Бардо

– Кто?

– Не важно. Какая разница? Ее просто нет, и все, и я не знаю, где она.

– Ну тише-тише. Успокойся.

– Ты не знаешь, каково это.

Губы Романа дрожат. Морщинится Романова кожа, кривится. По ней слезки кап-кап из красно-замученных Романовых глаз. Лена подается к нему. Силуэт неспокоен. Романовы руки трясутся Романа бледными пальцами. Она их хватает, сжимает потуже запястья Романа. Романовы кисти дрыг-дрыг, ее пальцы скользят к ним повыше. Прилив. Истерика тучится в нем, набухает бессознательной искрой. Он не дается. Ее ладони сжимают Романовы кисти и кости. Теплей. Обволак. И крепче-нежней. Обволак-обволак-обволакивают. Теплее, нежнее. Его кисти в ее. Его кисти в ее. Ее кисти в его. Ладонями словно лелеющий ландыш. В ласковой хватке Лены ладоней согрета и поймана легкая ласточка. Но ласточка стонет, и плачет, и бьется о мокрые стенки ладоней. Роман неспокоен.

Дергаясь резко то вверх-вверх, то вниз-вниз, его голова повисает. Пытаясь поймать, ладони бросают дрожащие кисти. Лены ладони хватают Романа горящие, влажные щеки. Его голова тяжела и разнуздана, валится. Лены ручонка скорей подпира-подпира-подпирает Романов затылок. И крепче, и крепче, и крепче, нежнее. Но голова его все тяжела и разнуздана, плачет и валится. Ручонка слегка побивает по щечкам. Ну что ты? Ну что ты? Ну что ты? И глядят, бездыханно сверкая, Лены глаза в заблудшие, красные, потеря-потеря-потерянные Романа глаза. Ее губки припухли, его – напряглись. И шепчут, и шепчут, и шепчут потерянным шепотом: Вера…Вер…Вера…Вер…Вера…Вернись.

ее губки припухли.

ее боль далеко.

его слезки струятся.

и настежь окно.

сосочки припухли.

совсем далеко.

он плачет и плачет, а ей

хорошо.

Он шепчет и плачет, зажат меж ладонями. Ее руки кладут его. Ее руки крадут его. Простынь промокла.

Подушка, подушке. Помягче, поуже. Головку – подушке. Он будто простужен. И теснятся в глазницах лица потолка потеря-потеря-потерянные глаза Романа.

ее боль далеко, а колено его,

а колено его

прямо меж ее ног,

колено так близко, нескромно проникло,

ютилось и грелось, дрожа, прямо меж ее ног,

то нежно, то резко и грубо колено подерг-и-подерг-и-подергивалось,

щекоча и давя, обдавая и гладя, подерг-и-подерг-и-подергивалось

прямо меж ее ног.

Его слезки, кап-кап, перестали кап-кап. Он лежит, успокоен. Разбит на подушке. Глядит в потолок, как в пропадину ног. Грудь все вздымается, тяжко дыша. И Лена на нем замирает, глядя на потеря-потеря-потерянные глаза Романа.

и вот, ее руки, потея, отважно скользят по нему,

и пониже, под майку, и щупают торс.

она прижимается крепко к груди.

каждый вздох,

каждых дёрг,

каждый он.

Она хочет его.

Она хочет его, очень хочет его, очень хочет его, пока боль далеко. Его запах и сердце, что гулко страдает, побивают и ее стенки сердца. Роман в ее венах.

по вене,

по вене,

по вене,

вся Лена обмотана венами,

и в каждой из вен течет он.

губки дышат и пухнут,

и пухнут сосками.

ее руки спускаются ниже.

ей не хватает,

ей не хватает,

ей не хватает его потеря-потеря-потерянных глаз

в ее глазах.

Лена спускается ниже. Поближе к нему, к теплоте. Ей тепло. Не сейчас. Нет, сейчас. Каждый вдох, каждый выдох. Слезки кап-кап. Кап-кап пот. Кап-кап твердо, решительно, нужно, сейчас у нее между ног. Скользко. Скользит, раздеваясь. Раздета. И к телу. Прижаться. Потуже. Поуже. Поближе. Прости мне.

Недвижим. Уснул? Или нет? Заметит? Мне можно? А в той голове скребется все то же:

Нет ничего красивей тебя. Зачем же? Зачем? Темнота. Ты ушла. Никогда-никогда-никогда. Я приеду. Я еду. Я скоро. Тебя. Темнота. И нет ничего у меня. Так люблю. Тебя. Я.

Содрогаясь от страсти, руки, все снять с него, снять с него все. Ширинка и пальцы. Надо снять все.

Останься. Прильни ко мне. Ближе. Скажи мне. Мне страшно. Одна ты? Одна? Обними меня. Я… Темнота.