Солдатская доля. Роман о такой далекой, но такой близкой войне

Больше инструкций от майора не последовало. Он объявил:

– Теперь ночку отдохнуть, с утра за труды приниматься.

Морпехи выходили из землянки медленно, слегка покачиваясь. Старшина немедленно собрал всех бойцов вокруг себя:

– Все поняли, что на верную смерть идём?

Лица у всех застыли, словно высеченные в граните Лики античных героев. Суровые, выдержанные, уставшие, никто из них не удивился, не возмутился. Всё-таки как стоек и непоколебим на войне, да и в любой смертельно опасной ситуации русский человек!

– В разведку согласился идти не ради славы и наград, а ради памяти командира павшего. Издавна в морскую пехоту сильных да отважных брали, которые ни врага, ни морского шторма, ни самого дьявола не боялись! Из этого разведвыхода не все вернутся. Но кто объяснит мне, чем мы лучше тех наших погибших товарищей, что головы навечно сложили в руинах этого города. Кто не согласен со мной- говорите сразу и топайте в окопы!

Несогласных не нашлось.

Через три дня разведгруппа в составе пяти человек выдвинулась в сторону промышленной зоны города на поиски снайпера. Тулаев, Кудрин, Злотников, Зорин, Ахметдинов.

Ночами было ещё тепло, от Волги поднимался туман.

Шли почти по самому берегу среди костровищ и пепелищ бывшего речпорта Сталинграда. Накануне сапёры прошерстили весь маршрут, доложили- мин нет.

Бойцов переодели в зелёные маскировочные халаты и просторные костюмы камуфляжного цвета, их лишь недавно в массовом количестве стали поставлять на Сталинградский фронт. Всех вооружили немецкими «шмайссерами», гранатами и финками.

Сержант Тулаев, казах по национальности, «ловил» немецкого снайпера уже две недели. За это время потерял трёх напарников-снайперов, один раз был легко ранен врагом.

Вражеский охотник всегда работал в одном и том же обширном районе. Центральный универмаг, ткацкий комбинат, склады речпорта, мастерские трамвайного депо. По карте площадь района примерно километров семь- обширный радиус поиска указывал на то, что операция будет непростой.

Снайпер всегда работал в предутренние часы, грамотно использовал направление ветра.

Вообще не было такой практики в стрелковых подразделениях, такая тактика приводила всегда к огромным потерям. Старшина сам это осознавал, старый воин не раз чувствовал себя пушечным мясом. Ещё большее количество раз он попадал в различные передряги, из которых умудрялся выйти живым.

Ещё в марте, после того как отогнали немцев от Москвы как-то во время передышки между боями, он разъяснил своим подчинённым нехитрую фронтовую истину:

– Страх на войне есть вещь двуликая. С помощью страха на войне можно погибнуть, но ещё страх может предупредить об опасности, сохранить жизнь. Распознать это, поведать об этом может чуйка. А чуйку лишь в боях да в самых разных передрягах натаскать можно. Без чуйки мы все на войне- глупое двуногое мясо…

Помолчав, изрёк:

– С чуйкой или без неё, но стоять мы должны за народ свой до крайнего.

Ни лишнего слова пафоса, что так напыщенно вещали комиссары в предвоенные время. Слова простого мужика, но именно они так запали всем в душу. Емельян вспомнил эти слова сейчас.

Вначале решили обследовать район универмага. Было ясно, что немецкий снайпер высокого класса не будет сидеть на одном месте. Расчёт строился на то, чтобы определить все пригодные для стрельбы позиции, отработать их, обнаружить следы пребывания и позже выйти на противника.

Сам снайпер с восточной тщетностью и терпеливостью изучал карту, был дотошным при определении ориентиров. Он был стрелком-снайпером в дивизии почти с самого начала войны, уже успел обучить молодых снайперов. Старшина Кудрин сразу определил в Тулаеве опытного воина.

До универмага добрались в первой половине дня, но за работу принялись лишь с наступлением темноты. Снайпер-фриц всегда выходил на позиции с рассвета, – так читал своего врага казах. Безусловно, он мог сидеть в засаде и больше суток. Но риск на войне пока никто не отменял.

Группа разбилась на три части: две поисковые и одна огневая. Огневая в составе одного Тулаева обеспечивала прикрытие, Кудрин с Ахметдиновым начали с обхода правого крыла, Злотников и Зорин подходили с тыльной стороны.

Тулаев видел в темноте лишь силуэты, рассчитывать на точное попаданием ночью не приходилось, поэтому он сразу засел в засаде с автоматом.

Руины разрушенного города казались Емельяну уже тихими и унылыми, они смотрелись серыми глыбами, сиротливо косящимися друг на друга. Переползая, он чувствовал всем телом могильный холод, исходящий от разбитого камня. Добрались до здания тихо. По наблюдениям Тулаева, фриц облюбовал себе место где-то на втором или третьем этаже с обзором на перекрёсток двух улиц. Бойцы использовали маршрут в обход зловещего перекрёстка. Это было то самое место, где пал смертью храбрых капитан-лейтенант Рожнов. Неубранные трупы попадались бойцам очень часто, Емельян даже мог припомнить как погибли некоторые, отдельных русских бойцов он знал лично. Голоса, интонацию, походку…

Смахнув рукавом гимнастёрки навернувшуюся слезу, немедленно одёрнул себя: «Ну хватит! Иначе также остыну, окоченею, как ребята на камнях!»

Невольно мелькнуло в голове: «Даже по-человечески не похоронить…»

Внутри здания ветер шуршал обрывками газет, куски штукатурки хрустели под ногами. Морпехи встретились в коридоре, по силуэтам узнав друг друга.

Пробраться наверх решили по лестнице с торца здания Кудрин с Ахметдиновым. Емельян с Лёшкой поднимались по центральной лестнице. Долго пробирались сквозь разбитую мебель. По всей видимости, до войны магазин был очень шикарным.

Осмотр верхних этажей ничего не дал. Не удалось найти ни лежанки, ни чётких следов пребывания снайпера, – Тулаев уже поведал бойцам о снайперских повадках и приметах. Да и Кудрин имел опыт, недюжинный опыт следопыта.

В предутренних сумерках все собрались в подвале пятиэтажного дома, сильно пострадавшего от бомбёжки, но сумевшего сохранить свой остов. Молча перекусили холодными консервами, легли передохнуть, назначили дозорных. Лёша всё ворчал, жалуясь на кормёжку и привередливый желудок.

С рассветом группа ушла к ткацкому комбинату. Ближе к Волге била артиллерия, гул воздушного боя раздавался совсем рядом.

Маршрут поиска проходил прямо по промышленной зоне. Уже недели две эта территория считалась ничейной, но встретить противника всё же были шансы.

Бойцы приободрились, отдохнули, были настроены по-боевому. Старшина категорически запретил громко разговаривать и курить: снайперы особенно рьяно находили свою жертву по табачному дыму.

Емельян никогда не курил, пробовал ещё подростком лет шесть назад. Махорка вызвала рвоту и стойкое отвращение.

Идти в паре с Зориным он всегда считал удачей. Несмотря на суровый нрав, Лёха был весельчак от по натуре и обладал поразительным чутьём. Тулаев так вообще утверждал, что немца можно даже унюхать. Человеческое тело обладает своим неповторимым запахом. Казах как заправский охотник при встречном ветре мог запросто учуять врага. Но это ещё и при погодных условиях, отсутствии ветра и дождя. Ещё он уверял, что невозможно по запаху спутать своих и немцев. Вот как именно- дитя степей, неграмотный с детства, объяснить не мог. Говорил только: «Наши ядрёные, немцы приторные».

Осмотр помещений комбината также не дал результатов. По строгому указанию, он был проведён опять ночью. Эта монотонность давила на Емельяна изнутри. Бодрствуя часть ночи, он всматривался в развалины, пытаясь угадать в них чудовищ из сказок, прямо как в детстве. Было ощущение, что все поиски тщетны. Вражеский профессионал затаился надёжно. Возможно даже, что почуял за собой охоту.

Склады речпорта занимали немалую территорию. По привычке, вновь пропустили день и начали поиски в темноте.

Самой подходящей позицией посчитали крышу сортировочно-весового пункта. Зияющая в ней дыра прекрасно подходила для ведения огня и контроля за всеми складами. Казах занял позицию за руинами проходного пункта.

Поисковики обходили сортировочную по соседним линиям складов. Шуршали куски бетона под сапогами, но особенно донимали бойцов мухи, – погода стояла жаркая. К тому же, здесь, как и по всему городу, покоились неубранные мертвецы. «Город непогребённых трупов», – вот как теперь можно смело было называть Сталинград, с тоской и горечью думал Емельян. Темень плотным кольцом окутывала сортировку, не видно было ни зги. Тулаев не отводил прицела от чердака. Немец, завидя разведчиков, давно бы отреагировал…

Емельян с Лёхой залегли за грудой мусора, сверху торчал поваленный телеграфный столб. До сортировки оставалось метров десять-двенадцать. Старшина с Ахметдиновым укрылись за штабелем блоков. Кудрин вёл наблюдение сквозь щель в штабеле. Казах же обошёл штабель сбоку на четвереньках.

Прижавшись телом к нагретой земле, подтянул к себе автомат. Ухватился за выступ, подался телом вперёд. Сухой щелчок прозвучал в воздухе как удар хлыстом.

Ахметдинов разом обмяк, уткнулся в выступ лбом.

Старшина растянулся вдоль штабеля, вжавшись в землю. Снайпер определённо попал в товарища.

Почти дуплетом с первым грянул второй выстрел- Тулаев был начеку. На крыше громыхнуло что-то тяжёлое.

Кудрин по-пластунски добрался до Ахметдинова, оттащил от выступа дальше за штабель. Повернул голову: над левой бровью запеклось красное пятно. Прямо в голову. Старшина подпёр руками свою и чуть было не заскулил от досады. Татарин « открыл себя» для снайпера и погиб геройски.

А его собрат, отомстив, щёлкнул затвором. Но затвор вместо характерного щелчка отозвался грубым:

– Вжииик!

Пуля чиркнула по кирпичу и обожгла плечо. Тулаев почувствовал в нём острую боль.