– Нет, – проговорил Ливен, – Лучше я с русскими дружить буду. И вообще, я к твоему сведению, не вполне немец. Мой предок был ливом.
– Это как?
– Это то, что вы зовете «чухонцами», – кратко пояснил Кристоф.
– Так мои предки тоже были не русскими! – внезапно вспомнил Долгоруков.
– А кем?
– Рюриковичи мы, – скромно произнес он. – Как и Волконские, кстати.
– Рюрик… Это варяг, призванный на царство? – граф припомнил какие-то обрывочные сведения из читанного.
– Что-то вроде того, ага.
Кристоф ничего не ответил и снова загадочно улыбнулся. Он сам ощущал себя таким варягом. И кто знает, может быть, лет через 500 его династия будет считаться исконно русской?
– Так, возвращаясь к Уварову. Что с ним делать будем? – вспомнил Ливен.
– Достаточно того, что в случае чего, он за нас, – сказал Долгоруков. – Чем больше наших, тем лучше.
Кристоф пожал плечами, не вполне удовлетворившись таким пояснением. Впрочем, если Пьер делает как он – формирует свою отдельную партию – он не возражает. Пускай. Только далеко они не уедут с такими дураками. А проблем огребут столько, что до конца света не расхлебаешь.
Санкт-Петербург, Елагин остров, май 1806 г.
– Какие люди! Анеля, ты ли это? – красавица графиня Уварова, в первом браке – графиня Зубова, а в девичестве – княжна Любомирская, полулежала-полусидела на оттоманке и встала, чтобы обнять приехавшую к ней кузину. – Не видела тебя давненько. Думала, тебя не пустят твои родственники.
– А я теперь вольная птица. И я с Анжеем, – отвечала Анжелика.
Марьяна равнодушно взглянула на молодого человека. К счастью, рядом ещё сидела другая девушка, её младшая сестра Яна, которую все звали Жаннетой, и она начала занимать Анжея разговором.
– Ты за ним бдишь, или он за тобой? – усмехнулась эта Жаннета. – Я не очень поняла.
– Мы друг за друга отвечаем, – сдержанно проговорила Анжелика.
Обе её хозяйки выглядели прекрасно. Марианне совсем не дашь её тридцати двух лет, хоть она и пышна телом. Была в ней некая ленивая грация домашней кошки, которая постоянно лежит на солнышке и греет бока. Жаннета отличалась более живыми манерами и стройностью, переходившей в худобу. Таким образом, обе сестры привлекали к себе мужчин, предпочитающих разные виды женской красоты.
– Мой дом зовется Содомом и Гоморрой. Как же наш ангелок смог переступить его порог? – продолжала Марианна беззастенчиво. Анжелику она считала сопливой девчонкой – зазнавшейся наследницей, чья красота была переоценена, и воспринимала её как свою будущую соперницу, поэтому относилась к ней без всякой теплоты.
– Сестра, ты ошибаешься. Наш дом точно не Содом, потому что содомиты сюда не ходят. По понятным причинам, – Яна повела плечами так, что Анжей аж покраснел, а Марьяна взволнованно посмотрела на Анж – не смутилась ли она словами Жаннеты. Та даже глазом не повела. «Ну правильно, чья она внучка и дочка, в конце-то концов», – вспомнила графиня Уварова.
– И я не ангел, – проговорила девушка.
– А кто в монастырь всё хотел? – вспомнила хозяйка.
– Это пока не в моих планах. Скажи, Marie, могу ли я поговорить с тобой наедине? – спросила Анж без обиняков.
– Давай. Идите-ка в гостиную, проведайте, не пришел ли кто? – обратилась к сестре и её ухажеру графиня.
Оставшись с родственницей наедине, она смерила взглядом своих больших карих глаз кузину и проговорила:
– Тебя прислал Адамка. Что ж он сам не ходит? Или это ниже его достоинства?
Анжелике кровь бросилась в голову. «И в самом деле, курва, курвища», – подумала она. – «Москальская подстилка». Но она была вынуждена признать – кузина старше её на четырнадцать лет, на столько же лет опытнее, и если княжна и думала использовать Марьяну для своих целей, то ничего у неё не выйдет. Придется соглашаться с правилами игры, установленными ей. Самое большее, что Анж может сделать – сторговаться в чём-то одном.
– Адам красивый, – продолжала Уварова. – В моём вкусе. Наверное, ему одиноко сейчас, после расставания с государыней. Скажи мне по секрету, Анеля – у него кто-то есть сейчас?
Анжелика цветом лица уже напоминала варёную свёклу. Щеки у неё горели, а кулаки чесались врезать этой ехидной даме промеж наглых глаз. Она лишь помотала головой, чуть не сказав: «У него есть я! И тебе не поздоровится!»
– А жениться он не собирается? Нет? – продолжала невинным голосом Марьяна. – Интересно… Так вот, кузина, объясни мне, что ты хочешь? Я всё сделаю.
– К тебе ходит Александр фон Бенкендорф, – сказала Анж. – Так вот…
– Ты влюблена в него и думаешь, что я его у тебя отбиваю. Но уверяю тебя, милая, я даже не помню такого. Как он выглядит? Если был бы красивый, я бы обратила внимание.
Анжелика ещё больше разозлилась. Но потом подумала: а почему бы не подыграть?
– Да, я к нему в некотором образе неравнодушна. Потому и у тебя. Его здесь можно чаще всего застать, говорят. Он влюблён в тебя, Марьяна, – она посмотрела на неё искренним, немного жалким взглядом. – Так я слышала.
– Обожаю романтику и готова пойти навстречу истинной любви, – великодушно произнесла графиня. – Я догадываюсь, почему ты ищешь моей помощи. «Фамилия» немца наверняка бы не одобрила.
Анжелика только головой покачала, опустив глаза и прикрыв рот рукой, так как боялась, что улыбка выдаст её полностью.
– Ну, если меня не прибегут убивать ваши шляхтичи, я готова тебе помочь, девочка, – торжественно объявила графиня, подходя к трюмо и поправляя на своих пышных, покатых плечах белую шаль с красивым красно-синим узором. – Могу даже предоставить собственную супружескую спальню для увенчания вашей любви… Theodore как раз в отъезде, так что всё складывается очень благоприятно, – она захихикала.
– А вот это лишнее, – твердо произнесла Анжелика. Потом она направилась в гостиную, как следует запахнув на плечах шаль.
Сегодня она надела как можно более скромное, почти монашеское чёрное платье с тонкой белой отделкой, волосы зачесала гладко и даже думала использовать вуаль, но решила, что не нужно. Выбрала место в самом углу, так, чтобы её заметили не сразу. И начала наблюдать за прибывающими гостями.
Тот, кого она и ждала, явился с исключительно немецкой пунктуальностью, лишь только прозвонило семь вечера. Анж взглянула на него ещё раз, довольно внимательно. Что ж, не слишком красив, но высок ростом, ловок, улыбается с той очаровательной непринуждённостью, которая может пленить сердце любой дурочки – да и отдельно взятых умниц тоже, глаза зелёные, чуть конопат, как и сестра его. Звякнув шпорами, Алекс поклонился Жаннете и Марьяне, поцеловал обоим ручку и туманно взглянул на старшую из сестёр, начав какой-то не слишком важный светский разговор о том, что дают в театре – «я пренебрёг этим дурным представлением ради визита к вам, мадам», о погоде и о всём прочем, о чём принято говорить в гостиной… Марьяна тайно улыбалась, а анжеликин брат, занявший место за фортепиано, пару раз сбился с нот.
И, что было совершенно на руку Анж, – Бенкендорф не обратил на её присутствие никакого внимания, разглядывая исключительно Марьяну.
– А вот, барон, и наша… – начала Жаннета, но Анжелика сделала ей страшные глаза – не время и не место. Алекс, к счастью, не расслышал её слов, так как приехал Лев Нарышкин, потом – Арсеньев, за ним – цесаревич Константин, который кинулся обниматься с сестрой хозяйки.
Незамеченной Анжелика оставалась, однако же, не так долго.
– Ого, все три… хм… грации сразу, – объявил громогласно Константин. – Как это мило! И польская принцесса здесь же? Неожиданный оборот!
Взоры всех одиннадцати человек обратились к ней. Александр Бенкендорф застыл на месте. Он не ожидал увидеть свою королевну, свою Звезду в таком месте, тем более, в присутствии женщины столь вольных нравов, как Марианна Уварова, которую он надеялся сегодня затащить-таки в постель.
– Я всего лишь приехала навестить свою кузину и не думала застать у неё такое общество, – уверенным тоном, подкрепляя свои слова пленительной, любезной улыбкой, произнесла княжна Войцеховская. – Я здесь ненадолго.
– Зачем же ненадолго? – произнес другой её знакомец, тот, чье появление здесь она и не предугадала – Жан де-Витт, её несостоявшийся жених. «Ах, да, он же Потоцким родня какая-то…» – с досадой вспомнила Анжелика.
– Да-да! – подхватил цесаревич. – Вы нам нужны, прекрасная княжна! Вы просто лучик света в тёмном царстве!
– Почему же в тёмном? У нас очень светло, – пошутила Жаннета.