Погоня за судьбой

Сквозь шипение помех донёсся взволнованный голос Марка:

– Лиза, слава богу, ты в порядке! Меня тут прижали на выходе из коллектора, я не могу подобраться к глайдеру!

Из коммуникатора слышались короткие отрывистые очереди, но у меня отлегло. Жив, не погиб, не бросил меня! Я почувствовала прилив сил. Надо было выручать напарника.

– Держись там, скоро буду!

Схватившись за поручни, в одну секунду я преодолела пару метров, отделявших меня от двери в кабину пилотов и вышибла ее ногой. Молодой парень, лет двадцати от роду, ошарашенно завертел головой и закричал:

– Пожалуйста, не убивай!

Я скомандовала:

– Поворачивай левее, к коллектору, и всё у тебя будет хорошо! Давай только без резких движений, договорились?

Гравилёт по широкой дуге приближался к бетонной ливнёвке, впадавшей в небольшой ручеёк, обрамлённый серыми облезлыми кустами. Через сотню метров я уже могла разглядеть броневик, за которым пара бойцов, сливавшихся со снежным покровом, периодически высовывались и вяло отстреливались от Марка, засевшего прямо внутри трубы. Группа из пяти человек подобралась вдоль бетонного скоса почти вплотную к чёрному круглому отверстию, поэтому мне нужно было действовать быстро.

– Солдатик, давай боком к ним, и зависни метрах в пятидесяти.

– Я не могу! Они же мои сослуживцы!

– Всё с ними будет нормально, обещаю. Делай, как я говорю, или мне придётся сбросить тебя вниз!

Пилот послушался, и мы стали приближаться. Бойцы по эту сторону броневика смотрели в нашу сторону, один из них замахал нам рукой. Похоже, они ещё не были в курсе всей ситуации… Я включила коммуникатор:

– Марк, готовься на выход к глайдеру, я прикрою! Через пять секунд!

– Принял!

Делать нечего, обещания нужно выполнять… Я вернулась за пулемёт, взяла на прицел башню бронетранспортёра и зажала гашетку. Пулемёт застрекотал, приятная вибрация пошла по всему телу, а башня заискрила градом рикошетящих от неё пуль. Бойцы штурмовой группы, оказавшись на открытом месте под огнём, забыли обо всём и кинулись врассыпную кто куда – за броню, мимо коллектора в кусты, а один из них заскочил прямо к Марку, внутрь трубы. Убедившись, что на линии огня никого не было, я водила стволом влево-вправо, поливая свинцом то броневик, то ливнёвку, то кусты. Бетонная крошка летела во все стороны, а я чувствовала какую-то глупую радость, будто ребёнок, получивший в свои руки вожделенную игрушку.

Через секунду из коллектора выскочил Марк с сумкой наперевес и, отстреливаясь от военных, принялся взбираться по пологому склону наверх, к глайдеру. Несколько мгновений – и машина, поднимая тучу снега, взмыла над бетонным жёлобом. Очень вовремя щёлкнул пустой лентой пулемёт, вращаясь теперь вхолостую. Я, что было сил, закричала:

– Жми, пилот!

Меня дернуло в сторону, а по корпусу застучали пули – солдаты там, внизу, наконец пришли в себя. Через полкилометра в снежном вихре глайдер догнал гравилёт и почти поравнялся с ним. Через прозрачный обтекатель я увидела Марка, который помахал мне рукой. Коммуникатор игриво протянул:

– Эй, красотка, не желаешь прокатиться?

Я усмехнулась:

– Марк, да ты шутник… Единственное, мой маленький, что я сегодня ещё не сделала, так это не сменила тебе подгузник.

– Слушай, я серьёзно! Сейчас нас будут искать с собаками, а на этом пузатике ты далеко не улетишь! Давай ко мне!

Я бросила взгляд на хищный миниган и вздохнула. Повернулась в сторону кабины:

– Парень, держи ровнее и не дергай штурвал!

Молодой пилот уже вышел из кабины и держался теперь за поручни, покачиваясь и силясь перекричать шум ветра:

– Я с вами! Машина на автопилоте! Если вернусь – мне только одна дорога – под трибунал!

– Прости, солдатик, но ты всё же вернёшься! Живым и здоровым, в отличие от многих других!

Откидная дверь глайдера поднялась, я последний раз взглянула на застывшего в дверном проёме пилота и перепрыгнула через бездонную снежную пропасть. Дверь за мной опустилась, глайдер начал набирать высоту, уходя в сторону, а мальчишка-пилот провожал нас обречённым взглядом эти несколько секунд, пока гравилёт не скрылся в белой пурге…

Глава XV. Изгой

… Я стою босыми ногами на влажном кафельном полу. Холодный затхлый воздух пробирает до костей – на мне только шёлковая ночная рубашка. Оглядываюсь – слева решётка, а где-то далеко за ней единственный источник света в этом мрачном месте – сияющий белизной дверной проём, в который упирается длинный коридор с высоким потолком. Я хватаюсь обеими руками за решётку и дёргаю её, но она непоколебима. Света не хватает. Почти наощупь двигаюсь вдоль неё, проводя руками по щербатой арматуре в поисках какой-нибудь зацепки, чего угодно – шатающегося прута, может быть, дверцы.

Ничего. Сплошная решётка прочно закреплена, и мне не попасть на ту сторону. Оборачиваюсь. Прямоугольный коридор полностью исчезает в темноте впереди. Меня начинает знобить. Прижавшись спиной к металлическим прутьям, я напряжённо вслушиваюсь в тишину, нарушаемую только учащённым биением моего собственного сердца. Путь назад отрезан, а впереди меня ждёт непроглядная тьма. Мне вдруг кажется, что я была здесь раньше…

Отпускаю решётку и робкими шагами продвигаюсь вперёд. Ничего не видно, и я выставляю перед собой руки. Глаза постепенно привыкают к темноте, и теперь я могу различить по сторонам тёмно-серые стены в метре от себя… С негромким шлепком босой ногой я наступаю в какую-то жидкость. Она тёплая и вязкая, и мне вдруг становится не по себе. Сквозь звенящую тишину до меня доносится едва различимый… плач? Это похоже на детский плач, но я не могу определить направление. Он как будто доносится сразу со всех сторон…

Поднимаю ступню, покрытую липкой массой и, стараясь унять дрожь в коленях, делаю ещё несколько шагов. Чувствую, что обеими ногами стою теперь в жиже, залившей пол ровным полусантиметровым слоем. Становится чуть светлее, и через секунду я понимаю, почему – вдоль стен коридора лежат продолговатые, накрытые белыми простынями тюки… Тела?!

Вскрикнув, я оборачиваюсь, чтобы убежать, но натыкаюсь прямо на уже знакомую решётку. Она что, преследует меня?! С той стороны такая же тьма – светлого дверного проёма больше нет, но я хватаюсь и в отчаянии дёргаю металлические прутья. Лязг наполняет коридор, раскатываясь гулким эхом. Сзади раздаётся тихий задумчивый девичий голос:

… – Нет ни меня, ни тебя… Мы теперь плод чьего-то воображения…

Я оборачиваюсь и в ужасе закрываю руками рот, подавившись криком. В паре метров от меня, не касаясь земли, в воздухе висит Аня. Тело её испускает слабое свечение, голова безвольно свешена на бок, а в животе зияет чёрная рана. Из-под разодранной окровавленной кофточки на пол с глухим стуком капает кровь. Она поднимает голову, улыбается мне и, поманив за собой рукой, мягко разворачивается и плывёт прочь, едва подсвечивая лежащие вдоль стены накрытые белыми простынями недвижимые тела. Шок проходит, и я иду вслед за ней, шлёпая босиком по полу, покрытому ровным слоем крови, мимо аккуратно уложенных тел – лишь бы не оставаться здесь, в темноте.

За монотонными шагами вслед за призраком я теряю ощущение времени, как вдруг Аня растворяется в воздухе, а я натыкаюсь на глухую стену. Обернувшись, вижу прямо перед собой решётку, которая отрезала меня теперь от тёмного устланного телами коридора в тридцатисантиметровом клочке пространства. С той стороны решётки на меня грустно смотрит Вера, одетая в рабочую робу.

Я просунула руку через решётку, но не смогла дотянуться до её нечёткого силуэта.

– Верочка, я что-нибудь придумаю!

Она снисходительно улыбается и молча качает головой. Меня накрывает волна отчаяния, слёзы брызжут из глаз.

– Я подвела вас всех! Подвела! Простите меня!

Не в силах больше держаться на ногах, я сползаю по решётке на колени. Меня сотрясают рыдания, а коридор наполняется шёпотом многочисленных голосов, раздающихся из-под белой материи.

– Заверши начатое… Сделай это… Мы ждём тебя… Заверши…

Открыв глаза, застланные пеленой, замечаю прямо перед собой в луже крови ржавый скальпель. Всхлипнув, произношу:

– Я ведь всех вас подвела… Я должна была быть вместе с вами…

Дрожащими руками беру лезвие, зажмуриваюсь, и, отведя его в сторону, с силой дёргаю на себя…

… Я вскакиваю и ошалело гляжу в пустоту. Сердце бешено колотится, скомканное одеяло лежит в стороне, а глаза обжигает соль. Провожу рукой по животу – крови нет…

Я полулежала на небольшой уютной кровати в комнате, раскрашенной в приятные светло-бежевые тона. Справа от меня дышало свежим ветерком чуть приподнятое окно, за которым сквозь ветви акации проглядывало ярко-голубое небо и щебетали птицы. Похоже, полдень ещё не наступил – жарко не было.

Я свесила с матраса металлические протезы ног и тяжело вздохнула. С тех пор, как Марк демобилизовался «по семейным обстоятельствам», и нас с ним отправили на транспортном корабле домой, на его родной Пирос, прошло уже почти два года. Эти месяцы, проведённые за партой в поселковой гимназии недалеко отсюда, куда меня по знакомству устроил Алехандро, отец Марка, закончились серией экзаменов и выпускным вечером, отгремевшим несколько недель назад, и с этого момента началась моя взрослая жизнь.