Погоня за судьбой

– Эрик, для неё здесь больше нет места… Как ты ни крути, снаружи она будет в меньшей опасности, чем здесь.

– Чёрт подери, что же я делаю… – пробормотал Симмонс. Крикнул в вполоборота, глядя куда-то поверх наших голов:

– Приоткрой створочку, Игорь, пропусти девчонку!

Механические ворота с лязгом шевельнулись, образуя небольшой зазор. Я выпалила:

– Спасибо большое!

– Не благодари, и давай скорее. У нас гости…

Симмонс взял автомат наизготовку и передёрнул затвор, а я проследила за его взглядом и увидела, как через полумрак от корпусов в нашу сторону бежит дюжина вертухаев. Протискиваясь в щель ворот, я в последний раз обернулась и посмотрела на спины Симмонса в бронежилете и стоявшего рядом с ним доктора Хадсона, уперевшего руки в бока. Его серая рубашка с коротким рукавом выделялась в ночном мраке, а бегущие силуэты позади них были уже совсем близко.

Я покинула периметр интерната, и ворота со скрежетом задвинулись в паз. Мне вдруг стало невыносимо одиноко. Обернувшись на дорогу, исчезающую во тьме где-то за лучом прожектора, я услышала голос Симмонса:

… – Господа! Я знаю, что вы задумали, и мой долг – вас остановить!..

Не дожидаясь дальнейших событий, я заковыляла прочь от ворот. Когда глаза начали привыкать к темноте, я стала различать дорогу, уходящую куда-то в лес, и клочья тумана, стелющиеся в низинах по бокам от насыпи. Адреналин сходил на нет, а его место постепенно занимала ноющая боль.

Где-то за спиной раздался выстрел, и я вздрогнула. Оглянулась и увидела далёкие ворота и луч прожектора, освещавший небольшой кусок дороги. Застрекотали автоматы и одиночные выстрелы. Через полминуты всё стихло. Со стороны леса, приближаясь, доносился гул многочисленных двигателей, а между деревьев мелькали лучи фар. Оскальзываясь и спотыкаясь, я быстро спустилась с дороги, прошла несколько десятков метров, а когда насыпь скрылась из виду, привалилась к дереву и тихо заплакала…

Глава XI. Врата

… – Полагаете, у меня был выбор, профессор?

– Выбор есть всегда. Но, к сожалению, бывает так, что мы, избавляя этот мир от зла, впитываем это зло в свою душу. Понимаете, если где-то убыло, то где-то обязательно прибыло. Второй закон Ньютона…

Я не ответила. Что такое чистая совесть в мире, где льются реки крови? Лишь атрибут роскоши, который могут себе позволить далеко не все. Не обмани, не укради, не убей… Люди придумали себе систему сдержек, которые работают только тогда, когда всё в порядке. Но стоит только внешнему давлению усилиться – их задвигают в дальний угол вместе с совестью и честью. Разнится только порог нажима, после которого идеалы треснут, как трухлявая доска…

Впереди и вверху показался серебристый бок «Виатора». Его силуэт напоминал пчелу, поджавшую лапки. Три секции – кабина, жилой отсек и большой грузовой модуль в хвосте – соединялись друг с другом сравнительно тонкими сочленениями. Атмосферные крылья были убраны в корпус, а титановые гермошторы окон – подняты. Отсюда уже можно было видеть тусклый желтоватый свет, который через толстые прямоугольные ферропластиковые окна, забранные изнутри занавесками, проникал в вакуум. В борту приоткрылись пара небольших пазов, и маневровые сопла дали короткий импульс для корректировки орбиты.

Когда мы обогнули корабль и оказались перед его кормой, из динамика радио раздался нетерпеливый голос дяди Вани:

– Ну, наконец-то вы добрались! Осторожно, двери открываются…

Радио пискнуло и замолчало, а в блестящем корпусе «Виатора» начал медленно поворачиваться цилиндрический переходник, открывая ярко освещённые белые стены атмосферного шлюза. Глайдер вплыл внутрь и мягко приземлился на брюхо, а переходный отсек загудел в обратном направлении. Щелчок… И ещё полторы минуты свиста заполняющего камеру кислорода.

Я перегнулась через Мэттлока и пихнула в бок храпящего Марка. Тот встрепенулся и принялся осоловело оглядываться по сторонам.

– Где это мы? А, ну да…

– Слышь, ты кнопочку-то нажми.

– Да, точно, точно…

Марк отключил автопилот, погасил приборы и поднял двери. Я выбралась из глайдера, с хрустом потянулась и направилась из шлюза в грузовой отсек. Мэттлок с Томасом на руках выкарабкался с пассажирского сиденья и, осматриваясь по сторонам, засеменил следом. Ангар освещался немногочисленными газовыми лампами, а вдоль стен были закреплены какие-то металлические баллоны, аккумуляторы и запасные детали корабля. В углу сиротливо стоял большой дизельный генератор. Проходя через просторное помещение, я проводила взглядом свою прелесть – забранный брезентовым полотном гравицикл. Из-под полотна скромно выглядывала матово-чёрная часть одного из четырех двигателей вертикальной тяги.

Обожаю эту штуку! Слетать тёплым вечером до реки, на обратном пути с высоты птичьего полета проводив местное светило за горизонт, пока ветер бьет в лицо и развевает волосы – что может быть лучше?..

Дверь в жилой модуль с мягким жужжанием поднялась, и нам навстречу, шурша прорезиненными гусеницами, выкатился дядя Ваня. Он обрадованно заскрипел динамиком:

– А вот и вы, мои дорогие! Лиза, Марк… Профессор Мэттлок, очень приятно познакомиться! – подкатываясь ближе, он протянул вперёд один из манипуляторов. Мэттлок стоял, разинув рот, и обескураженно смотрел на чудо кибернетики. – Я наслышан о вас. Тяговый локомотив археологии, добрая сотня публикаций, научные степени и звания… Честно сказать – я восхищён таким знакомством! А это у вас на руках что такое? Собачку с собой привезли?

Немного придя в себя, профессор аккуратно взял в ладонь и пожал манипулятор дяди Вани.

– Это Томас, предлагаю считать его моим питомцем. Большое спасибо за тёплый приём, Иван… Как вас по отчеству?

– Бросьте, Рональд, зовите меня по имени. Я ненамного старше вас… Вернее, намного, но с нашими-то числами это роли уже не играет…

Дядя Ваня захохотал, а уже слегка освоившийся Мэттлок робко улыбнулся в ответ. Он так и продолжал держать на руках свернувшуюся гусеницу-переростка. Ваня скомандовал:

– Надюша, бери курс к Воротам. Земля ждёт! И доложи статус.

Двигатели заработали, и я ощутила мягкий толчок. Бесстрастный механический голос раздался из репродуктора:

– Маршрут построен. Расчётное время прибытия к переходу: шесть часов двадцать одна минута. Солнечная активность в норме. Радиационный фон немного повышен – пятьдесят четыре микрозиверт в час. Остатки джета от аккреционного диска взрыва сверхновой в туманности Орёл, опасность минимальна. Все системы работают в штатном режиме. Приятного полёта.

– Спасибо, милая… Ну, Рональд, пойдёмте, я устрою вам небольшую экскурсию по кораблю.

С этими словами он приобнял Мэттлока манипулятором чуть выше талии и увлёк его в глубь жилого модуля. Рядом со мной возник Марк, смачно зевнул, почесав пузо и пробубнил:

– Надо бы подкрепиться…

– Марик, твою ж мать… – я поднесла ладонь к лицу, покачала головой и устало направилась в свою каюту.

Мне хотелось поскорее смыть с себя душную и потную Джангалу. Дверь с шелестом опустилась за мной, и я наконец-то осталась наедине. Сложив кобуру с пистолетом на столик и сбросив ботинки, я неспешно раздевалась, стоя у панорамного окна. Под нами, постепенно отдаляясь, проплывал округлый бок зелёной планеты. Когда он скрылся из виду где-то под днищем «Виатора», я была обнажена.

Как только я вошла в помещение, сенсоры обнаружили человека, и корабль всё это время любезно подогревал пол каюты – в мозг поступал сигнал от электрофизиологических терморецепторов на ступнях. Где-то внутри я в очередной раз восхитилась тем, насколько далеко человек зашёл в деле постановки технологий себе на службу… Весь набор рецепторов, почти полное взаимодействие с нервной системой, ювелирные движения пальцев, и даже имитация боли – ровно в той степени, чтобы сообщить мозгу об опасности, но при этом оставить сознание в полной ясности…

Я глядела теперь на себя в зеркало в полный рост в углу каюты и мягко проводила блестящими, чуть прохладными руками по бёдрам. Мощные матовые сервоприводы, которые заменяли мне мышцы ног, темной синевой проглядывали меж титановых вставок, поблёскивавших в тусклом свечении космического пространства по ту сторону окна.

Вдоволь налюбовавшись собой, я прошла в душ и встала под струю воды. Блаженство разливалось по телу, пока прохладная жидкость смывала с меня сегодняшний день. Выключив наконец воду, я натянула белоснежные трусики и майку, вернулась в каюту и села на кровать.

Я прокручивала в голове недавний разговор с профессором. «…Избавляя этот мир от зла, мы впитываем его в свою душу…» Что чувствует загнанный в угол зверь? В какой момент его страх превращается во всепоглощающую ненависть, а отчаяние – в холодный расчёт?

Я хорошо, как сейчас, помнила обрюзгшее перекошенное лицо Гилберто Травиани. Я стояла перед ним в его огромном кабинете в здании планетарного правительства Каптейна и смотрела в непривычно большие стеклянные глаза, полные ужаса, пока его маленькое алое сердце делало последние сокращения в моём кулаке. А он, побледневший, покачивался, тупо пялился на мою окровавленную биотитановую руку и пытался понять, что же только что произошло.

Те секунды, пока крови в его теле хватало, чтобы оно жило без пульса, для меня растянулись на несколько минут. В тот момент мною владело торжество – я отомстила спустя долгие годы после того, как он разрушил мой второй дом и продал всех, кто был мне дорог, и не просто отомстила, а показала побеждённому свой триумф – его собственное сердце, вырванное из грудной клетки… Я даже не уверена, что он меня вспомнил, когда я, появившись в его жизни лишь второй раз и оставив после себя гору трупов на верхнем этаже Дома Правительства, с оглушительным треском вышибла ногой дверь в его кабинет…

Выходя обратно на крышу и натягивая на ходу мотоциклетную маску, чтобы прыгнуть на гравицикл и встретиться в назначенном месте с дядей Ваней, я уже теряла остатки торжества, а его место постепенно занимала пустота. Жалости не было – одному богу было известно, сколько жизней это существо загубило в ходе своего восхождения к вершинам власти. Но в тот момент, когда я вырвала мотор из его тела, я погасила в своей душе и тот котёл, что двигал мною многие и многие месяцы – жажду мести. Улицы подо мной заполнял вой полицейских сирен, а гравицикл с гулом нёс меня прочь из этого города…

* * *

Выйдя из душа, я облачилась в джинсовые шорты и лёгкие замшевые домашние сапожки. Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, я решила заняться механической работой. Одна из стен каюты представляла собой гардероб. Я открыла его, сдвинула в сторону одежду и коснулась сенсорного модуля в дальней стенке. Узнав мою сигнатуру, створка скрытого оружейного шкафа откатилась в глубь паза в стене. Лампочка внутри отделения загорелась мягким голубоватым светом и выхватила из темноты металлические ложементы с оружием и полки с экипировкой. Я вернулась к столу, вынула из кобуры пистолет и, разрядив его, уложила на место.

Мой взгляд перемещался с одной смертоносной игрушки на другую. Автоматический карабин цвета матового хаки выделялся своими рублеными линиями и будто слившимся с ним в убийственном дуэте подствольным гранатомётом. Рядом с ним из полутьмы оружейного шкафа хищно щерился автоматический дробовик. Я коснулась сложенного приклада, и взглянула на свою любимицу – снайперский рельсотрон в разложенном виде – длинный ствол, представлявший собой спаренные сверхпроводящие электроды, стоял в отдельном ложементе, переливаясь индукционными модулями.

В нишах покоились аккуратно сложенные обоймы для карабина, пистолета и дробовика с разнообразными патронами – бронебойными, разрывными, кинетическими – и небольшие плоские магазины со стальными шариками, которые магнитная винтовка разгоняла почти до четырёх километров в секунду. Заряженные сменные энергоячейки, набор для чистки, пара универсальных визоров, кинетический бронежилет, пояс постановки помех, капсулы боевых стимуляторов…