Место, где погиб зубр

– Подожди минут десять. Я сейчас там приберу и пойдем “заселяться”.

Мы забрались пешком в дальнюю часть поселка со взаимными подколами и уловками, будто нам и не было по двадцать пять и двадцать четыре года, а были те самые семь и восемь лет, когда его отец учил нас кататься. Забрали мои вещи из старенького серебристого «фольксваген поло», включая мой дорожный набор с красками и несколько холстов, и поднялись в до слез знакомую и почти родную угловую квартиру на четвертом этаже на улице Пихтовый мыс. Три комнаты и кухня в ней были ничтожно маленькие. Одна из комнат, самая большая, была проходной и не имела двери в коридор – лишь пустой дверной проем, чтобы не занимать место открывающейся дверью. Я, не спрашивая, пошел в «свою» комнату.

То была угловая комнатка, в которой не помещалось ровным счетом ничего, кроме двуспальной кровати. К стене над изголовьем были приколочены полки, дабы иметь возможность хоть что-нибудь здесь хранить, и пара крючков для одежды. Сбоку от кровати было окно. Я бросил свою старую спортивную сумку со всеми скромными пожитками на кровать.

Мы с Тимом скоротали вечер за скудным холостяцким ужином, парой рюмок коньяка и приятной беседой. Тима, как и многие кавказцы, выпивал редко, особенно во время сезона, но ради встречи со мной всегда делал исключение.

Мы легли спать пораньше, чтобы выспаться и успеть на первый подъемник, как и договорились с ребятами.

Глава 4.

Но к первому подъемнику я, конечно, проспал. И даже Тима не смог меня растолкать вовремя. Он сегодня взял выходной и мог себе позволить измываться надо спящим мной, сколько заблагорассудится. Вскоре я натягивал штаны с армейской скоростью.

В прокате, как всегда в это время, уже толпились люди. Кто-то жаловался на маленькие ботинки, кто-то на поцарапанную доску, каждый на свое. Я уже по опыту знал, что все эти жалобы не стоили и выеденного яйца, потому что отец Тимура был лучшим в своем деле. Он всегда с первого взгляда определял, что тебе нужно дать. Ты мог поспорить и получить, конечно, все, что бы ни попросил, но, как правило, оборудование, подобранное Хаджи-Муратом, подходило тебе больше всего. Кто-то из наших в сторонке занимался досками и лыжами, подбирал, советовал, выставлял на лыжах нужный вес. Работа кипела. Здесь вся жизнь кипела.

С моим приходом половина инструкторов бросило клиентов, чтобы поприветствовать меня и, как обычно, посмеяться надо мной, который проспал весь кайф и все их свободное время. Из-за такого радушного приема все присутствующие с интересом поглядывали на нас. Хаджи-Мурат без лишних вопросов скрылся за стойкой, погружаясь в недра своего проката, а потом вернулся, держа в руках черный старенький «либтех» и изодранные снаружи, но по-прежнему держащие изнутри, жесткие «бёртоны». Точнее, когда-то эти “бёртоны” были жесткими, но сейчас уже явно раскатались до “средненьких”.

Видок у всего этого был тот еще, но в деле они вместе творили чудеса, позволяя райдеру парить над склоном. У меня не было денег на новое оборудование, но Хаджи-Мурат, сам решил придержать этих, уже тогда не новых, красавцев для меня, когда увидел, как мы с ними вместе разрываем склон. Он сказал, что они сами выбрали меня и он не вправе после этого им противоречить. Несмотря на явно уже потрепанное состояние, они были еще способны на многое и были лучше многих новых ботинок и досок. При этом Хаджи-Мурат сам научил меня когда-то следить за ними, используя оборудование и материалы, имеющееся у него в прокате, чтоб ухаживать за инвентарем.

– Они все так же прекрасны, – сказал я Хаджи-Мурату.

– Это снаряжение ждало лучшего сноубордиста на этой горе. Если б на нем ездил каждый, кто думает, что хорошо катается, оно бы само попросило меня сжечь его, говорю тебе.

Как только я засунул ноги в ботинки и зашнуровал их, на меня сразу же нахлынуло чувство эйфории. Я дома. Я на своем месте. И я в своих любимых ботинках, в которых я с трудом мог даже распрямить колени.

Я сердечно поблагодарил хозяина и, обещав зайти к нему вечером после того, как разнесу в пух и прах его сына и его лучших ребят, которые должны были присоединиться к нам позже, потому что уже успели найти клиентов на утро, пока я спал, вышел из проката и направился в сторону подъемников, до коих было около десяти минут пешком. Тимур, прихватив лыжи и закинув их на плечо, громко цокал рядом лыжными ботинками.

Очереди в кассы уже не было, так что я без труда купил себе абонемент на несколько дней, втайне скрипнув зубами от уровня цен, положил выданную мне магнитную карточку в карман на рукаве и прошел к подъемнику, где меня уже ждал Тимур. Как и у всех инструкторов, у него ски-пасс был пополнен всегда заранее.

Ски-пассы, то есть абонементы на подъемники, позволяли подниматься на любой из уровней горы Мусса-Ачитара, вершина которой находилась на высоте трех километров и двухсот метров над уровнем моря. Подъем туда на новой канатной дороге проводился в три этапа. Первый включал канатную дорогу с навешанными на нее кабинками, или вагончиками, поднимающуюся до так называемого третьего уровня, что находился на высоте около двух километров. Дальше от третьего до пятого уровня, что был на высоте около трех километров, тянулась открытая шестикресельная канатная дорога. Каждый этап занимал минут по пятнадцать. Был еще третий этап и шестой уровень – туда вела открытая четырехкресельная дорога, но мы редко поднимались туда, поскольку вверх она шла минут пятнадцать, а с шестого до пятого уровня спускались мы меньше, чем за одну минуту. Однако, конечно, на шестом уровне было очень красиво – с одной стороны открывался вид на предгорье, а с другой можно было увидеть величественный Эльбрус – тезку нашего друга.

Туристы часто задавали один и тот же вопрос: «Почему уровни назывались «третий», «пятый» и «шестой»? Почему не «первый», «второй» и «третий», ведь так проще?» Я всегда в ответ с удовольствием обращал их внимание на старую сеть канатных дорог в Домбае, которая, прячась средь леса, была не так популярна и заметна, как новая. Возможно, я и был немного зануден, когда речь заходила о сноуборде или истории этого поселочка, но я упорно не хотел себе в этом признаваться.

Именно старая сеть канатных дорог издавна очерчивала все уровни горы, заставляя делать пересадку на каждом. Первым уровнем считался поселок. Старая канатная дорога вела от самого так называемого «лягушатника» на первом уровне – единственного выезда по горнолыжной трассе к поселку. А до первого уровня новой канатной дороги только что спустившимся на лыжах или сноуборде с горы требовалось еще дойти пешком через рынок.

Второй уровень располагался в лесу средь величественных елей. С первого до второго уровня старая канатка была однокресельной, а везде выше – двухкресельной. На третьем уровне было сразу два пересадочных узла – старой и новой канатной дороги, – несколько кафе и небольшой рынок. Туда же поднимались красные старые вагончики с первого уровня, перевозившие исключительно экскурсионные группы. На четвертом уровне располагалось множество кафе и прокатов, второй лягушатник и знаменитая гостиница «Тарелка», сделанная наподобие НЛО, возле которой так любили фотографироваться туристы. Эта гостиница стала своеобразной визитной карточкой Домбая. Здесь же, на четвертом уровне, осуществлялась пересадка на подъем до пятого уровня. На шестой уровень старая канатная дорога не вела.

Я любил рассказывать об этом, потому что сам любил старую сеть канатных дорог за живописные виды. Первые две ступени этой сети тянулись почти полностью через лес, делая подъем невероятно атмосферным и сказочным. Даже позвякивание ее кресел было мне приятно, да и, что уж говорить, абонемент на нее стоил дешевле. Но был у нее один существенный недостаток – подъем до пятого уровня на ней занимал раза в три больше времени, чем на новой канатной дороге. Отчасти это происходило от того, что старая канатная дорога больше петляла по горе, а новая шла напрямик наверх; отчасти – потому что сама по себе она была медленнее; а отчасти – потому что постоянные пересадки тоже занимали время. Поэтому предпочтение мы с Тимом все же отдавали новой канатке, хотя в непогоду и метель, как, например, вчера, когда закрывали все ступени выше третьего уровня на обоих канатках, мы с удовольствием поднимались на старой.

– Тебе понравится трасса, она просто обалденная после вчерашнего снегопада, – изрекла черепашка-ниндзя, под маской которой скрывался мой друг, когда мы наконец-то поднимались наверх.

– Как вовремя я приехал, – я сам был похож на такую же черепашку. Я видел это в отражении в маске Тимура, а, даже если бы не видел, то просто знал. Мы оба были закутанными с ног до головы, даже кончики носов скрывали балаклавы. Впрочем, здесь все так выглядели.

Вагончики проплывали над частоколом многовековых елей, по которым было сразу видно, о чем говорил Тимур. Огромные снежные слои, лежавшие на темно-зеленых ветвях, придавливали последних к земле так, что те, казалось, противостояли с огромным трудом. В высоту некоторые ели достигали на вскидку и восьми, и десяти этажей.

Со всех сторон канатную дорогу и поселок окружали могучие горы, но катались здесь только на одной – на Мусса-Ачитара. Я знал по названиям все окружающие вершины – Пик Ине, гора Белалакая, Зуб Софруджу, Домбай-Ульген и так далее. Не иначе, как захватывающие одним своим видом дух холодные великаны, обступившие маленький поселочек со всех сторон. От удаляющегося вниз поселочка поднимались в разных местах струйки дыма. Вся эта человеческая возня здесь, в стране великанов, казалась ничтожной.

Погода была облачной и холодной, но снег не шел. Но это не означало, что подобная погода сохранится на весь день. Вершины гор тонули в белых облаках.

Подъезжая к третьему уровню, мы поправили маски, надели перчатки, застегнули наглухо куртки. Следующая поездка выдастся гораздо холоднее. Двери кабинки открылись, и мы, ничего не забыв, устремились ко второму подъемнику.

На него была очередь. Людей было много, будто бы и не был будний день.

Тима сразу встал на лыжи, а борд я оставил в руках. Я больше любил держать его, нежели цеплять к одной ноге, как некоторые делали, и отталкиваться другой, хотя многие считали это методом “чайников”. К тому же, даже здесь чувствовалось, как ветрено на самом верху, а доска перед лицом неплохо загораживала от ветра.

Спустя минут десять мы сели на второй подъемник, опустили поручень и отправились наверх. Тим водрузил лыжи на подножку, а я восторженно болтал в воздухе ногами в предвкушении.

– Да уж, в этом году ты поздно открываешь сезон, брат, – сказал мой друг. – В прошлом году в это время ты уже во всю катал.

– Главное, что теперь открою.

Под нашими ногами проплывали участки черной и красной трасс, предназначенных для опытных райдеров, и участки никем не раскатанного снега вне трасс, который в некоторых местах, казалось, можно было подцепить носком ботинка – настолько он казался близко. Это говорило о том, что за последние дни здесь выпало очень много снега. Тима был прав, мне нравилась трасса на вид и я уже не мог дождаться, когда же окажусь на ней. Честно признаться, в отличие от многих райдеров, я почему-то больше любил трассы и твердый склон, нежели рыхлый снег, – наверное, потому что больше любил скорость. Хотя, что порою я не катался по свежему “пухляку” с ни с чем несравнимой эйфорией, я тоже сказать не мог.

Я глубоко вдохнул морозных воздух, легкие обожгло, как огнем. Ветер, огибая мою доску, которую я держал перед собой, забирался под куртку и снизу, и сверху.

Мы сошли с подъемника – я сошел, Тим изящно спорхнул на лыжах, толкнувшись палками, – и свернули направо, в сторону более крутых трасс. Они нравились нам больше за счет меньшего количества людей и, конечно, набираемой скорости, хотя катались мы периодически на всех.

Я устроился поудобнее прямо на снегу и застегнул привычными движениями крепления на ногах, как много лет назад учил меня отец моего лучшего друга. Сначала щиколотку, потом носок. Сначала ведущую ногу, потом другую. Каждый первый спуск в году я отмечал про себя каждый подобный рутинный шаг и наслаждался им. Ветер норовил прямо-таки сдуть с горы.

Я проверил, как держатся все крепления, чтобы не было недоразумений на склоне, и легким движением встал на ноги. Тима, начиная кривляться, уже воткнул одну лыжу пяткой в снег и раскачивался корпусом, облокотившись на палки.

– Ну, кто же круче: лыжник или сноубордист? – сказал я, цитируя фразу из популярного российского фильма, и бросился наутек, не давая оппоненту опомниться. Я знал, что он догонит и обгонит меня – так всегда бывает во время первых заездов. Так что я заслуживал немного форы.

Тело само вспоминало правильные движения, мои подсказки ему были ни к чему, напротив, только сбивали с толку. Доска параллельна склону – вот я проехал пологий участок. А вот и склон. И я почти влетел в него.

Я скользил по свежему снегу и набирал скорость, на которой меня начинал сбивать с ног ветер. Я каждый сезон восхищался первым спуском. Как и любой вид спорта, сноуборд – это танец. И сейчас я вспоминал его давно заученный ритм. Музыкой мне служили собственные эмоции.

Тима стрелой пролетел мимо, что-то крикнув, оставляя меня позади. Как же я отстал, а мне-то казалось, что я быстро еду! Этот спуск без сомнений останется за ним.

Он взял чуть выше трассы, залетая на пухляк, никем не раскатанный снег, и спрыгнул с него, как с трамплина, снова на трассу. За ним взвилось огромное облако снега. Я не мог уступить всю славу ему и последовал за ним. Я поднял собственное облако снега, подтягивая к себе ноги в прыжке. Приземлился коряво, конечно, чуть не упал. Я пообещал себе в следующий раз сделать лучше.

Я едва ли не чувствовал крылья за спиной. Нет, крылья – сказка, если они на спине. Все, что мне было нужно для полета, было под ногами и было реальным. Моя доска и ничего лишнего.

Один поворот пролетал за другим, один за другим пролетали сугробы. Я уже давно потерял Тима из виду, потому что видимость нельзя было назвать идеальной, но успел разглядеть его уже на следующем повороте мирно ожидавшим меня. Я подъехал к нему на скорости и резко затормозил, заставив его вытирать маску от снега. Я сел прямо в снег и захохотал.

– Я его тут любезно жду, а он еще надо мной смеется, подлец, – проворчал Тим. Ворчащая черепашка-ниндзя выглядела еще смешнее, поэтому я засмеялся только сильнее.

– Так не жди, я сейчас раскатаюсь, перегоню тебя и ждать не буду, – весело ответил я.

– Ах так! Ну, как знаешь, – сказал Тим, и след его мгновенно простыл, только теперь уже я отряхивался от снега. Я поспешил за ним и в следующий раз увидел его уже в очереди на следующую посадку.

– Лыжник круче, – в тоне ворчащей черепашки слышалось самодовольство и торжество. Я от души рассмеялся и Тима присоединился в этом ко мне.

Мы успели скатиться еще раза четыре с пятой до третьей, два из которых мы прогнали вне трассы, но очень близко из-за лавиноопасности в такую погоду, и в которые я успешно вспоминал все тонкости катания. Еще два раза мы скатились с пятой до самого низа, пролетая по пустынным низинам “Лесной” трассы, и последний из этих подъемов (к моей величайшей гордости) занял у нас обоих всего восемнадцать минут. Что ж, для первого дня в году это был поистине рекорд.

Помимо прыжков я даже попробовал сделать несколько других трюков, половина из которых у меня успешно получилась с первого раза. Правда, я ни разу так и не обогнал Тима, но уже был к тому очень близок. Близилось время обеда, очередь на подъем стала временно меньше, и на шестой раз я предложил поехать по зеленой трассе, дабы попугать чайников и разнообразить маршрут. Тим был не против.

На верху мы свернули от канатки налево. Я сразу пристегнул доску и проехал череду кафешек и подъемник на шестой уровень, не работавший из-за ветра, на доске, вместо того, чтоб проходить его пешком. Тим сначала подождал, пока я застегнусь, а потом в спокойном темпе последовал за мной со словами, что хоть так я смогу побыть ниже него по склону.