Мужчина наконец извлек закончивший свое дело член. Спустя мгновение струйка клейкой спермы протянулась из вульвы и небольшой белой лужицей разлилась по простыне.
Аня с наслаждением откинулась на подушку и закрыла глаза. В следующей раз она открыла их, лежа в своем номере апарт-отеля, очередным прекрасным, солнечным зимним утром.
Глава 16
В кабинете на втором этаже было жарко и душно. Мысли путались, мешались и теряли ориентацию в этой духоте. Они то и дело норовили спрятаться друг другу за спину, смешаться с окружением, пропасть или вовсе раствориться в голове.
Эрик запустил пальцы себе в волосы и сильно помассировал голову, пытаясь сосредоточиться на пустяковой, в общем-то, задаче. Только вот невыносимая жара никак не давала этого сделать. Он резко повернулся на кресле, поднялся и распахнул настежь окно. В кабинет дохнуло морозным уличным воздухом, разом перехватило дыхание. Однако уже после второго вздоха Эрик совладал с суровым ледяным воздухом и теперь жадно втягивал в себя его массы одновременно и носом, и ртом. Грудь его высоко вздымалась и опускалась. Казалось, молодой человек никак не мог надышаться, а горячую грудь и лицо, которые пошли от жары красными пятнами, не мог охладить даже звенящий свежестью студеный сибирский воздух.
После того как Эрик проснулся, подавляющее большинство своих действий он делал в прострации на полном автомате. Как только он открыл глаза, разбуженный пиликанием телефонного будильника, он сразу принялся вспоминать, что именно было не так и в чем подвох. В том, что подвох этот непременно есть, Эрик не сомневался ни секунды. Он лежал в своей кровати, пялился невидящим расфокусированным взором в потолок и упрямо своим едва отошедшим ото сна мозгом пытался понять, что же не так. Каждому знакомо это чувство. Вы словно ощущаете это в ментальном своем теле, душе, если угодно. Скажем проще: вы ощущаете это в себе, некую иглу или занозу. Эта заноза пульсирует и ноет в вашем сознании, доставляет дискомфорт, но вы не понимаете, что же это впилось сейчас в вас, в чем причина и почему это не позволяет вам жить спокойно. И нет бы смириться и отпустить это гнетущее чувство, сфокусироваться на чем-нибудь приятном и вспомнить наконец, что в жизни все по-прежнему вполне сносно, а если вдуматься, то очень даже хорошо, а если подумать еще лучше, то просто чудесно. Но нет! Человек бросает все свое внимание, волю и концентрацию, чтобы локализовать эту наглую пульсирующую занозу, вынуть ее из себя, а затем долго и пристально рассмотреть во всех подробностях. Подвергнуть изучению каждую ее грань и малейшую шероховатость. Наблюдать, как по этим неровностям стекает слезами кровь твоей души. И все изучать ее и изучать, во всех ракурсах рассматривая этого возмутителя спокойствия. До тех пор, пока не становится ясно, что ты держишь и вертишь в руках никакую не занозу или иголку, а кусок собственной души, вырванной твоими же пальцами. В поисках мнимого несовершенства ты нашел еле заметную неровность, подцепил ее, расковырял и вырвал с корнем. Хотя мог бы просто не обращать внимания и спокойно жить дальше. И теперь, разумеется, в твоем более или менее целостном до этого, зажившем после последнего самокопания панцире зияет очередная кровавая трещина.
Иногда извлеченное таким образом из самого себя «несовершенство» не дает жить целыми днями. И ведь никто, как правило, не задумывается, что, быть может, природа неслучайно заставляет нас с таким трудом вычленять причину наших терзаний? Что раз она так глубока и неочевидна, то в таком случае, быть может, она и не стоит нашего внимания? Но нет! Человек призывает на помощь весь свой анализ, всю свою память и логику, с их помощью находит эту крохотную часть себя и начинает вытягивать. И, вытягивая, на остриё этой тонкой и маленькой иголки невольно наматывает целое веретено перепутанных между собой чувств и мыслей. Они цепляются друг за друга, вытягивая за собой из души все новые и новые переплетения. А склонный к негативизму человек, естественно, смотрит на распускающуюся по ниткам душу и сквозь открывшуюся брешь видит, но в подавляющей массе дорисовывает, все масштабы своей никчёмности.
Так и сейчас Эрик, вместо того чтобы проигнорировать укол тревожности, списав это на поганую природу вечно недовольного чем-то человека, вместо того чтобы встать и пойти заниматься привычными утренними делами, лежит и думает. Думает и ищет, в чем же дело, ведь он чувствует – что-то совсем не так.
Из памяти вдруг стерлись разом все приятные переживания вчерашнего дня. Стерлась красивая блондинка, случайно встреченная им в кафе, приятный флирт и разговор с ней. Потом то, как они вместе гуляли по городу, заблудившись в трех соснах как два дегенерата в поисках кинотеатра. И как промелькнула между ними искра, мгновенно переросшая в бушующий огненный шторм, поглощая и питаясь одиночеством двух молодых людей.
Все это Эрик не желал помнить, и все мысли его сейчас занимал поиск той самой занозы, которую объявил таковой его мозг, видимо, истосковавшийся по очередной дозе негатива. И Эрик сейчас нашел очень банальную и такую же глупую причину, из-за которой насторожился: он просто не верил в то, что так бывает. Или что может быть настолько хорошо в один обычный вечер.
Но не стоит слишком сильно придираться к Эрику. Дело в том, что карма снова расставила все на свои места, и Линдгаард, до этого изменяя чужие судьбы, наделенный силой внедряться в чужие миры, теперь испытал такое же внедрение на собственной шкуре. И ему бы, наоборот, стоило задуматься о том, насколько же сильно на самом деле ему повезло! На него не рушились своды подземных тоннелей, его не убивали и не волокли по холодному бетону. Его даже не заставляли испытывать то удручающее чувство, когда кажется, и весьма небезосновательно, что весь мир против тебя. Что как будто стали разом реальны все те сюжеты из ТВ-передач про паранормальное и сверхъестественное, над которыми ты столько раз насмехался за ужином. И прямо сейчас все эти вещи разрушают твою самую что ни на есть реальную жизнь и твои, да-да, именно твои цели! Да, еще раз: именно твои, а не чьи-то из телевизора. А ты в это время даже поверить в это не можешь, потому что не можешь себе разрешить в это поверить. Ведь ты же нормальный человек, который всю жизнь прожил, укореняя себя в повседневности и абсолютной обыденности этого мира.
Так что, можно сказать, карма только что обошлась с Эриком очень деликатно и даже с любовью, что вообще-то ей не свойственно.
С осознанностью зомби чистя зубы и после готовя подобие завтрака, Эрик постепенно приходил к тем же самым мыслям. А именно: если он может видеть такие сны, то почему бы не предположить, что другие люди тоже могут их видеть? А раз так и другие люди становились героями его снов, то почему бы и ему не стать таким же марионеточным героем в мире, подконтрольном чужому сознанию?
И вот тогда-то, уже на работе, от осознания этой возможности Эрику и стало очень жарко. Невыносимо жарко. Прохлады в мире оставалось только на то, чтобы дышать. Для того чтобы вдыхать воздух, который, казалось, тоже был очень горяч. И что еще буквально пару градусов добавь тому воздуху – и он воспламенил и сжег бы твои легкие дочерна.
И сейчас он стоял перед распахнутым настежь окном и пытался остудить нутро, изо всей силы вдыхая и выдыхая. Но поскольку пожар в груди Эрика горел и питался никаким не воздухом, а его собственной психической энергией, средства для его тушения искать стоило там же. Где-то в голове или в душе. Проще говоря, внутри.
Поэтому Эрик обратился внутрь себя. Он как бы посмотрел с третьей стороны на себя и на проблему. Этот прием, он читал, называется «метапозиция». Посмотрел и вдруг понял, что проблемы никакой и нет. Был только он, а проблема – это не более чем тень химеры, фантазм, живший лишь у него в душе. Но химер не существует. Человек придумал их сам себе, причем очень давно.
И о чудо! Как только это дошло до него, Эрик почувствовал, как в его кабинете на самом деле стало люто, нестерпимо холодно!
Окончательно прийти в себя помог веселый переливчатый сигнал внутреннего селектора. Эрик быстро закрыл оконную раму, повернулся и нажал на кнопку приема вызова. На дисплее высвечивался внутренний номер гендиректора.
– Слушаю, Андрей Геннадиевич! – как можно бодрее ответил Эрик.
– Эрик, зайди. Срочно.
– Уже иду, Андрей Геннадиевич, – ответил Линдгаард и нажал на селекторе на «отбой».
Спускаясь по лестнице на первый этаж, Эрик раздумывал, что же могло так резко понадобиться от него шефу, и тем более срочно. Быстро перебрав в голове все более или менее важные дела за последние две недели и не найдя там никаких заметных косяков, Эрик приободрился и, подойдя к двери в кабинет начальника, уверенно переступил порог.
– Здравия желаю, Андрей Геннадиевич! – придавая голосу исполнительскую веселость, начал Линдгаард. – Что же у нас такого срочного случилось? Я весь заинтригован, ведь, насколько я знаю, дела у нас идут довольно неплохо.
– Да, ты прав, Эрик. И они в скором времени могут стать еще лучше. Поэтому я тебя и позвал, собственно.
– Тогда, Андрей Геннадиевич, я весь внимание!
– Дело в том, Эрик, что на Камчатке сейчас готовится масштабный, амбициозный и прямо небывалых до этого масштабов проект по глубинному изучению земных недр. Это очень смелый государственный проект. Если в двух словах, то хотят пробурить глубокую скважину фактически у подножья нашей камчатской Ключевской Сопки. Скважину планируют провести очень близко от жерла вулкана. И после этого хотят спустить специальную телеметрию: зонды это будут или каротаж какой, не суть. Но вот хотят они что-то там прописать и зарегистрировать. И для того чтобы по пути все это хозяйство у них не сгорело, нужно хорошее заканчивание ствола. И так случилось, что наше оборудование, ты знаешь, как раз является лидером на рынке, на российском уж точно, по термозащищенности и способности выдерживать крайне высокие температуры.
– Понимаю, – сказал Эрик, – вам нужно, чтобы я подготовил тендерную документацию на конкурс?
– Да, Эрик. Но это, по сути, просто формальность. Я разговаривал с представителем «Роснедр». Все там хорошо осведомлены о состоянии дел на рынке и прекрасно знают о том, что в России у нас конкурентов нет. Зарубежные аналоги использовать не хотят, так как сверху ясно дали понять, что проект этот должен быть осуществлен с привлечением исключительно внутренних разработок и продукта. Так что… Да, ты подготовь коммерческое предложение, отправим куда следует. Все-таки порядок соблюдать нужно, – и Андрей Геннадиевич победно с веселой заговорщической хитрецой посмотрел на Эрика.
– Что ж, это и впрямь хорошие новости! – в тон начальнику ответил Эрик. – Растем, Андрей Геннадиевич!
– Это точно, дорогой, это точно!
– Однако есть еще кое-что, – после недолгой паузы продолжил директор, – я хочу, чтобы ты был нашим представителем там, на объекте. Я просто не вижу, кого можно было бы отправить еще. У тебя ведь из руководства самый богатый полевой опыт, соответственно, и оборудование ты знаешь, как никто другой.
– Я Вас понял, Андрей Геннадиевич, – отвечал Эрик, – все сделаем в лучшем виде и с удовольствием!
– Ну, вот и славно! Все, тогда больше не задерживаю. Все, что нужно для тендера, тебе на почту девочки скинут.
– Ладно, тогда я пошел. На связи в любое время! – Эрик поднял вверх руку с открытой ладонью в прощальном жесте, после чего вышел за дверь.
***
Описывать, как господин Эрик Линдгаард занимался делегированием полномочий по подготовке тендерной документации для участия в конкурсе, который, по сути, уже был выигран, нет никакого смысла.
Гораздо интереснее перенестись на несколько часов позднее и вообще в другое полушарие. На полушарии этом основными представителями суши были два больших материка, связанные между собой узкой перемычкой. А на восточном побережье северного материка в ночных огнях утопал огромный город, крыши домов которого иногда, в пасмурную погоду, пронзали низко висящие облака острыми шпилями.
В одном из самых высоких таких домов-небоскребов в полумраке зала для совещаний с большим столом с атласной, лакированной до блеска поверхностью, переливчатым светом из-под потолка проектор изливал на белую штору световой конус. Падая на штору, тот рождал картинки и образы, слайдами сменяющие друг друга. Последняя презентация была продемонстрирована уважаемой публике, и теперь проектор прогонял ее без звука бог знает по какому кругу. Отсветы с проектора красиво отражались от шкафов со стеклянными каркасами и дверками, от хрустальных ваз и скульптур, зажигая в комнате радужную волшебную иллюминацию.
В центре комнаты на ночные огни города, повернувшись спиной к столу, смотрел человек в дорогом атласном классическом костюме. Он был немолод, зачесанные назад непонятного цвета волосы редели под напором намечающейся лысины. Человек был в элегантных, тонкой оправы из светлого металла очках. Одну руку он сложил на груди, а локоть другой со стаканом янтарного цвета жидкости поставил на кисть той руки, сложенной в кулак. Такая поза позволяла ему время от времени пригублять свой напиток, оставлявший щедрые жирные разводы на стенках стакана.
Даже не особо сведущий в психологии наблюдатель, такой как, например, мы с вами, мог бы с большой долей уверенности сказать, что, несмотря на уверенность и плавность в жестах и позе, человек этот чего-то ждал. И поскольку, чтобы потягивать дорогой алкоголь из дорогих стаканов на вершине самых высоких башен нашего мира, нужно, помимо многих других качеств, обладать умением ждать, то и наш герой дождался того, чего хотел.
Внезапно тишину комнаты нарушило вдруг взявшееся из ниоткуда шипение. Услышав это резкое вмешательство в тишину, можно было испугаться, но затем вспомнить, что, вероятно, это просто заработали многочисленные невидимые динамики, вмонтированные в стены, и тут же успокоиться. Услышав этот треск, человек у окна встрепенулся – видно было, что он наконец-то дождался, чего хотел, одним махом осушил стакан, развернулся и сел в дорогое кожаное кресло на колесиках ровно посередине стола.
– Замля-04 на связи. Слушаю вас, куратор.
Из динамиков еще немного пошипело. То ли реплике, чтобы преодолеть колоссальные расстояния, требовалось время, то ли просто на другом конце выдерживали драматичную статусную паузу, однако спустя несколько мгновений голос ответил:
– И вам привет, четверка. Что нового, интересного?
Голос если и был искажен, то совсем немного, и связь вполне можно было назвать хорошей.
– Куратор, я бы сказал, нет ничего особенного, достойного Вашего внимания, – после недолгой паузы мужчина продолжал. – За исключением, пожалуй, одного.
– Что же это? Вы рассказывайте, а о полезности этого или бесполезности мы уж выводы сделаем сами.
– Русские затевают один смелый эксперимент. Об этом говорит сейчас весь мир. Эксперимент этот должен послужить науке, как кажется на первый взгляд, но вот для чего он на самом деле задуман, зная русских, остается только догадываться, – он немного помолчал и добавил: – Ну и, конечно же, мы не спускаем с них глаз.
– Все никак ума не приложу, – перебил рассказчика голос из динамиков, – я уже не первую сотню лет курирую Землю, но так до конца и не понимаю, почему большинство населения планеты так их не любят?.. Не любят или боятся… Я немного разбираюсь в вашей истории и не сказал бы, что они сделали больше всех ужасного для объяснения такой нелюбви.
– Вы прониклись проблемой как землянин, куратор, – весело фыркнув, ответил мужчина, – и, думаю, вы правы: если подумать, то объективных причин для этого вроде бы и нет. Но вот факт, как вы опять же совершенно точно отметили, налицо. Русских никто не любит. Лично я думаю, что все банально: они просто непонятны большинству цивилизованного мира. Имея так много: как данных природой ресурсов, так и внутреннего потенциала своего народа, – настолько безалаберно все это растрачивать. Ну, согласитесь, как такое можно понять? Зато, когда прижмет, эти русские всю жизнь выходили и выходят из любой передряги сухими из воды! А это, знаете ли, помимо непонимания, вызывает уже настоящую зависть и чувство несправедливости! Вот и спрашивается: ну зачем на планете в геополитической игре такая абсолютно непрогнозируемая нация, способная выкинуть что угодно и любое тщательно планируемое предприятие перевернуть с ног на голову? Вот поэтому, я думаю, и старается весь остальной развитый мир держать этих русских в ежовых рукавицах, насколько это возможно. Извините, куратор, Вам, кстати, знакомо это выражение?