Дети Балтии

Граф Карл тем временем нарушил молчание, уже становившееся неловким.

– Я не знаю, как начать разговор с вами. Сначала приношу соболезнования. Уже полгода… – проговорил он.

– Спасибо вам за то, что вы сделали, граф, – откликнулся глухим голосом Жанно.

– Не стоит благодарностей, мы сделали, что должно. Как поживает ваша медицина? – продолжал Ливен-первый.

– Последнее время я выступаю лишь в качестве пациента, – улыбнулся в ответ ему Лёвенштерн. – Был ранен, потом болен…

– Очередной Крестовый поход, причём очень дурно организованный, – Карл опять посмотрел на послание брата, – Брать в союзники австрийцев – значит, подписывать себе приговор заранее. А мой брат – послушный мальчик Кристхен – воспринял всё как данность, вот и расхлёбывает нынче… Странно, что он ещё не в опале. И в такой момент он вдруг начинает Дело…

Потом, пристально взглянув на Жанно светло-серыми глазами, граф проговорил:

– Как я понимаю, Кристоф послал вас курьером?

Лёвенштерн кивнул.

– В этом письме он просит дать вам ответ устно. С тем, чтобы вы, как его доверенное лицо, передали его ему. Неужели мой братик наконец-то научился доверять людям? – усмехнулся Карл. – Как вы смогли сблизиться с ним?

Жанно ответил как есть. И добавил, что не считает свои отношения с начальником хоть сколько-нибудь близкими.

– Милосердие и щедрость – что-то новенькое в Кристхене, – проговорил он не торопясь, – Впрочем, уроки пастора Брандта он всегда усваивал медленно. И через двадцать лет до него, наконец, дошёл их смысл. А пять лет спустя он понял, что упустил.

– Но каков же будет ваш ответ? – нетерпеливо спросил Жанно, отчего-то возмутившись взятым графом тоном.

– Передайте ему, что зря он не верит в дьявола. Нечистый существует. И нынче его искушает. Пусть сходит в кирху лишний раз – от него не убудет. И сообщите ещё Кристофу, чтобы перечитал «Макбета» и сделал соответствующие выводы, – и Карл порвал послание брата на мелкие кусочки.

– Спасибо вам большое, я поеду, – Жанно поклонился и захотел встать с места.

– А у вас нет ко мне никаких вопросов? – остановил его Ливен. – Раньше вы были пообщительнее, поразговорчивее. Неужели вы подражаете своему начальнику? Вам, кажется, не так мало лет, чтобы такое поведение было простительным.

В Жанно боролись два желания: одно заключалось в том, чтобы намёками, наводящими вопросами выяснить содержимое загадочного письма, которое, оказывается, имело такую важность, что ответ на него нельзя было даже доверить бумаге; другое – чтобы убраться восвояси от этого мрачного, худого человека, напоминающего, скорее, не пастора, а чернокнижника. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул, досчитал почему-то до двенадцати. Потом обратился к Карлу:

– Ваше Сиятельство, ваша манера говорить загадками меня интригует, – и он улыбнулся, чтобы его слова не выглядели осуждением. – Но имею ли я право задавать вопросы?

– Там же чёрным по белому было написано: «Подателю сего раскрыть суть дела при необходимости», – Карл позвонил и приказал служанке принести чай.

– Думаете, необходимость настала? – переспросил Жанно.

Его собеседник кивнул и, тонко улыбаясь, отвечал, загибая пальцы на руке:

– И вот почему. Вам самому стало интересно, почему я советую братику прочесть Шекспира, особенно зная, что до книг, а уж тем более до пьес тот небольшой охотник. Это раз. В этом письме вас назвали доверенным лицом. Это два. По-моему, резоны вполне веские. Давайте, спрашивайте меня, о чём хотели.

Жанно принял правила игры. Ему не хотелось говорить о «деле» в лоб. Тем более, этот хитрец начал бы снова водить его вокруг носа, запутывая всё ещё больше. Надо начать издалека. Пока он размышлял над началом разговора, Карл его опередил.

– Что вы слышали о польско-шведской войне? – спросил он, отхлебывая уже приготовленный и принесённый служанкой чай.

Жанно назвал даты.

– Вы знаете, что она велась вот за эту землю? – граф показал в окно, на лес, расстилавшийся внизу.

Лёвенштерн подтвердил и этот факт.

– У нас с Кристхеном был учитель, рассказывающий ужасы, сотворённые поляками-папистами со всеми, кто поддерживал шведов. Женщин жгли заживо на кострах. Мужчинам отрезали гениталии, чтобы ни один не смог плодиться в нашем краю. Маленьких детей жарили на вертелах, как поросят.

– Я всё это знаю, – тихо проговорил Лёвенштерн, помешивая в чашке кусковой сахар. – Какое отношение эти события имеют к современности? Польши уже нет на карте Европы.

– Судя по всему, она скоро появится. И захочет восстановить все утраченные земли, не исключая и Ливонии. Этот государь, находясь под влиянием поляков, отдаст им всю землю, какую они попросят, – Карл встал, скрестил руки на груди.

– Это ещё не точно, – Лёвенштерну вдруг показалось, что он и вправду беседует с безумцем.

– Всё равно. Вы же из Ригеманов фон Лёвенштернов? Должны знать, что одну из вашего рода – Софию-Леонору – сожгли на Домской площади в Риге. Перед гибелью она прокляла своих палачей, а потом война кончилась, – продолжал Карл. – За одну вашу фамилию я бы открыл все карты перед вами. Но кто знает – вдруг на вас повлияют паписты? Вдруг вы влюбитесь в польку?

Жанно покачал головой.

– Меня впечатлили рассказы нашего учителя, – Карл вновь задернул шторы. – Я поклялся отомстить. И мне довелось это сделать. Вот, – и он указал на саблю. – Меня в Риге звали героем. Мать мною гордилась. А весь мой героизм – убийство мальчишек за их ложные идеи. Те, кто вложил их им в головы, ещё ходят по земле.

– А теперь я спрошу вас прямо – как это касается дела, о котором шла речь в письме? – Лёвенштерн уже злился на красноречивость своего собеседника.

– Пока Остзейский край – часть России, его можно отдать хоть кому. Если он станет независимым королевством, это будет уже сложнее сделать… – граф усмехнулся. – Но вот я вам всё и объяснил, Иоганн-Вальтер-Германн-Александр Ригеман фон Лёвенштерн, – добавил он, глядя Жанно в глаза. – Моё мнение: Кристхен вспомнил о Деле слишком поздно. Пален гоняет чертей на своей мызе. Самым влиятельным балтом при власти остался он сам. Но в моём брате нет задатков временщика. Как там в «Макбете»: «Ты жаждешь сильно… Но жаждешь свято». А мой брат всегда хотел многого, но не имел достаточной злости, чтобы получить всё сразу. Когда возник шанс – ему, видите ли, стало страшно. Но, впрочем, у него ещё есть возможность войти в историю. Пусть доверяет своей жене – вашей троюродной сестре, кажется?

При упоминании о Доротее Лёвенштерн слегка покраснел и молча кивнул. Потом, опустив голову, проговорил недоумённым тоном:

– Вы хотите независимого королевства Ливонского, подобно тому, как раньше было герцогство Курляндское. Но… как же? И возможно ли? Сказки какие-то.

– Я прожил на этом свете почти сорок лет и могу сказать, что сказки чаще всего основаны на реальных событиях, – Ливен облокотился на подоконник. – И у меня был учитель – не герр Брандт, а другой, о, совсем другой, и много позже достопочтенного пастора – который говорил, что возможно даже самое невероятное.

– Но ведь это очень рискованно. Отделяться, устраивать восстание, – у Жанно голова шла кругом, всё происходящее казалось абсолютно нереальным, а слова Карла – сущим бредом. О чём он? Неужели его младший брат, такой трезвомыслящий, тоже во всём этом участвует? Не может такого быть!

– Сразу видно, что в ваших жилах течет горячая итальянская кровь, – граф как-то хищно, по-волчьи, улыбнулся. – Всё-то вам мерещатся восстания, кровопролитье без конца. Мы, балты, умеем ждать – столько, сколько нужно. И умеем быть жестокими к врагам.

…Они сидели ещё долго, и Лёвенштерн сам не понимал, почему он не может просто взять и уйти от этого человека. Они ещё и пили. И в Карле, как и в Кристофе с Иоганном, было это странное свойство – некая душевная «цепкость». Но, в отличие от младших братьев, Карл фон Ливен говорить любил. И выудил из Лёвенштерна все, что тот мог рассказать. И сам не остался в долгу, поделившись своими воспоминаниями. Графу было что поведать, особенно про войну. И про дуэли – он во время оно прекрасно фехтовал и сам учил ныне своего старшего сына Андреаса основным приемам.

– Я раньше считал, что это глупый обычай – готовить всех сыновей до единого в офицеры. Если кто хилый или чахоточный – то ладно, в дипломаты, – говорил Ливен-старший, – Но ныне думаю, что дворянин – и, тем более, остзейский дворянин, – должен владеть всеми видами оружия.

– Медицина – тоже полезный навык, – добавил барон. – Мне пригодился. Вот, – и он продемонстрировал давешний шрам от дуэли на руке. – Зашивал сам.

– С кем дрались? – поинтересовался Карл.

– С папистом, – усмехнулся Жанно.

За окном уже погас закат, когда они перешли к военным воспоминаниям.

– Под Аккерманом был лютый п-дец, – последнее слово граф проговорил по-русски. – Я чудом вышел живым из четырёх дел, и всё для того, чтобы потом чуть не сдохнуть от лихорадки. Там все этим болели – гиблые места, болота и гниль.

– Так всегда – от пуль и ядер ещё спрячешься, а зараза обязательно настигнет, – согласился Лёвенштерн.

– Потом – Финляндия. Это братоубийство. Вы знаете, что Ливены были сподвижниками Карла Двенадцатого? Забавно, что на шведскую войну матушка Екатерина предпочитала отправлять остзейцев. И только остзейцев. Вроде наказания.