Погоня за судьбой

Обучение в гимназии далось мне с трудом – будучи объектом насмешек и издевательств однокашников, я осознала, что альтернатива унижениям только одна – давать жёсткий отпор. Любое неосторожно сказанное слово – и я срывалась и беспощадно избивала обидчика до полусмерти, невзирая на боль. Несколько раз я находилась на грани исключения, и каждый раз дяде Алехандро приходилось сглаживать конфликты. С местным шефом полиции мы были знакомы лично – я была частой гостьей в участке.

Когда я окончила обучение, гимназия со вздохом облегчения распрощалась со мной, а продолжать обучение я уже не могла – все три местных высших училища отклонили мою кандидатуру с обтекаемыми формулировками, но было понятно – со мной никто не хотел связываться. У меня не было ни прошлого – оно осталось на Кенгено, ни настоящего – оно было украдено Каптейном, ни будущего – оно теперь заволакивалось серым туманом…

Когда я была маленькой, я верила в доброту. Каждый Новый Год ассоциировался не с приближением конца, а с Дедом Морозом. День Рождения знаменовал собой праздник, и ежедневно я просыпалась в ожидании какого-то доброго чуда – будь то красивая птичка, севшая на подоконник, грибной дождь, а то и просто голубое небо над головой. Я защищала деревья от мальчишек-хулиганов, которые по ним лазали, норовя обломать ветви, а по приходу весны бережно выпускала на волю выбравшихся из оконных рам сонных мух. Душа моя была чиста…

Всё изменилось. Сложно сказать, в какой момент – с убийством ли мерзавца Маккейна, или с осознанием того, что все мои друзья погибли, а я не смогла этому помешать. Внутри меня на месте души зияла чёрная пустота, источающая холод. Жизнь как будто превратилась в неинтересный уже фильм, который хотелось промотать до конца, поставить на полку и никогда больше о нём не вспоминать, а то и просто выключить на середине…

Переборов себя, я встала с кровати, вытерла мокрые глаза, надела летнее платье, причесалась и, заправив постель, спустилась на кухню. В доме никого не было – Марк рано утром ушёл на службу, дядя Алехандро на своём небольшом комбайне трудился в поле – я слышала мерный гул двигателя в отдалении. Моя очередь доить корову и заниматься курятником была вчера – мы по очереди работали по хозяйству – поэтому сегодня я смогла поспать подольше.

На столе для меня заботливо оставили уже остывшие тосты с яйцом и кружку молока. Неспешно поглощая скромный завтрак, я обдумывала, как провести сегодняшний день. В голову приходили довольно банальные вещи – прогулки на свежем воздухе, рыбалка. Поход в кино или посещение библиотеки заняли бы больше времени, поскольку тогда нужно было бы добраться до съезда на ферму и ловить там попутку или автобус до небольшого городка Олинала, который располагался в десяти километрах к западу…

Пирос представлял из себя пасторальный мирок, небольшую и довольно жаркую планету, покрытую преимущественно степями, а ближе к экватору – пустынями, которые сменялись лавовыми полями. На богатой полезными ископаемыми планете была хорошо развита тяжёлая промышленность, но Олинала располагалась далеко от самых загрязнённых мест. Дядя Алехандро долго шёл к тому, чтобы покинуть большой город, и однажды ему всё же удалось переселиться подальше от суеты.

Мы жили в большом двухэтажном доме рядом с рощей акации. Дядя Алехандро, будучи фермером, имел в своём распоряжении огромное поле, поэтому всё, что было нужно для жизни, вполне можно было выращивать самостоятельно, а заодно приторговывать на рынке.

Это место очень напоминало мне дом – удалённость от больших поселений, сельский образ жизни и вольный ветер… Первое время я целыми днями пропадала в поле, чтобы сесть среди травы и невысокого кустарника и поплакать в одиночестве – я очень скучала по родителям, собаке, школьным и интернатским друзьям – но со временем становилось легче. Только частые ночные кошмары острой иглой пронзали моё сознание, заставляя просыпаться в холодном поту…

Пока я допивала молоко, урчание трактора приблизилось, мотор чихнул пару раз и затих, а через полминуты входная дверь отворилась, и на пороге появился дядя Алехандро. Загорелый и высокий, он был одет в клетчатую рубашку, потёртые джинсы и пыльные ботинки. Повесив свою ковбойскую шляпу на крючок, он тяжело прошагал к раковине, налил себе полный стакан воды, выцедил его до дна, сел напротив меня, откинувшись на стуле, и улыбнулся своей широкой доброй улыбкой.

– Проснулась, соня? Я за утро уже десяток гектар собрал…

Я отрешённо взглянула в окно.

– Дядя Алехандро, вы когда-нибудь задумывались над смыслом жизни?

– Ну кто же о нём не задумывался, дочь? Наверное, все. Но эти размышления никогда ни к чему не приводят.

– Почему?

Алехандро прокашлялся и заговорил:

– Три человека ворочали камни. Одного из них спросили: «Что ты делаешь?» Он вытер пот со лба и ответил: «Что, не видно? Я вкалываю!» У второго человека спросили: «А ты что делаешь?» Он закатал рукава и деловито сказал: «Деньги зарабатываю.» Спросили у третьего: «А что делаешь ты?» Он посмотрел вверх и сказал: «Храм строю…»

Он замолчал и, будто выжидая, смотрел теперь мне в глаза. Я тихо обронила:

– А потом налетит ураган, и от храма ничего не останется…

– Ураган – это то, на что ты не можешь повлиять. Так стоит ли опускать руки из-за того, что твой храм разрушен стихией? В нашем мире столько непреодолимых сил… Землетрясения, извержения, солнечные ветры, взрывы сверхновых… Но мы, сбитые с ног, каждый раз находим в себе силы подняться и идти дальше. А иначе зачем всё это тогда?

– Вот и я не знаю, зачем. Время украдёт у нас всё, если этого не успеют сделать другие… люди.

– Украдёт, конечно, куда же деваться, – он машинально поправил на пальце тусклое золотое колечко. – Но ведь мы сюда не просто так пришли, верно? Вот что я тебе скажу. Лучшее лекарство от ненужных мыслей – это работа. Когда ты занят делом, на самокопание не остаётся ни времени, ни желания, да и результат – вот он, перед тобой… Вот он – смысл жизни-то. Кстати, о результате… Я вот на минутку заскочил воды попить, да с тобой заболтался…

– Конечно, идите, дядя Алехандро. Спасибо, что подразогнали тучи.

– А ты, если что, не стесняйся, делись наболевшим. Мы же тут все и живём, чтобы друг друга поддерживать и помогать…

Он встал из-за стола и направился к двери. Я проводила его взглядом, зная уже, как проведу сегодняшний день. Найду работу!

Приободрившись, я поднялась в свою комнату, взяла с тумбочки глиняную копилку в виде барашка и, сняв с неё крышку, вытряхнула содержимое на деревянную поверхность. Отсчитав нужную сумму, я сунула монеты в карман и выпорхнула из дома. Солнце пригревало, тёплый ветерок ласкал моё лицо, а где-то сзади Алехандро с треском завёл мотор. Я шла по грунтовке вдоль невысокого деревянного забора, за которым колосилась сочная жёлтая пшеница, и полной грудью вдыхала свежий ветер жизни, прекрасной в своей простоте.

На перекрёстке ждать долго не пришлось – буквально через несколько минут из-за холма выполз большой зелёный автобус. Я подняла руку, и водитель остановил машину. В салоне я насчитала полдюжины пассажиров – в это время дня большинство людей уже были на работе или в школе – очередной учебный год только начался. Расплатившись, я прошла между рядов, заняла свободное место и прильнула к окну. Вокруг, насколько хватало глаз, жёлтым морем колосилась пшеница, и только где-то вдали возвышалась одинокая рощица деревьев, обрамлявшая наш дом, в сторону от которого, поднимая пыль, полз старенький комбайн.

Автобус мягко тронулся, а я глазела в окно на проплывающие мимо поля. Тут и там лежали большие стога сена, а из-за зарослей кукурузы и пшеницы в небо вздымались столбики пыли – жатва была в самом разгаре. Вскоре поля закончились, начали появляться небольшие домики, мотель, мост через речку, зеленая роща и снова домики…

Мелькнул большой синий указатель, и мы въехали в городок. Городской ландшафт Олиналы пестрил красками – невысокие, максимум двухэтажные домики здесь красили кто во что горазд. Оттенки всех цветов били в глаза – от ярко-жёлтого до ядовито-пурпурного, от белоснежного до тёмно-коричневого – не создавая при этом аляповатости и плавно перетекая из одной цветовой гаммы в другую. Жизнь в городке с населением чуть за пять тысяч человек текла неспешно и размеренно, людей в это время дня на улице почти не было.

Автобус причалил к остановке рядом с центральной площадью, дверь со свистом отворилась, и пассажиры потянулись к выходу. Дождавшись, пока все выйдут, я покинула автобус последней. Машина стояла с открытыми дверьми в ожидании обратного рейса, а я размышляла, куда бы мне пойти первым делом.

В стороне шумел фонтан, откуда-то раздавались весёлые детские крики. Сердце трепыхалось в груди, я наконец ощущала радость жизни. Направившись вдоль по улице, я решила заглядывать во все лавчонки, которые встретятся мне на пути. Редкие встречные прохожие с настороженностью поглядывали на меня, обходя по дуге, а то и переходя на другую сторону дороги, но я старалась не обращать на это внимание.

Впереди показался угол пекарни. Пройдя мимо витражного окна, я звякнула колокольчиком входной двери и оказалась внутри. Пахло душистым свежим хлебом, за стойкой никого не было, а в глубине технического помещения в белом халате и колпаке возле печи трудился хлебник. Я подошла к стойке и стала вежливо выжидать. Наконец, пекарь отвлёкся и, увидев меня, поинтересовался:

– Что угодно, девушка? Хлеба, печенья, конфет? Есть свежайшие утренние пирожные и сдобы… – он широким жестом указал на витрину.

– Спасибо, но я ищу работу. Вам не нужен помощник?

Он поглядел на мои протезы, помялся пару секунд и, почесывая затылок, протянул:

– Рабочих рук хватает… Вот вторая печь бы не помешала, тогда бы, может быть, и люди понадобились… А так нет, прости… Будешь что-нибудь покупать?

– Нет, спасибо. – я развернулась и вышла на улицу.

Сотня шагов вдоль тротуара привела меня к парикмахерской. Чёрные буквы на розовом фоне вывески гласили: «Estetica Belmont». Я толкнула дверь, и мне навстречу, резиново улыбаясь, тут же вышла крашенная в блондинку немолодая уже женщина. Из-за её спины показалась вторая парикмахерша помоложе. Всё также фальшиво улыбаясь одними губами, старшая смерила меня взглядом и вопросила:

– Будете краситься или подровняем чёлку?

– Вообще-то, мне нужна работа…

Улыбка сползла с лица волосничей, она тут же повернулась в сторону своей коллеги и, приглушив голос, проговорила:

– Синтия, это же та разбойница, которая твоего малыша избила?

Вторая, глядя исподлобья, в полный голос произнесла:

– Она самая. Ты в курсе, девочка, что мой сын теперь носит протез вместо нижней челюсти?

Я попыталась вспомнить, о ком речь, но не могла, хоть и была уверена, что её сыночек попал под раздачу за дело. Распаляясь, она стала надвигаться на меня.

– Он хороший, добрый мальчик, но его жизнь превратилась в ад, и всё это благодаря тебе!

Я смутилась и начала отступать назад.

– Я не понимаю, о ком речь.

– Да?! Так ты, значит, постоянно этим промышляешь, и уже не помнишь своих жертв?! Имя Винсент Лопес тебе о чём-нибудь говорит?

Я вспомнила…