Погоня за судьбой

Аня кивнула.

– Так вот, однажды он меня в парк пригласил. Мы гуляли, и ко мне подбежала маленькая такая пушистенькая собачка. Я её погладила, и мы пошли дальше. Смотрю – она за нами бежит. Ну бежит и бежит, мне что, жалко, что ли? И вот мы с Серёжей останавливаемся, чтобы поцеловаться. Стоим, целуемся, а я и не заметила, как эта собачка мне все брюки обоссала, представляешь? Мне было так неловко, а он такой и говорит: «Что это ты обсыкалась, и теперь всё на собачку сваливаешь?» И стоит ржёт, гад. Ну, я ему в бубен дала и пошла домой. Он потом целую неделю ко мне ходил и цветы носил.

– Простила?

– Простила конечно, куда ж я денусь… Лиза, а у тебя сколько было мальчиков?

Неожиданный вопрос застал меня врасплох.

– Ну, три. Или четыре. Но… Я думаю, они все замёрзли тогда.

Я отвернулась к окну. Вера подошла, села рядом со мной на кровать и обняла меня за плечи.

– Не расстраивайся, они теперь в лучшем мире.

– Если он есть, в чем я лично не уверена.

– Конечно есть! – сказала Аня, – Если мы чего-то не видим, это не значит, что его нет. Ты же не будешь утверждать, что за внешними стенами ничего нет? Хотя мы этого и не видим… Нет, конечно, есть теория о том, что всё вокруг нас – это только плод нашего воображения. Но тогда нет ни тебя, ни тебя. Есть только я, и я вас всех придумала.

Вера подняла бровь, мгновение помолчала и выпалила:

– Чего? А вот это – тоже твое воображение?

Она бросилась на Аню и принялась её щекотать. Заливистый хохот наполнил комнату.

Аня в основном молчала, погружённая в себя, но иногда говорила странные вещи, а Вера пыталась перевести её слова на понятный язык, и когда ей это не удавалось, она поднимала бровь и спрашивала в своей грубой манере, что за чушь опять несёт её собеседница. В такие моменты мне становилось смешно, и я не сдержалась и захихикала…

Вера была мастером рассказов, кладезем смешных историй и душой компании, способной разговорить любого человека, так что до самого ужина мы просидели в комнате и проболтали обо всём на свете, вспоминая курьёзы и забавные моменты.

После ужина незаметно опустился вечер. Я осталась в комнате за чтением «Принца и нищего», взятого в скромной библиотеке интерната, а девочки ушли в главный корпус смотреть какой-то мультфильм. Было тихо, только трещали цикады под окном, и где-то в отдалении нелепо вскрикивал телевизор.

«… – Разве у них по одному только платью?

– Ах, ваша милость, да на что же им больше? Ведь не два же у них тела у каждой…»

Я с шелестом перевернула страницу, как вдруг в окно постучали. Я чуть не подпрыгнула от неожиданности, сердце ушло в пятки.

– Лизка, это я! Открывай скорее! – донёсся снаружи приглушённый голос Отто.

Я проковыляла к окну и отодвинула щеколду. Отто влез на подоконник, бухнулся на пол, притушил лампу и, взяв меня за плечи, оттянул в сторону от окна. Я слышала, как он переводил дыхание, и почти физически чувствовала его волнение.

– Что случилось, Отто?

– Слушай, Лиза, нехорошие дела творятся… Я шёл со смены, и решил сделать крюк, а возле склада ненароком услышал разговор Маккейна и его дружков. Я затаился за углом, а они трепались о том, что директор Травиани послезавтра собирается заключить какое-то соглашение с бандитами и впустить их внутрь.

– Ты в этом уверен? Может, послышалось?

Отто стукнул себя ладонями по коленям.

– Да чтоб мне провалиться, если я вру!

– А что будет с нами?

– Я не знаю, Лизка. Судя по тому, что нам рассказывали про мародёров, я боюсь даже представить, что будет. И это значит, что на охрану рассчитывать тоже нельзя. Они наверняка в доле, почти всем ведь известно, как они делят то, что привозят в грузовиках.

– Надо всем рассказать! Лагерь в большой опасности, и ребята должны знать об этом…

– Ты с ума сошла? – зашипел Отто, – Тогда поднимется паника, и всех просто запрут в бараках, а если узнают, что это мы её подняли… Нет, никому нельзя рассказывать. Но надо что-то делать… Что делать?

Я лихорадочно соображала. Кого можно было бы привлечь на свою сторону? Разве что…

– Как думаешь, доктор Хадсон с ними заодно? Он вроде хороший…

– Не знаю. Завтра попробуем выяснить, а сейчас мне пора. Никому ни слова! Ясно?

Я закивала. Блеснув глазами в темноте, Отто добрался до окна, бесшумно выскочил наружу и исчез во мраке. Через некоторое время затихшие было цикады снова запели свою песню.

Остаток вечера я так и просидела в темноте, обхватив протезами колени и глядя в ночь через окно, а когда услышала Веру и Аню, приближающихся по коридору, быстро легла и сделала вид, что сплю. Они крадучись вошли в комнату, почти сразу улеглись в свои кровати, и стало тихо.

Утром, вскочив с постели и умывшись, первым делом вместо завтрака, чтобы успеть потом в цех, я пошла в лазарет. Нужно было действовать, и доктор Хадсон казался мне тем, кто может изменить ход вещей. В лазарет вчера поступили несколько ребят с переутомлением и тепловым ударом после работ под открытым небом, и им требовался уход. К счастью, доктор оказался в своём кабинете – как раз раздавал указания подопечным.

… – Влажный компресс на лоб каждые полчаса. И не давайте слишком много воды, чтобы не было интоксикации. Вопросы есть?

– Нет, доктор Хадсон.

– Свободны.

Мимо прошли дежурные по лазарету в больничных халатах – два мальчика и девочка из старшей группы – и направились в сторону лестницы на второй этаж. Доктор принялся разбираться с бумагами на столе.

– Извините, доктор Хадсон, есть минутка? – спросила я.

Не отрываясь от бумаг, он поинтересовался:

– Да, Лиза, что у тебя?

– Я сейчас кое-что расскажу, только пообещайте, что не выдадите меня.

– Кому не выдавать? О чём речь? Давай ближе к сути, я спешу.

Я сделала глубокий вдох и выпалила:

– Директор хочет сдать интернат бандитам.

Он поднял на меня усталые красные глаза.

– Что за вздор?

– Старшие ребята обсуждали это между собой. И… я случайно услышала их разговор. Не знаю, когда это произойдёт, но готовится что-то нехорошее.