела. Жалко, пропало оно в последний день. Может, его Алексей украл на память? Или Регина, для сожжения?
– Ага, как в ритуале вуду.
– Ты забавный. С тобой весело бывает, когда не хандришь.
– Сейчас тайну тебе скажу. Ты помнишь в «Братьях Карамазовых» про Грушенькин изгиб ножки?
– Не помню
– Ну, там все с ума с ходили от этого изгиба, слюнями исходили.
– Так я-ж не читала «Карамазовых»! Пишешь, как о какой-то эротике девятнадцатого века
– Прочитай! (сказал он строго и стукнул легонько указкой школьницу)
– Так что за тайна? (я вся в предвкушении).
– Эх… Я тоже запал на изгиб. Мне снится твое плечо, Богомила. У тебя, когда ты лежишь на боку и расслаблена, плечо складывается, как крыло у птицы. Тебе такое, наверное, даже в голову не приходило.
– Не приходило… Ух, вот это признание тридцатидевятилетней…
– А еще у тебя прекрасная грудь.
– Мне и самой моя грудь нравится. А почему ты не снял меня на камеру? Или, хотя бы, на телефон?
– Не знаю. Была мысль, когда ты спала. Но это как-то… как подсматривать. И потом, я бы сейчас вообще впал в депрессию, глядя на такие видео или фото. Потому что твои фото сейчас – это сейчас. А с пляжа в Израиле – это просто искусство. Вот если бы я был сейчас с тобой и мы вместе бы смотрели…
– Ага, рассматривали бы, как в картинной галерее… Ты, кстати, рисовал когда-нибудь?
– Нет, Богомила. Я не художник. Я только запоминал пальцами твое лицо, твою грудь, воображал себя скульптором, который сможет тебя вылепить. Фантазер я, в общем
– А я ходила в художественную школу, рисовала. Но это не мое. Не пошло. Но я старательная.
– Ты вообще старательная. Я видел, как ты свой велосипед протирала и смазывала на Мертвом море. А еще у тебя великолепные зарисовки из детства, что ты мне прислала, я прочитал их, как вдохнул. Ты еще писала? Тебе надо писать.
– Нет, я не пишу. Это не для чтения, это так…
– Зарываешь талант.
– Нет. Мой талант в другом. Я шью и вышиваю хорошо. Еще читаю хорошо. С анализом прочитанного . А писать не люблю.
– Еще ты хорошо лечишь мою хандру.
– Цем.
– Не могу ответить тем же. Очень хочу сильно тебя обнять и поцеловать в губы.
– Это уже не цем. Я много хочу из того, что у нас было. Жаль, я была сильно уставшая…
– Представляю тебя не уставшую!
– Не представляешь.
– Уже боюсь!
– Не бойся. Лучше готуйся, Олександ Iванович, механiк.
– Дразнишься… Наказать бы тебя…
– Как наказывать будешь?